Леннокс, Бобби

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бобби Леннокс
Общая информация
Полное имя Роберт Леннокс
Прозвище Buzz Bomb
Родился 30 августа 1943(1943-08-30) (80 лет)
Солткотс, Северный Эйршир, Шотландия
Гражданство Шотландия
Позиция левый нападающий
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1959—1961 Ардир Рекриэйшн
Клубная карьера*
1961—1978 Селтик 300 (161)
1978 Хьюстон Харрикейн 30 (3)
1978—1980 Селтик 40 (10)
1961—1980 Всего за карьеру 370 (174)
Национальная сборная**
1966—1970 Шотландия 10 (3)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ро́берт Ле́ннокс (англ. Robert Lennox; род. 30 августа 1943, Солткоатс, Северный Эйршир, Шотландия), более известный как Бо́бби Ле́ннокс (англ. Bobby Lennox) — шотландский футболист, левый крайний нападающий. Многократный чемпион и обладатель Кубка Шотландии в составе «Селтик». На протяжении карьеры сыграл за «бойз» 599 матчей и забил 301 гол (второй лучший результат в истории клуба после Джимми Макгрори). Легенда «Селтика»: избран в символическую сборную команды всех времён. Участник легендарного матча сборной Шотландии и сборной Англии 15 апреля 1967 года на «Уэмбли», в котором забил второй гол шотландцев. Кавалер Ордена Британской империи, автор книги «Тысячи миль с „Селтиком“». Занесён в зал футбольной славы Шотландии. Отец Гарри Леннокса, игравшего за «Данди» и «Фалкирк».



Достижения

Статистика выступлений

Клубная карьера
Клуб Сезон Лига Кубки[1] Еврокубки[2] Прочие[3] Итого
Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы
Селтик 1961/62 1 0 0 0 0 0 1 0 2 0
1962/63 4 0 5 0 0 0 0 0 9 0
1963/64 6 1 0 0 1 1 0 0 7 2
1964/65 22 11 12 7 3 0 3 3 40 21
1965/66 24 15 13 6 6 4 0 0 43 25
1966/67 27 13 12 10 7 2 3 7 49 32
1967/68 28 32 9 7 2 2 5 3 44 44
1968/69 28 12 15 17 4 1 0 0 47 30
1969/70 20 15 12 5 7 0 0 0 39 20
1970/71 24 10 14 10 6 1 0 0 44 21
1971/72 26 12 13 6 8 1 0 0 47 19
1972/73 22 11 13 6 3 0 0 0 38 17
1973/74 19 12 9 9 3 1 3 5 34 27
1974/75 14 5 9 2 2 0 4 1 29 8
1975/76 29 10 8 3 3 0 2 0 42 13
1976/77 3 2 5 0 1 0 0 0 9 2
1977/78 3 0 4 0 3 1 0 0 10 1
Итого 300 161 153 88 59 14 21 19 533 282
Хьюстон Харрикейн 1978 30 3 - - - - - - 30 3
Итого 30 3 0 0 0 0 0 0 30 3
Селтик 1978/79 12 4 4 2 0 0 3 0 19 6
1979/80 28 6 12 4 6 0 3 3 49 13
Итого 40 10 16 6 6 0 6 3 68 19
Всего за «Селтик» 340 171 169 94 65 14 27 22 601 301
Всего за карьеру 370 174 169 94 65 14 27 22 631 304

Напишите отзыв о статье "Леннокс, Бобби"

Примечания

Отрывок, характеризующий Леннокс, Бобби

Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.