Леман, Эрнст Крисланович

Эрнст Крисланович Леман
Дата рождения	1894(1894)
Место рождения	Российская империя
Дата смерти	17 декабря 1917(1917-12-17)
Место смерти	Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Императорский военно-воздушный флот
Годы службы	1914 — 1917
Звание	Прапорщик
Часть	19-й Корпусный авиаотряд
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии

Эрнст Крисланович Леман — российский военный лётчик, ас истребительной авиации Первой мировой войны.

Биография

Эрнст Леман родился в 1894 году на территории Литвы. 14 ноября 1914 года Эррнст добровольцем вступил в русскую императорскую армию, откуда в 1916 году добился перевода в авиацию. Свой первый полёт, в составе 19-го Корпусного авиационного отряда, Леман совершил на Nieuportе 29 июня 1916 года.

Первую победу в воздушном бою Леман одержал в мае 1917 года: немецкий Hansa-Brandenburg C.I был сбит 6 мая (при участии трёх пилотов отряда, среди которых были капитаны Александр Казаков и Павел Аргеев). Спустя четыре дня (10 мая) сбил еще один самолёт противника. За боевые отличия Эрнст Леман получил чин прапорщика Российского Императорского военно-воздушного флота. 26 сентября 1917 года, после своей 5-й победы (последней, на счету Лемана 5 сбитых самолётов), Леман попал в госпиталь, где находился в течение месяца (там же женился на сестре милосердия Лидии Виленской).

Леман вернулся к службе 22 ноября 1917 года. Разложение армии после Октябрьской революции коснулось и 19-го авиаотряда. Согласно официальной версии Леман не выдержал требований снять офицерские погоны и при попытке самоубийства ранил себя в голову и скончался примерно через два часа.

Награды

• Орден Святого Георгия 4-й степени
• Георгиевский крест 4-й степени
• Орден Святой Анны 4-й степени
• Орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом

Ссылки

• [www.theaerodrome.com/aces/russia/leman.php Ernst Leman] (англ.) на сайте [www.theaerodrome.com/index.php The Aerodrome (Aces and Aircraft of World War I)].

Отрывок, характеризующий Леман, Эрнст Крисланович

– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.