Леонуэнс, Анна

Анна Леонуэнс
Anna Leonowens
Имя при рождении:	Анна Гарриэт Эдвардс
Дата рождения:	26 ноября 1831(1831-11-26)
Место рождения:	Ахмаднагар, Индия
Дата смерти:	19 января 1915(1915-01-19) (83 года)
Место смерти:	Монреаль, Канада
Гражданство:	Великобритания
Род деятельности:	путешественник, педагог, автор мемуаров

Анна Леонуэнс (англ. Anna Leonowens; 26 ноября 1831 — 19 января 1915) — английская писательница, путешественница, педагог и общественный деятель. История её жизни послужила основой для романа Маргарет Лэндон «Анна и король Сиама», а также фильмов «Анна и король Сиама», «Анна и король», мюзикла «Король и я» (также экранизированного) и телевизионных сериалов.

Биография

Анна Леонуэнс, в девичестве Анна Гарриэт Эдвардс родилась в Индии в городе Ахмаднагар в штате Махараштра в семье сержанта Томаса Эдвардса и его жены, дочери лейтенанта индийской армии. В последующем Анна Леонуэнс скрывала своё происхождение от смешанного брака, чтобы обеспечить хорошее будущее своих детей. Отец скончался ещё до рождения Анны и её мать вышла замуж за ирландского капрала Патрика Донахью. В 1845 году старшая сестра Анны вышла замуж за 38-летнего Эдварда Джона Пратта, служившего гражданским служащим в индийских ВМС. Поскольку брак был смешанным, то Анна порвала связь с сестрой и, даже много лет спустя, когда Пратт связался с ней, угрожала покончить жизнь самоубийством, если её не оставят в покое.

Отношения с отчимом тоже были трудными. Он понуждал Анну, как и её сестру, выйти замуж за человека, который был много старше её. В 1847 году семья переехала в Аден, где Патрик Донахью получил должность помощника руководителя общественных работ. Там Анна начала учиться у миссионера Джорджа Перси Баджера и его жены Марии. Они определили склонность девушки к языкам и взяли её с собой путешествие в Египет и Палестину.

В конце 1849 года она с семьёй вернулась в Индию в город Пуна и, несмотря на возражения матери и отчима, вышла замуж за друга детства Томаса Оуэнса Леоне или Леонуэнса. С замужеством она прервала все контакты с семьёй. Вначале супруги отправились в Западную Австралию (город Перт), где Анна пыталась открыть школу для девочек. Когда это не удалось, супруги уехали в Сингапур, затем в Пенанг, где Томас Леонуэнс получил должность хранителя отеля. У них за 10 лет родилось четверо детей, двое из которых скончались во младенчестве. В 1859 году муж Анны скончался от инсульта, оставив её вдовой. Чтобы содержать детей Анна начала преподавать в Сингапуре, а затем открыла школу для детей британских офицеров. Хотя предприятие не оказалось финансово успешным, Анна заслужила репутацию хорошего учителя.

В 1862 году Анна Леонуэнс приняла предложение консула Сиама поступить на службу к сиамскому королю Монгкуту в качестве учительницы для его 39 жён и 82 детей. Король хотел, чтобы его жёны и дети получили современное западное светское образование, которое им не смогли дать жёны миссионеров. Анна отправила дочь Эвис учиться в Англию, сама же с сыном направилась в Бангкок. Почти в течение 6 лет она находилась при дворе, вначале в качестве учителя, затем в должности секретаря-переводчика. Анна хотела продолжить работу при королевском дворе, но когда она находилась в Англии по состоянию здоровья, внезапно король умер. Его преемником стал его сын Чулалонгкорн. Он написал Анне теплое письмо с благодарностью, однако не предложил ей продолжить работу при дворе.

В 1869 году Анна Леонуэнс уезжает в Нью-Йорк и опубликовывает в Бостонском журнале «Atlantic Monthly» воспоминания о своих путешествиях. Позднее они были изданы двухтомными мемуарами. Эта книга принесла ей популярность и обвинения в сенсационности. В мемуарах она критически рассматривает придворную жизнь сиамского королевского двора. В Таиланде её обвиняют в преувеличении её влияния на короля Монгкута.

