Лемпорт, Владимир Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Сергеевич Лемпорт

Владимир Сергеевич Лемпорт (12 июля 1922, Тамбов — 11 сентября 2001) — советский и российский скульптор, художник, переводчик, актёр.





Биография

Родился 12 июля 1922 года в Тамбове в семье учёного-агронома и учительницы словесности. В 1936 году Владимир переезжает к тётке в Москву, где учится в художественной школе. В 18 лет его призывают служить в армию. Через год началась война и будущий скульптор попадает на фронт.

За отличие в боях под Сталинградом Владимир Сергеевич был награждён орденом Красной Звезды. В 1942 году он получил тяжёлое ранение и впоследствии был комиссован из рядов Красной Армии.

Владимира Сергеевича Лемпорта не стало 11 сентября 2001 года. Скульптор скончался в результате продолжительной болезни. Похоронен в Москве на Кузьминском кладбище[1].

Образование и творчество

После войны Владимир Лемпорт закончил Высшее художественно-промышленное (Строгановское) училище, факультет монументальной и декоративной скульптуры. Для творческого метода Владимира Лемпорта характерны монументальность, обобщённость формы с одной стороны и графическая деталировка с другой. Работы Владимира Лемпорта представлены в постоянных экспозициях в музее Москвы, на Поклонной горе, в парке скульптуры «Музеон»; они также украшают фасады общественных зданий многих городов России и бывших союзных республик.

Владимир Сергеевич Лемпорт выработал свой собственный пластический стиль, поражающий мощью и глубиной художественного решения. Автор множества монументальных скульптурных композиций, ставших неотъемлемой частью облика таких архитектурных памятников, как МГУ на Воробьевых горах (1952), стадион в Лужниках (1956), Дворец Советов (1960), посольство в Лагосе и Нигерии (1968), гостиница «Турист» и государственная библиотека в Ростове-на-Дону (1973-80), посольство в Афинах (1980), театр русской драмы в Уфе (1982), зданий академгородков Новосибирска и Красноярска (1985), гостиниц «Ариадна» и «Артек» в Крыму (1986).

Весьма интересную композицию Владимир Сергеевич создал на внешней стороне здания библиотеки в Ростове-на-Дону. Он выполнил из армянского тёмного туфа ряд портретов выдающихся деятелей мирового масштаба: А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Гомера, Данте и других. Он никогда не делал памятники вождям, но однажды ему все-таки пришлось сделать исключение. Он создал двухфигурную композицию «Эрнст Неизвестный беседует с Н. С. Хрущевым об абстрактном искусстве». Лемпорт неоднократно участвовал в престижнейших выставках в нашей стране и за её пределами.

Владимир Лемпорт был натурой увлекающейся. В любом своем увлечении он добивался великолепных результатов. Так, на одном дыхании он выучил французский язык. Один из участников творческого союза ЛеСС: Лемпорт — Сидур — Силис. Снимался в кино: «Бегущая по волнам», «Вечер накануне Ивана Купалы», «Улица Ньютона, дом 1». Позже, преодолев последствия ранения левой руки, почти профессионально освоил исполнение классических пьес на гитаре. Затем им овладела страсть к переводам песенного жанра. Так, незадолго до болезни он полностью перевёл с итальянского «Божественную комедию» Данте.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Лемпорт, Владимир Сергеевич"

Примечания

  1. [archive.is/20130407011345/moscow-tombs.narod.ru/2001/lemport_vs.htm Московские могилы: Лемпорт Владимир Сергеевич (1922—2001)]

Ссылки

  • [www.vlemport.ru Персональный сайт]
  • [www.ryabovexpo.ru/?start=0&author_ID=10&category_ID=0 Коллекция скульптуры и графики В.Лемпорта]


Отрывок, характеризующий Лемпорт, Владимир Сергеевич

– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.