Ленард, Филипп Эдуард Антон фон

Филипп Ленард
Philipp Eduard Anton von Lenard
Дата рождения:	7 июня 1862(1862-06-07)
Место рождения:	Прессбург, Австрийская империя
Дата смерти:	20 мая 1947(1947-05-20) (84 года)
Место смерти:	Мессельхаузен, Германия
Научная сфера:	физика
Место работы:	Будапештский университет технологии и экономики Вроцлавский университет Рейнско-Вестфальский технический университет Ахена Гейдельбергский университет Кильский университет
Альма-матер:	Гейдельбергский университет
Научный руководитель:	Герман Квинке Роберт Бунзен
Награды и премии:	Медаль Маттеуччи (1896) Медаль Румфорда (1896) Нобелевская премия по физике (1905) Медаль Франклина (1932)

Филипп Эдуард Антон фон Ленард (нем. Philipp Eduard Anton von Lenard 7 июня 1862, Прессбург, Австрийская империя — 20 мая 1947, Мессельхаузен, Германия) — немецкий физик, автор многих выдающихся работ в области физики твёрдого тела и атомной физики. Лауреат Нобелевской премии по физике (1905 год) «за исследовательские работы по катодным лучам». В 20-х годах XX века стал противником теории относительности и пропагандистом т. н. «арийской физики».

Биография и научные достижения

Становление

Ленард родился в семье Тирольского торговца вином. В 1722 г. семье Ленардов было присвоено наследственное дворянство, которое однако, начиная с конца XVIII века, в семье не применялось. В 1880 г. Ленард изучает в течение двух семестров естественные науки — сначала в Будапеште, а затем в Вене. После этого он предпочитает работу в отцовском винном магазине в Прессбурге. В 1883 г. Ленард продолжает обучение в Гейдельберге под руководством Германа Квинке и Роберта Бунзена. После обучения в течение одного семестра в Берлине под руководством Германа Гельмгольца, он защищает в 1886 г. в Гейдельберге диссертацию по теме «О колебаниях падающих капель». После этого он становится ассистентом у Квинке в физическом институте Гейдельбергского университета. В это время он продолжает исследования люминесценции. В последующие десятилетия на основе этих исследований он напишет основополагающие работы о механизме свечения так называемых фосфоров Ленарда.

Катодные лучи

После недолгого пребывания в Лондоне и Вроцлаве Ленард приступает в апреле 1891 г. к работе ассистентом Генриха Герца в Бонне, где в 1892 г. защищает вторую диссертацию по теме «Об электрических свойствах дождей». Об электрических свойствах дождей и гроз он опубликует в последующие годы множество работ. После ранней смерти Герца в 1894 г. Ленард издал собрание его сочинений.

В Бонне Ленард занимался катодными лучами, особенно их способностью проникать через тонкие слои металлов. После изобретения в 1892 г. разрядных трубок, названных его именем (трубок Ленарда), а также окошка Ленарда, впервые появилась возможность изучать катодные лучи независимо от газового разряда. Эксперименты Ленарда привели к прояснению корпускулярной природы катодных лучей, хотя к великому огорчению Ленарда приоритет в открытии электрона отошёл в 1897 г. Дж. Дж. Томсону. Одну из изобретённых им разрядных трубок из собственного лабораторного оснащения Ленард передал К. Рентгену. При помощи этой трубки Рентген смог открыть в 1895 г. рентгеновские лучи. Первоначально дружеское отношение Ленарда к Рентгену после присуждения последнему Нобелевской премии за 1901 год сменилось на резко враждебное, впоследствии он называл Рентгена «повивальной бабкой», а себя — настоящей матерью открытия .

Фотоэффект

В 1898 году Ленард стал профессором в Кильском университете. Только здесь он получил неограниченные возможности для экспериментальных исследовательских работ. В 1900 году он продолжил исследовать фотоэлектрический эффект. Внешний фотоэффект был открыт в 1886 году Герцем и в 1887 году Гальваксом. В 1900 году Ленард не только подтвердил открытую ранее Столетовым закономерность увеличения фототока с ростом освещённости, но и обнаружил новую фундаментальную закономерность: задерживающее напряжение (а значит, и максимальная скорость вылетающих электронов) не зависит от освещённости, а зависит только от цвета (а значит, от частоты) падающего света. Хотя из-за экспериментальных трудностей Ленарду не удалось получить количественную частотную зависимость, сам факт существования этой зависимости противоречил тогдашним представлениям о свете. Объяснение этого эффекта было сделано только в 1905 году А. Эйнштейном при помощи гипотезы световых квантов.

