Ленинские траурные марки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ленинские траурные марки

 (ЦФА (ИТЦ) #195—202; Скотт #265—272)
Тип марки (марок)

коммеморативные, траурные

Страна выпуска

СССР СССР

Место выпуска

Москва

Художник

И. Дубасов, В. Куприянов

Способ печати

литография

Дата выпуска

27 января 1924

Номинал

3, 6, 12, 20 копеек

Зубцовка

беззубцовые и 13½

Тираж (экз.)

2,9 млн

Оценка (Скотт)

гашёные: $6—9;
негашёные: $10—11,25 (2007)

Оценка (Михель)

гашёные: 9—780;
негашёные: €16—780 (2006)

Оценка (Загорский)

гашёные: 220—5000 руб.;
негашёные: 1500—85 000 руб.
(2009)

Ле́нинские тра́урные ма́рки, или Ле́нинский тра́урный вы́пуск, — филателистическое название серии почтовых марок СССР с портретом В. И. Ленина, вышедшей в связи со смертью Ленина в 1924 году  (ЦФА (ИТЦ) #195—202; Скотт #265—272). Это первые в мире официальные марки, посвящённые В. И. Ленину[1], и таким образом их следует считать «основоположниками» филателистической Ленинианы.





Описание

Для рисунка марки была использована фотография П. А. Оцупа, сфотографировавшего В. И. Ленина 16 октября 1918 года в его рабочем кабинете. Серия вышла в траурном оформлении — в чёрно-красной рамке; имеется в двух исполнениях — беззубцовом  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 195—198) и зубцовом  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 199—202). Марки одинаковые по рисунку и цвету и различаются лишь достоинством. Номиналы — 3, 6, 12 и 20 копеек. Автор рисунка марок — художник И. Дубасов. Окончательный текст на марках был написан художником Гознака В. Куприяновым[2].

История

Работа над проектом проходила в крайне сжатые сроки. Окончательный вариант траурных ленинских марок складывался постепенно, в процессе подготовки к печати. 25 января в 16 часов была утверждена, уменьшенная до размеров марки, фотография с рисунка И. И. Дубасова. 26 января в 20 часов марка была утверждена к печати заместителем народного комиссара почт и телеграфов РСФСР А. Мусатовым. Тогда же были добавлены слова «Почта СССР». Красная рамка на эскизе отсутствовала и появилась лишь при изготовлении пробного оттиска. Типографией Гознака была подготовлена матрица, и днём 26 января на бумаге, предназначенной для печати тиража, были получены первые пробные оттиски. В ночь на 27 января печатники приступили к выполнению тиража марок. Сначала печатались чёрной краской портрет В. И. Ленина с чёрной рамкой и нижняя плашка с белой надписью «Почта СССР 3 (6, 12, 20) коп. зол.». Затем наносилась обрамляющая красная рамка. Марки печатались листами в 50 и 100 штук с помощью переводного блока из 10 марок (5 × 2). За отсутствием времени листы не перфорировались. По этой же причине не производилось уточнение рамки пробной печатью, как это принято делать в обычных условиях. Тираж был сразу запущен в производство, и изменения приходилось вносить прямо в процессе изготовления. Листы не отбраковывались. Марки, являясь по существу пробными, поступали в обращение.

Марки поступили в обращение на Центральном телеграфе Москвы 27 января 1924 года в 16 часов — в день и час похорон В. И. Ленина[3]. Находившиеся в обращении «одноценные» марки «Золотого стандарта» были изъяты до израсходования марок в память В. И. Ленина. 28 января марки траурного выпуска поступили в обращение в крупных городах СССР.

Внешние изображения
[skandinav.eu/page30.htm Памяти В. И. Ленина. Траурный выпуск (1924)][4]

Допечаткой марок израсходованного номинала занималась почта. С 27 января по 27 марта 1924 года было осуществлено три издания марок[4]:

  1. без зубцов с узкой (20 × 25 мм) и широкой (21 × 26,5 мм) рамками;
  2. без зубцов со средней (20,5 × 26 мм) рамкой и более толстыми буквами текста;
  3. с зубцами 13½.

