Лем, Томаш
Томаш Лем (польск. Tomasz Lem; род. 14 марта 1968) — польский переводчик и мемуарист, сын Станислава Лема.
Окончил американскую школу в Вене, изучал физику и математику в Венском университете, затем завершил образование как физик в Принстонском университете, защитив диссертацию «On the interpretation of the Dipole Moment of the Microwave Background Radiation» (1993).
Перевёл с английского ряд художественных и публицистических книг, в том числе книгу Роберта Масси «Романовы. Последняя глава». По словам Лема-младшего, в его переводческой деятельности значительную роль сыграло его естественнонаучное образование: «Физика научила меня синтезу и сформировала мировоззрение, охватывающее множество областей, на первый взгляд не связанных с точными науками»[1].
Опубликовал книгу воспоминаний о своём отце «Приключения в поле всемирного тяготения» (польск. Awantury na tle powszechnego ciążenia; 2009) — по мнению критики, книга представляет собой преимущественно собрание бытовых историй, мало касающихся Лема как писателя и мыслителя, но эта оборотная сторона жизни выдающегося литератора исключительно интересна[2]. Книга была удостоена премии «Серебряная чернильница» имени Херменгильды Коцюбинской (2010)[3]. Редактор официального сайта своего отца.
Женат, имеет дочь.
Напишите отзыв о статье "Лем, Томаш"
Примечания
- ↑ [krakow.gazeta.pl/krakow/1,35803,1721552.html Dzięki fizyce Tomasz Lem dowiedział się, «jak to wszystko działa»] // Gazeta.pl (Krakow), 14.10.2003. (польск.)
- ↑ [www.dwutygodnik.com/artykul/420-lem-slodko-gorzki.html Juliusz Kurkiewicz. Tomasz Lem, «Awantury na tle powszechnego ciążenia»] // «Dwutygodnik», No. 77 (03/2012). (польск.)
- ↑ [ksiazki.wp.pl/tytul,Nominacje-do-Nagrody-Literackiej-Srebrny-Kalamarz-2010,wid,17369,wiadomosc.html?ticaid=1e190 Nominacje do Nagrody Literackiej Srebrny Kałamarz 2010] // PAP, 25.01.2011. (польск.)
Ссылки
- [ksiazki.wp.pl/katalog/autorzy/id,58161,tlumaczenia.html Библиография переводов Томаша Лема] (польск.)
Отрывок, характеризующий Лем, Томаш
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