Модель атома

Основываясь на измерении поглощения катодных лучей Ленард разработал в 1903 г. свою динамидическую модель атома, согласно которой атом был, в-основном, «пустым», и в этом атоме имелись одинаковые нейтральные частицы ("динамиды") маленького объёма, состоящие из электрона и крепко связанной с ним положительно заряжённой частицы. Этой моделью Ленард впервые опроверг господствующее в то время представление об атоме как о массивном однородном объекте. Модель Ленарда была предшественницей планетарной модели атома Резерфорда 1910/1911 гг, которую тот разработал на основе своих опытов по рассеянию альфа-частиц.

Нобелевская премия по физике в 1905

Годы, проведённые в Киле были самыми продуктивными в жизни Ленарда. В 1905 г. Ленард получил Нобелевскую премию по физике.

Радиологический институт в Гейдельберге

В 1907 г. Ленард переходит в Гейдельберг в качестве последователя своего учителя Германа Квинке — профессора и директора физического института. В 1913 г. он основал радиологический институт, который он возглавлял до выхода на пенсию в 1932 г. В Гейдельберге исследования Ленарда смещаются от экспериментов к созданию обобщающих концепций. Во время первой мировой войны он написал множество статей для справочника по физике. Современную абстрактную физику, в создании которой он сам когда-то принимал участие, Ленард перестал принимать.

Ленард и немецкая физика

Окончание исследовательских работ

Под впечатлением от первой мировой войны, Версальского договора и Веймарской республики, Ленард, убеждённый монархист, примкнул к антиеврейскому движению. Теорию относительности и квантовую механику он отвергал как абстрактные и чуждые реальности теории. Он работал над теорией эфира, при помощи которой пытался объяснить опыт Майкельсона или вращение перигелия Меркурия, оставаясь в рамках рациональной классической физики (см. Об эфире и исходном эфире 2-е издание с предупреждением немецким исследователям, Лейпциг, 1922 г.). Также Ленард выступал с резкой критикой лично Альберта Эйнштейна в газетных статьях и публичных докладах. Кульминацией противостояния с Эйнштейном стала публичная конфронтация на конференции естествоиспытателей и врачей в Бад-Наухайме 23 сентября 1920 г.

Кризисный 1922 год

В судьбоносном для Ленарда 1922 году он полностью пересмотрел свои жизненные взгляды. Институт физики был блокирован студенческим социал-демократическим обществом, так как Ленард отказался вывесить траурный флаг в честь государственных похорон недавно убитого Вальтера Ратенау. Последствием этого стал арест Ленарда. Кроме того Ленард потерял в результате инфляции всё своё состояние, и в этом же году умер его единственный сын.

В этом же году Эйнштейн получает Нобелевскую премию за 1921 год за прояснение квантовой природы фотоэффекта, в чём существенную роль сыграли эксперименты Ленарда. После появления в 1922 году расовой теории Ганса Фридриха Карла Гюнтера, с радостью воспринятой Ленардом, он окончательно обратился к национал-социализму.

Поддержка НСДАП

Ленард был первым крупным немецким учёным, который публично, 8 мая 1924 г. поддержал НСДАП. В этот день в «Великогерманской газете» вышла его статья, в соавторстве с Йоганном Штарком, в которой оба учёных поддержали программу партии НСДАП, а также идеалы некоторых вождей партии, таких как Адольфа Гитлера, Людендорфа и Эрнста Пёнера (главного полицмейстера Мюнхена).

В 1926 г. Ленард встретился в Гейдельберге с Гитлером. После выхода на пенсию в 1932 г. Ленард получил от нацистского режима много наград в качестве ведущего представителя физики. В 1935 г. физический институт Гейдельбергского университета был переименован в Институт Филиппа Ленарда.

В 1937 г. Ленард становится членом НСДАП и награждается «золотым почётным знаком».

Основатель «арийской физики»

В последующие годы Ленард был одним из группы примерно 30 физиков, которые пропагандировали «немецкую физику». Они отвергали части современной теоретической физики под предлогом того, что они были «догматическо-диалектическими» произведениями. По мнению Ленарда, познание природы зависит от расы, причём арийская раса имеет для этого наилучшие предпосылки. От физики требовалась наглядность моделей, причём в центре физики должен стоять эксперимент. Теоретические построения должны стоять «на твёрдом фундаменте классической физики».

