Леманн-Вилленброк, Генрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих Леманн-Вилленброк
Прозвище

Recke (с нем. — Богатырь)

Дата рождения

11 декабря 1911(1911-12-11)

Место рождения

Бремен, Германская империя

Дата смерти

18 апреля 1986(1986-04-18) (74 года)

Место смерти

Бремен, Германия

Принадлежность

Веймарская республика Веймарская республика (до 1933)
Третий рейх Третий рейх

Род войск

Рейхсмарине
Кригсмарине

Годы службы

1931—1945

Звание

фрегаттенкапитан

Часть

учебный парусник "Хорст Вессель"
крейсер "Карлсруэ"
7-я флотилия
9-я флотилия
11-я флотилия

Командовал

U-8, 14.10.1939 — 30.11.1939
U-5, 05.12.1939 — 11.08.1940
U-96, 14.09.1940 — 01.04.1942
9-я флотилия
01.04.1942 — 02.09.1944
U-256, 02.09.1944 — 18.10.1944
11-я флотилия
декабрь 1944 — май 1945

Сражения/войны

Вторая мировая война

Награды и премии
В отставке

капитан торгового флота

Ге́нрих Ле́манн-Ви́лленброк (нем. Heinrich Lehmann-Willenbrock, 11 декабря 1911, Бремен — 18 апреля 1986, там же) — немецкий офицер-подводник времён Второй мировой войны, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, фрегаттен-капитан[1], один из самых результативных командиров-подводников во Второй мировой войне, знаменит в основном как командир U-96, описанной в романе «Das Boot» и одноимённом фильме.





Биография

Генрих Леманн-Вилленброк родился в Бремене в 1911 году. В 1931 году в звании морского кадета Генрих вошёл в состав рейхсмарине, где проходил службу на лёгком крейсере «Карлсруэ» и учебном паруснике «Хорст Вессель», пока в апреле 1939 года не был переведён во Флотилию подводных лодок. После службы вахтенным офицером на «каноэ» U-8 типа IIB Леманн-Вилленброк получил звание капитан-лейтенанта и в декабре 1939 года вступил в должность командира такой же малой U-5 типа IIA.

Первый поход, продлившийся 15 суток и закончившийся безрезультатно, Леманн-Вилленброк совершил во время операции «Хартмут» по вторжению германских войск в Норвегию. После возвращения из похода он получил под своё командование только что построенную среднюю лодку U-96 типа VIIC. После трёхмесячной подготовки и обучения экипажа U-96 под командованием Генриха Леманна-Вилленброка начала совершать боевые походы в Атлантику. Только за первые три похода были потоплены суда суммарным водоизмещением 125 580 брт. В марте 1942 года Леманн-Вилленброк покинул U-96 и принял командование 9-й флотилией кригсмарине, базировавшейся в Бресте. В марте 1943 года получил звание корветтенкапитана. В сентябре 1944 года принял командование U-256 и 23 октября перевёл её в Берген, Норвегия. 1 декабря 1944 года получил звание фрегаттен-капитана[1], тогда же, в декабре, принял командование над базировавшейся в Бергене 11-й флотилией подводных лодок кригсмарине и пробыл на этом посту до окончания войны. После года в лагере для военнопленных Леманн-Вилленброк с мая 1946 года занимался разделкой на металл затопленных в Рейне кораблей. В 1948 году вместе с тремя товарищами построил парусник «Магеллан», после чего они вчетвером пересекли Атлантику и достигли Буэнос-Айреса, где приняли участие в регате.

Леманн-Вилленброк ходил капитаном на торговых судах. В марте 1959 года, в должности капитана транспорта «Инга Бастиан», Леманн-Вилленброк со своим экипажем спас 57 моряков с горящего бразильского судна «Комманданте Лира». В 1969 году он стал капитаном единственного германского атомного корабля — исследовательского судна «Отто Ган» и пробыл в этой должности более десяти лет.

За выдающуюся послевоенную службу он был в 1974 году награждён Федеральным Крестом Почёта на ленте (Bundesverdienstkreuz am Bande)[2]. Долгие годы Леманн-Вилленброк был главой Общества подводников Бремена (U-Bootskameradschaft Bremen), его имя общество носит до сих пор.

В 1981 году Вилленброк выступил в роли советника при съёмках фильма «Das Boot» о походе своей U-96. Впоследствии вернулся в родной Бремен, где и умер в 1986 году в возрасте 74 года.

Боевые результаты

  • С декабря 1940 года по октябрь 1944 года 9 боевых походов суммарной продолжительностью 326 дней.
  • Потоплено 24 судна суммарным водоизмещением 170 237 брт, повреждено 2 судна (15 864 брт), ещё одно судно (8 888 брт) было повреждено и не восстанавливалось.

Награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Леманн-Вилленброк, Генрих"

Примечания

  1. 1 2 [uboat.net/men/willenbrock.htm Fregattenkapitän Heinrich Lehmann-Willenbrock — German U-boat Commanders of WWII — uboat.net]
  2. [www.friends-amis.org/pdf/RP4_UBoats.pdf The Friends of the Canadian War Museum]
  3. [books.google.com/books/about/Members_of_the_Order_of_Merit_of_the_Fed.html?id=ZDQzSgAACAAJ Members of the Order of Merit of the Federal Republic of Germany, Nicolae Ceausescu]

Ссылки

  • [uboat.net/men/willenbrock.htm Uboat.net]. The Men – Heinrich Lehmann-Willenbrock. Проверено 17 августа 2009. [www.webcitation.org/66MT59br0 Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Леманн-Вилленброк, Генрих

– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.