Ленц, Мишель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мишель Ленц
Michel Lentz
Дата рождения:

21 мая 1820(1820-05-21)

Место рождения:

Люксембург, Великое Герцогство Люксембург

Дата смерти:

8 сентября 1893(1893-09-08) (73 года)

Место смерти:

Люксембург, Великое Герцогство Люксембург

Род деятельности:

поэт

Направление:

Патриотизм

Жанр:

Гимны, Марши

Язык произведений:

Люксембургский

Мишель Ленц (люксемб. Michel Lentz; 21 мая 1820 — 8 сентября 1893) — люксембургский поэт, автор слов к гимну Люксембурга «Ons Hémécht».



Биография

Мишель Ленц родился 21 мая 1820 года в городе Люксембурге в семье пекаря Жан-Пьера Ленца (нем. Jean-Pierre Lentz) и его жены Маргерит Спрессэ (нем. Marguerite Spresser). Окончив начальную школу, он продолжил образование в лицее, который окончил в 1840 году, получив аттестат зрелости. Через год обучения филологии в Брюссельском свободном университете он поступает на службу в государственный секретариат.

10 сентября 1851 года Мишель Ленц сочетался браком с Жанной Рейтер (нем. Jeanne Reuter). У них было три ребёнка: Матильда, Элиза и Пьер Матис-Эдмонд.

Всю жизнь до выхода на пенсию в 1892 году он проработал на государственной службе. К моменту смерти, 8 сентября 1893 года, он был уже почти полностью ослепшим. 10 сентября 1893 года состоялись официальные похороны Мишеля Ленца, на которых государственный министр Поль Эйшен лично прочёл надгробную речь.

Произведения

Из произведений Мишеля Ленца видно, что он был патриотом своей страны.

Напишите отзыв о статье "Ленц, Мишель"

Литература

  • Josy Birsens. Du collège jésuite au collège municipal 1603 — 1815. — Люксембург: Ed. Saint Paul, 2003. — С. 277—278. — 287 с. — ISBN 2879634199, 9782879634197.
  • Xavier Maugendre. L'Europe des hymnes dans leur contexte historique et musical. — Editions Mardaga, 1996. — С. 66—68. — 456 с. — ISBN 2870096321, 9782870096321.


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ленц, Мишель

Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.