Анна Леонуэнс была феминисткой и считала униженным положение сиамских женщин. Она считала, что хотя король Монгкут и был просвещённым правителем, но он не желал менять такие обычаи, как практика сексуального рабства и простирание перед королём. В 1873 году в книге «Romance of the Harem», основанной на придворных сплетнях, она утверждала о казни одной из наложниц короля Туптим. Многие критики подвергли сомнению эту историю, а принцесса Vudhichalerm Vudhijaya в 2001 году заявила, что Монгкут 27 лет боролся за власть и он никогда бы не стал казнить наложницу, так как это не буддистский путь. Кроме того, Туптим стала женой короля Чулалонгкорна и является её бабушкой.

В США Анна Леонуэнс зарабатывала деньги чтением лекций в различных залах на темы положения женщин в странах Востока, в частности, в Сиаме и арабских странах, а также на темы миссионерства. Нью-Йорк Таймс писала, что

цель миссис Леонуэнс является пробуждение интереса, симпатий миссионеров в частности, в их отношении к судьбе азиатских женщин.

В литературных кругах Нью-Йорка и Бостона она познакомилась с такими писателями, как Оливер Уэнделл Холмс, Генри Лонгфелло, Гарриет Бичер-Стоу. Книгу «Хижина дяди Тома» она послала королю Чулалонгкорну. Она утверждала, что книга повлияла на процесс ликвидации рабства в Сиаме, который завершился в 1915 году.

В Нью-Йорке Анна Леонуэнс возобновила преподавательскую деятельность в школе на Мэдисон-авеню 252, Беркли, Нью-Йорк. Открывшаяся 5 октября 1880 года, это была подготовительная школа, готовившая будущих студентов для колледжей и ВУЗов.

В 1881 году она совершила поездку по ряду стран Европы, в том числе посетила и Россию.

После этого она переехала в город Галифакс в Канаде, где также стала заниматься образованием женщин и участвовать в движении суфражисток. Она стала одним из основателей «колледжа искусств и дизайна» Новой Шотландии.

Её дочь Эвис вышла замуж за банкира, а сын стал офицером сиамской королевской конной гвардии. Он женился на Каролин Нокс, дочери сэра Томаса Джорджа Нокса, британского генерального консула в Бангкоке. Под патронажем Чулалонгкорн, он создал успешную торговую компанию, которая всё ещё носит его имя.

Анна Леонуэнс и Чулалонгкорн встретились снова, когда он посетил Лондон в 1897 году, через тридцать лет после того, как она покинула Сиам, и король воспользовался этой возможностью, чтобы выразить свою благодарность лично.

Анна Леонуэнс скончалась 19 января 1915 года. Она была похоронена на кладбище Маунт-Ройял в Монреале.

Литература и кино

Помимо мемуаров самой Анна Леонуэнс известна книга американской писательницы Маргарет Лэндон «Анна и король Сиама» — роман, который представляет собой смешение фактов из мемуаров Анны и беллетристики, и был издан в 1944 году. Сама Маргарет Лэндон вместе с мужем несколько лет занимались миссионерством в Таиланде. Эта книга послужила основой для ряда экранизаций и театральных постановок. Первый фильм «Анна и король Сиама» был снят уже в 1946 году на волне популярности книги.

26 февраля 1951 года на Бродвее состоялась театральная премьера мюзикла «Король и я (мюзикл)» по мотивам романа Маргарет Лэндон, главную роль в котором сыграл выходец из России Юл Бриннер. В 1956 году этот мюзикл был экранизирован и Юл Бриннер получил Оскара за исполнение главной роли.

Позднее были сняты сериал, мультфильм и полнометражный фильм с Джоди Фостер в главной роли.

В Таиланде отношение к книге и всем экранизациям крайне отрицательное, так как считается, что все эти произведения порочат короля Монгкута, память которого почитают тайцы. Поэтому все эти произведения находятся под запретом.

Экранизации

• 1946: «Анна и король Сиама». В ролях Айрин Данн и Рекс Харрисон
• 1956: «Король и я». В ролях Дебора Керр и Юл Бриннер
• 1972: «Анна и король», телесериал. В ролях Саманта Эггар и Юл Бриннер
• 1999: «Король и я», мультфильм. Озвучивали Миранда Ричардсон и Мартин Виднович
• 1999: «Анна и король». В ролях Джоди Фостер и Чоу Юньфат

Отрывок, характеризующий Леонуэнс, Анна

«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.