Хотя квантовая теория отрицалась Ленардом, некоторые другие приверженцы «немецкой физики» принимали её (см. Гримзель-Томашек, «Учебник физики», Том II, вторая часть 2: Материя и эфир, Лейпциг/Берлин 1938, 8. Издание, стр. 229 и далее). Теория относительности, разработанная Лоренцем, Пуанкаре и Эйнштейном полностью отвергалась. Лоренцево сокращение длины всё же принималась некоторыми приверженцами «немецкой физики» в качестве возможного объяснения отрицательных результатов опытов Майкельсона (там же, стр. 430)

В 1936 году вышел учебник Ленарда «Немецкая физика в четырёх томах». Он описывал только области классической физики и не касался ни квантовой механики, ни теории относительности. Открытия современной физики объяснялись при помощи теории эфира и атомной модели Йоганна Штарка. В предисловии к учебнику Ленард приводит следующее высказывание, которое можно рассматривать как программу немецкой физики: «Вы спросите — Немецкая физика?». Я мог бы назвать её также арийской физикой или физикой людей нордического типа, физикой исследователей реальности, искателей истины, физикой тех, кто основал естествоиспытание… В действительности наука, как и всё, что создают люди, зависит от расы, от крови.(см. Филипп Ленард, Немецкая Физика в четырёх томах, Мюнхен 1936, Том. I, стр. IX). В движении «немецкой физики» Ленард заведовал, в отличие от Йоганна Штарка, интеллектуальной частью и почти не участвовал в политических мероприятиях.

В ноябре 1940 г. было заключено соглашение (известное как «Мюнхенский разговор о религии») между представителями «немецкой физики» (Рудольфом Томашеком, Альфонсом Бюлем, Людвигом Вешем и Вильгельмом Мюллером) и представителями современной физики (Карлом Рамзауэром, Георгом Джоссом, Гансом Копферманом и Карлом Фридрихом фон Вайцзеккером). При этом представители «немецкой физики» должны были признать неопровержимые факты современной физики и прекратить политические нападки на них. Письменное соглашение закрепляло следующие пункты:

• теоретическая физика является неотъемлемой частью физики;
• специальная теория относительности является неотъемлемой частью физики, однако требует дальнейших проверок;
• четырёхмерное представление природных процессов является математической абстракцией и не является моделью пространства-времени;
• квантовая механика представляет собой единственную возможность описания атомных процессов, тем не менее требуется более глубокое понимание эффектов, стоящих за формализмом.

После этого договора «немецкая физика» потеряла своё влияние. Ленард считал, что его взгляды были недостаточно представлены при обсуждении, и принял договор как предательство.

В 1944 году часть физического института была перенесена в Мессельхаузен. Ленард был так привязан к институту, что тоже переехал в Мессельхаузен.

После капитуляции нацистов в 1945 году американцы, по причине преклонного возраста Ленарда, не стали подвергать его процедуре «денацификации».

Ленард умер в 1947 году. Его имущество хранится в «Музее Германии» в Мюнхене.

Память

30 октября 2008 г. Международный астрономический союз присвоил имя Филиппа Ленарда кратеру на обратной стороне Луны.

В честь Ленарда была названа улица в г. Гатино (Квебек). В 2015 г. Центр по еврейским делам поднял перед муниципалитетом вопрос о целесообразности наименования улицы в честь сторонника нацистов. Городской совет принял решение о переименовании её в улицу Альберта Эйнштейна. Также была переименована улица имени Алексиса Карреля.

Литература

• Храмов Ю. А. Ленард Филипп Эдуард Антон (fon Lenard Filipp Eduard Anton) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 160. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Ссылки

• [www.peoples.ru/science/physics/lenard/ Биография Ленарда]
• [nobelprize.org/nobel_prizes/physics/laureates/1905/ Информация с сайта Нобелевского комитета] (англ.)
• [www.dhm.de/lemo/html/biografien/LenardPhilipp/ Краткая биография из исторического музея Германии в Берлине] (нем.)
• [www.mzwtg.mwn.de/arbeitspapiere/Wolff_01.pdf «Физики в войне привидений», Ш. Вольф, Мюнхенский центр истории науки и техники] (нем.)

Отрывок, характеризующий Ленард, Филипп Эдуард Антон фон

– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.