Лемке, Лев Исаакович
Лев Лемке | |
Имя при рождении: |
Лев Исаакович Лемке |
---|---|
Гражданство: | |
Профессия: | |
Карьера: |
1959—1996 |
Награды: |
Лев Исаа́кович Ле́мке (25 августа 1931 — 4 августа 1996, Санкт-Петербург) — советский и российский актёр театра и кино, заслуженный артист РСФСР.
Содержание
Биография
Лев Исаакович Лемке родился 25 августа 1931 года.
Окончил Театральное училище в Днепропетровске в 1959 году, затем работал в Московском Новом театре миниатюр, играл небольшие хара́ктерные роли. В 1962 году актёр переехал в Ленинград и начал работать в Ленинградском театре комедии, став вскоре ведущим артистом труппы. Лев Лемке больше был известен своими сценическими работами, кроме того, он выступал с поэтическими вечерами, участвовал в выездных концертах, занимался также постановочной деятельностью.
Умер Лев Лемке 4 августа 1996 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Серафимовском кладбище.
Женой Льва Лемке была диктор Ленинградского телевидения Валентина Владимировна Дроздовская.
Фильмография
- 1962 — Черёмушки — сосед
- 1963 — Крепостная актриса — Франсуа, балетмейстер и дирижёр
- 1964 — Поезд милосердия — интендант санитарного поезда
- 1965 — Город мастеров — герцог де Маликорн
- 1965 — Страх и отчаяние в Третьей империи — Образ Автора
- 1966 — Сегодня — новый аттракцион — корреспондент «Вечернего Ленинграда»
- 1966 — 12 стульев (телеспектакль) — Ляпис-Трубецкой
- 1967 — Два билета на дневной сеанс — ассистент Блинова
- 1968 — Старая, старая сказка — Тонкий
- 1969 — Воскресение в понедельник — Семен Данилович Петухов
- 1970 — Карнавал — Ёркин
- 1970 — Обратной дороги нет — Соломон Беркович
- 1971 — Красный дипломат. Страницы жизни Леонида Красина
- 1971 — Шутите? — Сергей Кузьмич
- 1972 — Карнавал — Ёркин, знаменитый сыщик
- 1972 — Двенадцать месяцев — восточный посол
- 1972 — Последние дни Помпеи — Семён Семёнович Казак
- 1973 — Новые приключения Дони и Микки (Операция «Бегемот») — жулик по кличке «Профессор»
- 1973 — Сломанная подкова — Номер Девять, фискал
- 1974 — Агония — журналист Натансон
- 1974 — Блокада — Зальцман, директор завода Кирова
- 1974 — Царевич Проша — наёмный убийца герцога Дердидаса
- 1975 — Полковник в отставке — учитель, отец Анатолия
- 1976 — Марк Твен против… — Джо Гудмен, редактор газеты «Энтерпрайз» в Вирджинии
- 1977 — Вторая попытка Виктора Крохина — Игорь Васильевич, сосед Крохиных по коммуналке
- 1977 — Золотая мина — Илья Дроздовский, владелец бывшей дачи Бруновых
- 1978 — Захудалое королевство — король Антонин Маттей
- 1979 — Трое в лодке, не считая собаки — старичок со слуховым рожком
- 1980 — Ленинградцы, дети мои… — Наум Маркович, работник детского эвакопункта
- 1981 — Опасный возраст — врач-отоларинголог
- 1984 — Аплодисменты, аплодисменты… — помощник режиссёра
- 1984 — Женщина и четверо её мужчин
- 1985 — В. Давыдов и Голиаф — врач здравпункта
- 1985 — Подвиг Одессы — дядя Илья
- 1986 — Красная стрела — снабженец завода
- 1986 — Левша — министр Кисельвроде
- 1986 — Михайло Ломоносов (фильм третий: «Во славу Отечества») — инспектор гимназии
- 1988 — Эсперанса — Л. Д. Троцкий
