Лепорский, Владимир Владимирович

Владимир Владимирович Лепорский
директор металлургического комбината «Азовсталь»
Место рождения:	Лиепая
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Влади́мир Влади́мирович Лепо́рский (15 января 1911 года — 15 августа 1981 года) — директор металлургического комбината «Азовсталь» в Мариуполе.

Биография

Владимир Лепорский родился в латвийском городе Либава. Член ВКП(б) с 1929 года. В 1933 году окончил Днепропетровский металлургический институт, после чего получил направление на Таганрогский металлургический завод.

С 1938 года работал на «Азовстали», сначала начальником смены в мартеновском цехе, с 1955 года — главным инженером, а с 1956 года — директором завода «Азовсталь».

Именем Владимира Лепорского названа улица в Мариуполе в Левобережном районе города (образована в 2014 году).

Достижения

• Кандидат технических наук.
• Заслуженный металлург УССР.
• Трижды лауреат Государственных премий СССР и УССР.
• Являлся делегатом нескольких партийных съездов в Москве и Киеве.

Награды

• Герой Социалистического Труда
• орден Ленина
• орден Трудового Красного Знамени
• орден Дружбы народов
• орден «Знак Почёта»
• орден «Знамя Труда» (Польша)

Литература

• Твоя, Мариуполь, слава! / Биографический справочник. Составители: Н. Н. Рябченко, В. П. Джувага/ — Мариуполь: ОО Клуб путешественников, 2004. — 175 стр.: ил.

Ссылки

• [www.pr.ua/news.php?new=4080&num=1 Приазовский рабочий № 71 от 18 Мая 2007 года//Азовстальский почерк Владимира Лепорского]

Отрывок, характеризующий Лепорский, Владимир Владимирович

Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.