Леонардо де Архенсола, Луперсио

Лупе́рсио Леона́рдо де Архенсо́ла (исп. Lupercio Leonardo de Argensola; 14 декабря 1559, Барбастро — март 1613) — испанский писатель и поэт золотого века испанской литературы, историк, государственный деятель. Старший брат Бартоломе.

Биография

Луперсио Леонардо де Архенсола родился в городе Барбастро в провинции Уэска 14 декабря 1559 года. Получил образование в Уэска.

Луперсио сделался известным уже в 1585 году тремя трагедиями «La Isabella», «La Alejandra», «La Filis» (последняя утеряна). Обратив на себя внимание императрицы Марии Антонии Австрийской, вдовы курфюрста Баварии Максимилиана II, поселившейся по смерти мужа в Мадриде, Луперсио получил место её секретаря, а его брат Бартоломе — её капеллана. Впоследствии Луперсио был пожалован эрцгерцогом австрийским Альбертом в камергеры, а король Филипп III и государственные чины Арагона дали ему звание историографа (Cronista mayor) этого королевства, вследствие чего он поселился в Сарагосе, куда за ним последовал и его брат.

В 1611 году братья Архенсола, пользовавшиеся уже в то время большой известностью как лирические поэты, отправились с графом Лемос, в Неаполь, куда тот был назначен вице-королём. В марте 1613 года, во время этого путешествия Луперсио Архенсола скончался; на тот момент он занимал пост государственного и военного министра.

По возвращении с вице-королём в Испанию место место историографа Арагонского королевства занял Бартоломе Леонардо де Архенсола, посвятив себя главным образом трудам по продолжению «Летописей Арагона» (исп. Anales de la corona de Aragon), начатых Херонимо Сурита-и-Кастро и к которым Луперсио уже сделал ряд подготовительных работ. 4 февраля 1631 года умер и Бартоломе Архенсола успев издать только первую часть «Primera parte de los anales de Aragon, que prosigue los del secretario Geronimo Zurita desde el ano 1516» (Сарагоса, 1630), в которой были пространно изложены события 1516—1520 годов.

По смерти обоих братьев, сын Луперсио Архенсолы издал собрание их сочинений под заголовком «Rimas» (Сарагоса, 1634), которое было перепечатано в «Coleccion de Ramon Fernandez» (Мадрид, 1786) и впоследствии неоднократно переиздавалось. Помимо оригинальных стихов, там были и художественные переводы античных латинских поэтов Луперсио Архенсолы.

Согласно Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона: «Оба брата воспитались на чтении римских поэтов, в особенности Горация, поэтому стихотворения их, отличающиеся более тщательной отделкой стиха, нежели оригинальностью сюжета и богатством фантазии, в главных чертах напоминают произведения римских классиков. Бартоломе А. принадлежит, впрочем, место среди классических писателей Испании за его исторические сочинения. Многие ставят его по отношению слога гораздо выше Суриты, а по правильности и выработке языка считают его неподражаемым».

Отрывок, характеризующий Леонардо де Архенсола, Луперсио

– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.