Марки номиналами в 6 и 12 копеек встречаются с неофициальной перфорацией. В некоторых учреждениях Ставропольской губернии полученные листы беззубцовых марок для удобства пользования перфорировали на швейной машине. Письма, франкированные такими марками, встречаются крайне редко.

Ко второй годовщине со дня смерти В. И. Ленина (январь 1926 года) вышел повторный тираж[5].

Появление портрета Ленина на марках вызвало различную реакцию в СССР и зарубежных странах:

После выпуска серии траурных марок [на смерть Ленина в 1924 г.] стали раздаваться протесты. Мол, если марка будет затронута штемпелем гашения, то это станет наносить урон авторитету вождя революции. Отвечая на такие письма, нарком [почт и телеграфов РСФСР][6] писал:

«Обычай выпускать (а, значит, и штемпелевать) почтовые марки с изображением членов правительства, популярных общественных деятелей и т. п. издавна принят во всех странах, но нигде и никогда[7] не трактовался как неуважение к изображаемому лицу или оскорбление его. Для иллюстрации приведём пример белой Венгрии, где имеют хождение почтовые марки с изображением „божьей матери с младенцем“, что ничуть не мешает венгерским чиновникам — и верующим, и безбожникам — с равным усердием накладывать штемпеля на лбы „божьей матери“ и её сына:

Заграничный пролетариат принял ленинские марки с энтузиазмом. По имеющимся у нас сведениям, в Кошице (Чехия) полученные из России письма с ленинскими марками были выставлены в витринах коммунистических газет и продавались за большие деньги в пользу МОПР. С другой стороны, у наших врагов они вызывали тревогу. В Венгрии божьей матери в них увидели опасное агитационное средство и вначале даже их уничтожали»[8].

Внешние изображения
[colnect.com/en/stamps/stamp/190328-60th_Death_Anniversary_of_V_I_Lenin-Personalities-Cuba Почтовая марка Кубы к 60-летию со дня смерти В. И. Ленина (1984)] (Проверено 18 июля 2015) [archive.is/iXHtg Архивировано] из первоисточника 18 июля 2015.

Рисунок траурного выпуска 1924 года лёг в основу коммеморативного почтового штемпеля, применявшегося для специального гашения во время филателистической выставки, которая проводилась в Стокгольмском почтовом музее с 3 апреля по 3 мая 1970 года в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина. Штемпель имел переводную календарную дату и применялся 3—5, 11, 12, 18, 19, 22, 25, 26 апреля, 2 и 3 мая. Гашение производилось мастикой чёрного цвета[9].

21 января 1984 года на Кубе вышла почтовая марка, приуроченная к 60-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина. На ней были изображены советские марки — первая траурная 1924 года (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 195) и марка из второго выпуска Ленинианы («Мавзолей В. И. Ленина», 1925, художник В. Завьялов(ЦФА (ИТЦ «Марка») № 213).

Траурному ленинскому выпуску посвящён 40-й номер «Британского журнала русской филателии» (англ. British Journal of Russian Philately) за 1967 год. В нём собраны исследовательские работы трёх маститых коллекционеров[10].

Фальсификаты

Известны беззубцовые фальсификаты этого выпуска зарубежного происхождения, впервые появившиеся в том же 1924 году[11]. Фальсификаты 1924 года были изготовлены в Италии. Печать на белой бумаге отличалась резкостью красок и большим расстояним неперфорированных полей между марками. Их размер 21 × 26 мм. Чёрная рамка на 0,5 мм больше, чем у подлинных. Наиболее отчётливым признаком фальшивок была утолщённая линия овала правой стороны головы. Они были отпечатаны с разными номиналами в квартблоках.

В начале 1930-х годов в Эстонии фирмой «Кюлль и Симсон» в числе других были изготовлены гашёные беззубцовые фальсификаты среднерамочных траурных ленинских марок, отпечатанная матовыми красками на рыхлой бумаге светло-жёлтого цвета без клея.

Кроме того, встречаются фальсификаты с узкой рамкой, на розоватой бумаге, выполненные матовыми красками[12][13].