- 1990 — Анекдоты — «Сталин» (пациент психиатрической клиники)
- 1990 — Блуждающие звёзды — Шолом-Меер Муравчик
- 1990 — Враг народа — Бухарин — Л. Д. Троцкий
- 1991 — Гений — профессор Натансон, специалист по радио- и видеоаппаратуре
- 1991 — Джокер — Лейб со Старого рынка, фотограф
- 1991 — Рогоносец — врач-психиатр
- 1991 — Скандальное происшествие
- 1993 — Кодекс молчания-2: След чёрной рыбы
Озвучивание
- 1968 (фильм дублирован на русский язык в 1977 году) — Жандарм женится (Франция-Италия) — Людовик Крюшо (Луи де Фюнес)
- 1971 — Май-мастеровой, необыкновенная машина и король-вояка (мультфильм)
- 1980 — Жизнь и приключения четырёх друзей — овчарка Фрам, эрдель Бубрик, дворняжка Тошка и кот Светофор
- 1984 — По щучьему велению (мультфильм)
Театральные роли
В Ленинградском театре комедии
- 1959 — «Трагик поневоле» А. П. Чехов. Реж.: Николай Акимов — Толкачев
- 1966 — «Свадьба Кречинского» А. В. Сухово-Кобылина. Реж.: Николай Акимов — Расплюев
- 1970 — «Село Степанчиково и его обитатели», Ф. М. Достоевского. Реж.: Вадим Голиков — Фома Опискин
- 1972 — «Тележка с яблоками» Б. Шоу. Реж.: Вадим Голиков — Премьер-министр Протей
- 1974 — «Концерт для…» М. Жванецкого. Реж.: Михаил Левитин — Виолончель
- 1980 (1981?) ― «Незнакомец», Л. Г. Зорин, реж.: Роман Виктюк — Лалаев
- 1983 — «Льстец» К. Гольдони. Реж.: Роман Виктюк
- 1992 ― «Ромул Великий», Ф. Дюрренматта. Реж.: Лев Стукалов
- 19?? ― «Призраки. Импровизации на тему…», Б. Брехта. Реж.: Валерий Саруханов
В других театрах
- «МэНээСы», С. Злотникова — Театр эстрады
- «Эдипов комплекс» — Театр «Мимигранты»
- 1988 — «Дракон» Е. Шварца. Реж.: Г. Егоров — Бургомистр — Театр имени Ленинского комсомола, Ленинград
- 1990 — «Мастер-класс» Д. Поунэлла. Реж.: Вячеслав Гвоздков — Сталин — Театр имени Ленинского комсомола, Ленинград
- 1994 — «Еврейское счастье». Реж.: Лев Лемке — Мендель Маранц — Музыкально-драматический еврейский театр «Симха»
- 1996 ― «Песня о Волге» Р. Габриадзе. Реж.: Резо Габриадзе — озвучивание — Государственный Театр сатиры на Васильевском острове
- 1996 — «Люксембургский сад»,А. и Л. Шаргородских. Реж.: Лев Лемке — Янкелевич — Театр «Приют комедианта»
Режиссёрские работы Л. И. Лемке
В Ленинградском театре комедии
- 1963 — «Рассказы взрослым о детях» (по книге «Денискины рассказы» В. Драгунского); вместе с В. Карповой
- 1974 — «Пестрые рассказы», А. П. Чехов, реж.: Н. П. Акимов, восстановление Л. И. Лемке
- 1978 — «Ход конём», Б. Рацер и В. Константинов
- 1982 — «Акселераты», С. Б. Ласкин
- 1982 — «Прелести измены», В. Красногоров
- 1984 (1989?) — «Сказки Андерсена», Г.-Х. Андерсен (также «Волшебные сказки Оле-Лукойе», «Сказки»)
В других театрах
- 1994 — мюзикл «Еврейское счастье», Музыкально-драматический еврейский театр «Симха»
- 1996 — «Люксембургский сад»,А. и Л. Шаргородских, театр «Приют комедианта»
- 1992 — «Полоумыч», С. Б. Ласкин, театр «Балтийский дом»
Напишите отзыв о статье "Лемке, Лев Исаакович"
Ссылки
- [lemke.ru/index.php?option=com_frontpage&Itemid=1 Персональный сайт]
- Лев Лемке (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Лемке, Лев Исаакович
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.