Леонтьев, Алексей Иванович (футболист)

Алексей Леонтьев
Общая информация
Полное имя	Алексей Иванович Леонтьев
Родился	18 марта 1918(1918-03-18) Екатеринослав
Умер	9 января 1998(1998-01-09) (79 лет) Москва
Гражданство	СССР СССР
Рост	176 см
Вес	71 кг
Позиция	вратарь
Карьера
Молодёжные клубы
	Промкооперация (Днепропетровск)
Клубная карьера*
1936—1938	Спартак (Днепропетровск)
1939	Сталь (Днепропетровск)	19 (−?)
1940—1941	Спартак (Москва)	13 (−?)
1941	Крылья Советов (Москва)
1942—1949	Спартак (Москва)	95 (−130)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Алексе́й Ива́нович Лео́нтьев (18 марта 1918, Екатеринослав — 9 января 1998, Москва) — советский футболист и спортивный журналист.

Мастер спорта, в чемпионатах СССР выступал на позиции вратаря за московский «Спартак» (1940—49) и сыграл в 109 матчах. Многие современники отмечали, что Леонтьев обладал очень хорошей реакцией и прыгучестью.

В 1942 году работал заместителем председателя отраслевого совета «Спартак» при белшвейсоюзе.

В 1957—1995 годах работал сотрудником отдела футбола «Советского спорта».

С 1959 по 1991 год являлся членом президиума Федерации футбола РСФСР и членом СТК Федерации футбола СССР.

Достижения

• Обладатель Кубка СССР 1946 и 1947 годов.
• В списке 33 лучших 4 раза: 1942 (№ 2), 1943 (№ 3), 1944 (№ 1), 1946 (№ 3).

Ссылки

• [rus.spartak.com/usr/club/player.asp?id=1830&mid=1768 Профиль на spartak.com]
• [archive.is/RrE4 Спортивный некрополь]

Отрывок, характеризующий Леонтьев, Алексей Иванович (футболист)

Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.