Ленско-Колымский отряд (Великая Северная экспедиция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Экспедиция Ленско-Колымского отряда (1735—1742) проходила в рамках Великой Северной экспедиции с целью обследования побережья от устья Лены до Колымы.





Описание экспедиции

В июне 1735 из Якутска отправились два отряда под руководством лейтенантов Прончищева и Ласиниуса. Достигнув устья Лены, они разделились: отряд Прончищева отправился на запад, отряд Ласиниуса — на восток.

Отряд Ласиниуса. 1735

Состав: шлюп Иркутск и 44 человека команды.

7 августа 1735 отряд отплыл из устья Лены. Но уже через 4 дня, встретив льды, Ласиниус стал искать подходящее место для зимовки. Этим местом стало устье Хараулахи, где были обнаружены 5 якутских юрт. Помимо этого Ласиниус распорядился построить вместительный барак из 4 отделений с 3 печами, и баню. Из расчёта того, что экспедиция продлится минимум 2 года, а поступления продовольствия не будет, значительно урезан паёк, что привело к массовому заболеванию цингой.

19 декабря 1735 Ласиниус умер, после него умерли ещё 31 человек команды. Оставшиеся в живых под руководством Ртищева с окончанием полярной ночи вернулись в Якутск.

Отряд Дмитрия Лаптева. 1736

Отряд был снова сформирован весной 1736, начальником назначен лейтенант Дмитрий Лаптев, помощниками — лейтенант Плаутинг и подштурман Щербинин.

Дальше места столь неудачной прошлогодней зимовки им пройти не удалось, и 14 августа отряд вернулся в устье Лены. На специально созванном совете экспедиции было решено и в следующем году никуда не выходить. Было сооружено 5 юрт, в которых зимовал отряд. Все болели цингой, но умер только один человек, что Лаптев объяснял действием «кедрового стланца», который он давал больным, образцы этого стланца были представлены в Адмиралтейств-коллегию.

Продолжение экспедиции 1739—1742

По окончании зимовки Лаптев отправился в Петербург с решением совета о невозможности достижения Камчатки и просьбой прекратить экспедицию. В Петербурге эту просьбу отклонили и потребовали предпринять ещё одну попытку. Лаптев получил инструкцию, дававшую ему полную власть, и был отправлен обратно.

В 1739 Лаптев стал набирать людей, которые могли бы быть полезны в тех местах. Из Якутска на Яну прибыл матрос Лошкин, который должен был исследовать местность до Святого Носа, после чего направиться к устью Лены. На Индигирку был направлен геодезист Киндяков для описи её от истока до устья. Также он должен был на случай неудачи экспедиции оборудовать в устье Индигирки место для зимовки и строительства кораблей, которые должны доставить людей к Колыме.

В поход отправились как только вскрылась Лена. Отряд насчитывал 60 человек. 5 июля, выйдя в море, встретили льды и, зайдя в Севастьяновскую губу, провели её подробную опись.

Вскоре после того, как удалось выйти, в одной из бухт была обнаружена пресная вода. Для розыска в бухте реки была отправлена единственная на судне шлюпка, которую ожидали 6 дней, но она так и не вернулась. После чего делается ещё одна шлюпка из подручных материалов, и группа, отправившаяся в бухту на ней, обнаруживает, что вокруг берега везде «неприступные отмели». В конце сентября исчезает и эта лодка, отправленная к берегу под руководством Щербинина. За 4 дня ожидания море замёрзло, а затем штормом сломало лёд, и вместе с льдом унесло и судно. 9 сентября корабль встал у устья Индигирки, где были обнаружены люди с обеих шлюпок.

Ввести в устье реки до наступления льдов судно не удалось. Корабль было решено оставить, не дожидаясь, когда его расплющат льды. Высадка на берег с вещами закончилась 22 сентября. После этого отправились в лагерь в 150 верстах от места высадки.

Зимой исследования продолжились. Лошкин прошёл до Алазеи берегом, Щербинин и Киндяков исследовали устье Индигирки.

Весной 1740 Киндяков описал берег от Алазеи до Колымы, Щербинин исследовал Яну, а Лаптев — Хрому.

Против ожиданий, судно не было сломано, и в июне команда вернулась туда. С целью ускорения выхода в плаванье и для безопасности корабля на протяжении трёх недель ломами и топорами ломали лёд вокруг. После вывода на чистую воду течением корабль выбросило на мель. Снять его с мели не могли ещё две недели.

31 июля отправились в путь на восток, но всё время вокруг были льды. Дойдя до Каменного носа, повернули назад. 23 сентября прибыли в Нижнеколымск.

Зимой снова были отправлены сухопутные исследовательские партии. Киндяков исследовал верховья Колымы, Щербинин обследовал пути от Ангарки до Анадырска. Также ему было поручено заготовить лес для постройки судов на Анадыри.

Летом была предпринята последняя попытка пробиться в Колыму морем, но 10 августа 1741 они вынуждены были вернуться обратно. Таким образом, в отличие от Дежнёва, добраться до самой восточной точки Азии им не удалось.

27 октября экспедиция отправилась на собаках в Анадырский острог.

Напишите отзыв о статье "Ленско-Колымский отряд (Великая Северная экспедиция)"

Отрывок, характеризующий Ленско-Колымский отряд (Великая Северная экспедиция)

– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.