Леонид II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Леонид II
др.-греч. Λεωνίδας Β΄
Царь Спарты
254 до н. э. — 243 год до н. э.
Предшественник: Арей II
Преемник: Клеомброт II
241 до н. э. — 235 до н. э.
Предшественник: Клеомброт II
Преемник: Клеомен III
 
Смерть: 235 до н. э.(-235)
Отец: Клеоним
Дети: Клеомен III

Леонид II (др-греч. Λεωνίδας) — царь Спарты из династии Агиадов в 254—243 и в 241—235 годах до н. э.



Биография

Сын Клеонима и внуком царя Клеомена II. Будущий царь, воспитывавшийся в Сирии при дворе Селевка I Никатора, был женат на дочери сирийского правителя. Около 262 года до н. э. Леонид вернулся в Спарту, чтобы стать опекуном своего племянника Арея II.

Арей II умер в 254 году до н. э. в восьмилетнем возрасте, и власть перешла к Леониду II. Он стал главным противником реформ царя из династии Еврипонтидов Агиса IV.

Эфоры, лояльные Агису IV, привлекли Леонида II к суду, а на его место уговорили взойти мужа его дочери, Клеомброта, который тоже был из рода Агиадов, но поддерживал реформы Агиса. Леонид укрылся в храме Афины Меднодомной вместе с дочерью, оставившей Клеомброта. Он получил вызов в суд, но не вышел из храма, и тогда спартанцы в 243 году до н. э. передали царство Клеомброту, который поддержал реформы Агиса. Однако крупные землевладельцы были недовольны реформами и в 241 году до н. э. вернули Леонида на царство.

Леонид II скончался в 235 году до н. э. Новым спартанским царём из рода Агиадов стал его сын Клеомен III.

Напишите отзыв о статье "Леонид II"

Литература

Отрывок, характеризующий Леонид II

На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.