Ленглендс, Роберт

Роберт Ленглендс
Robert Phelan Langlands
Дата рождения:	6 октября 1936(1936-10-06) (87 лет)
Место рождения:	Нью-Уэстминстер, Канада
Страна:	Канада
Научная сфера:	математика
Место работы:	Принстонский университет, Йельский университет, Институт высших исследований (Принстон)
Альма-матер:	Университет Британской Колумбии, Йельский университет
Известен как:	основатель программы Ленглендса
Награды и премии:	Премия Коула (1982) Премия Вольфа (1995/96) Гранд-медаль Французской академии наук (2000) Премия Стила (2005) Премия Неммерса (2006) Премия Шао (2007)

Роберт Филэн Ленглендс (англ. Robert Phelan Langlands, род. 6 октября 1936) — канадский математик, наиболее известный как основатель программы Ленглендса — широкой сети гипотез и доказанных теорем, связывающих теорию представлений, теорию автоморфных форм и теорию групп Галуа. В настоящее время — профессор-эмерит Института высших исследований.

Биография

В 1957 году Роберт Ленглендс получил степень бакалавра в Университете Британской Колумбии, в 1958-м — магистра. После этого он перешёл в Йельский университет и в 1960-м году получил степень Ph.D. До 1967 года он работал в Принстонском университете, а в 1967—1972 годах — в Йельском университете. В 1972 году ему была предложена должность профессора в Институте высших исследований, и он оставался на этой должности до ухода в отставку в статусе профессора-эмерита в 2007-м.

Помимо математики, профессор Ленглендс увлекается изучением иностранных языков, как для лучшего понимания иностранных математических публикаций, так и «для забавы»; в частности, изучил немецкий и русский языки, увлекается русской литературой

Исследования

Докторская диссертация Ленглендса посвящена в основном аналитической теории полугрупп, но вскоре после её защиты он начал работать в области теории представлений, найдя приложение недавних результатов Хариш-Чандры к теории автоморфных форм. Затем, через несколько лет, он построил общую аналитическую теорию рядов Эйзенштейна для редуктивных групп произвольного ранга. В качестве приложения этой теории он доказал гипотезу Вейля о числах Тамагавы для широкого класса односвязных групп Шевалле над рациональными числами.

В качестве второго приложения, Ленглендсу удалось доказать мероморфность определённого класса L-функций, появляющихся в теории автоморфных форм. В январе 1967 года он пишет письмо Андре Вейлю, в котором кратко описывает то, что позднее стали называть «гипотезами Ленглендса». Вейль перепечатал письмо, и печатная версия некоторое время циркулировала среди математиков, интересовавшихся этими темами. В частности, в этом письме впервые появляется определение L-группы и т. н. «принцип функториальности». Благодаря введению Ленглендсом этих определений (а также благодаря осознанию важности некоторых уже существовавших понятий) многие проблемы, казавшиеся до того неразрешимыми, удалось разбить на несколько более простых частей. Например, эти определения способствовали более полному исследованию бесконечномерных представлений редуктивных групп.

Функториальность — это гипотеза о том, что автоморфные формы различных групп связаны между собой посредством соответствующих им L-групп. В книге, написанной Ленглендсом совместно с Эрве Жаке, представлена теория автоморфных форм для общей линейной группы <math>GL(2).</math> В этой книге доказывается теорема о соответствии Эрве — Ленглендса, показывающая, каким образом функториальность связывает автоморфные формы для <math>GL(2)</math> с автоморфными формами для алгебр над кватернионами. Общая гипотеза функториальности ещё далека от доказательства, однако один её частный случай (октаэдральный случай гипотезы Артина, доказанный Туннеллом в 1981 году) был начальной точкой для частичного доказательства теоремы о модулярности, проведённого Эндрю Уайлсом, и последовавшего доказательства Великой теоремы Ферма.

С середины 1980-х годов Ленглендс начал больше интересоваться проблемами физики, особенно вопросами перколяции и конформной инвариантности. В последние годы его внимание вновь вернулось к теории автоморфных форм, а именно, к теме, которую называют «эндоскопией».

В 1995 году Ленглендс принял решение опубликовать практически все свои работы в Интернете. В частности, была опубликована копия его письма Вейлю.

Награды

В 1996 году Ленглендс был удостоен премии Вольфа (совместно с Эндрю Уайлсом), в 2005-м — премии Стила, в 2006-м — премии Неммерса и в 2007-м — премии Шао (совместно с Ричардом Тейлором).

В 1981 году Ленглендс был избран членом Лондонского королевского общества, в 2011-м — иностранным членом РАН. C 2012 года является действительным членом Американского математического общества.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-61949.ln-ru Ленглендс, Роберт] на официальном сайте РАН
• [publications.ias.edu/rpl/ The work of Robert Langlands (a nearly complete archive)] (англ.)
• Джон Дж. О’Коннор и Эдмунд Ф. Робертсон. [www-groups.dcs.st-and.ac.uk/~history/Biographies/Langlands.html Ленглендс, Роберт] (англ.) — биография в архиве MacTutor.
• [www.math.ias.edu/people/faculty/rpl Личная страница на сайте IAS] (англ.)
• Эдвард Френкель, [arxiv.org/pdf/0906.2747.pdf Gauge Theory and Langlands Duality] (англ.) — введение в программу Ленглендса и её связь с квантовой физикой.

Отрывок, характеризующий Ленглендс, Роберт

Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.