Подробнее фальсификаты ленинских траурных марок рассмотрены в статье Ганса Ирманна-Якобсена, опубликованной в «Британском журнале русской филателии» № 40 за 1967 год (с детальным перечнем всех известных фальсификатов), а также в монографии Я. М. Бовина (1972).

См. также

Напишите отзыв о статье "Ленинские траурные марки"

Примечания

  1. Ранее появлялись только проекты невыпущенных марок РСФСР (1920—1921) и фантастический выпуск Марко Фонтано в Италии (1922).
  2. Левитас И. Я. [chessmania.narod.ru/book_filatelia_i_kurezno.html И серьёзно, и курьёзно. Филателистический калейдоскоп.] — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Радио и связь, 1991. — C. 19—21.
  3. Ленинские траурные // [filatelist.ru/tesaurus/203/185550/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.
  4. 1 2 [skandinav.eu/page30.htm Почтовые марки СССР (1923–1991): 1924. 27 января — март. Памяти В. И. Ленина. Траурный выпуск]. Филателия: Каталог. Почтовые марки. Российская империя. СССР. Scandinavian Catalog; skandinav.eu. Проверено 18 июля 2015. [www.webcitation.org/6a709WjLk Архивировано из первоисточника 18 июля 2015].
  5. Наша консультация // Филателия СССР. — 1978. — № 6. — С. 53—54.
  6. С 1923 по 1927 год эту должность занимал И. Н. Смирнов (согласно [com-network.narod.ru/history11_Rukovod.htm информации] на сайте [com-network.narod.ru/ «Системы связи и коммуникации»]).
  7. Нарком слегка погрешил против истины: на Сицилии в 1850-х — 1860-х годах по сходным причинам были вынуждены штемпелевать почтовые марки так называемыми «рамочными» штемпелями, чтобы гашением на был затронут изображаемый на марках портрет монарха. Оно так и называется — «гашение, не пачкающее портрета». См.:
    Гашение, не пачкающее портрета // [filatelist.ru/tesaurus/195/184799/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.
  8. [boleslav.qserty.ru/blog/index.php?paged=73 Цитата] из книги: Щёлоков А. А. [www.debryansk.ru/~tfizik/coinsussr/main.htm Монеты СССР.] — М.: Финансы и статистика, 1989.
  9. Илюшин А. У истоков Ленинианы // Филателия СССР. — 1986. — № 4. — С. 3.
  10. Минский М. Ленинский траурный выпуск // Филателия СССР. — 1989. — № 1. — C. 44—47.
  11. Первые из них выявлены и описаны в статье:
    Милютин H. Фальсификат // Советский филателист. — 1924. — № 7. — C. 21. (О первых подделках ленинских траурных марок.)
  12. Каталог-справочник почтовых марок СССР 1918—1991. — М., 1992. — С. 20—21. — (Приложение к журналу «Филателия»).
  13. Минский М. Ленинский траурный выпуск // Филателия СССР. — 1989. — № 3. — C. 41—42.

Литература

  • Бовин Я. М. [www.fmus.ru/article02/Vovin/intro.html Справочник по экспертизе советских почтовых марок.] — М.: Связь, 1972. (О ленинских траурных фальсификатах написано в первой части [www.fmus.ru/article02/Vovin/1.html «Описание основных фальсификатов».])
  • Бухаров О. Н. [www.stampsportal.ru/great-russia-stamps/soviet-stamps/common-articles/2445-svidhistory-1982#a07 Траурная марка] // [www.stampsportal.ru/great-russia-stamps/soviet-stamps/common-articles/2445-svidhistory-1982 Марки — свидетели истории]. — М.: Радио и связь, 1982. — 80 с. (Проверено 21 сентября 2015) [www.webcitation.org/6bhlXKSE0 Архивировано] из первоисточника 21 сентября 2015.
  • Галаганов А. Самая памятная марка // Филателия СССР. — 1968. — № 4. — С. 23.
  • Минский М. Ленинский траурный выпуск // Филателия СССР. — 1989. — № 2. — C. 42—45.
  • [www.bonistikaweb.ru/slovarik.htm Словарь коллекционера. Библиотечка «Миниатюры».] — СПб.: Миниатюра, 1996.

Отрывок, характеризующий Ленинские траурные марки

– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.