Леритье де Шезель, Самюэль

Самюэль Леритье
фр. Samuel Lhéritier
Дата рождения	6 августа 1772(1772-08-06)
Место рождения	Англь, провинция Пуату (ныне департамент Вьенна), королевство Франция
Дата смерти	23 августа 1829(1829-08-23) (57 лет)
Место смерти	Конфлан-Сент-Онорин, департамент Сена, королевство Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1792 — 1815
Звание	Дивизионный генерал
Командовал	5-й дивизией тяжёлой кавалерии (1813), 5-м кавалерийским корпусом (1813), 4-й дивизией тяжёлой кавалерии (1814)
Награды и премии

Самюэль Франсуа Леритье де Шезель (фр. Samuel François Lhéritier de Chézelle; 1772—1829) — французский военный деятель, дивизионный генерал (15 марта 1813 года), барон (май 1808 года), участник революционных и наполеоновских войн.

Биография

Самюэль Леритье родился в семье нотариуса, получил юридическое образование. 26 сентября 1792 года поступил на военную службу гренадером в 3-й батальон волонтёров Эндра и Луары. Сражался в рядах Рейнской армии. 3 апреля 1796 года произведён в лейтенанты, 2 января 1797 года стал адъютантом генерала Беллавена, 5 октября 1797 года — капитан.

В 1800 году получил назначение в штаб 5-й пехотной дивизии генерала Буде в составе Резервной армии, и принял участие в сражении при Маренго, где был серьёзно ранен в бедро. 28 июля 1800 года переведён в 6-й драгунский полк. С ноября 1800 года по 26 августа 1803 года выполнял обязанности адъютанта генерала Лабуассьера, 19 сентября 1801 года — командир эскадрона, 14 декабря 1803 года переведён в 11-й кирасирский полк.

В кампании 1805 года сражался в дивизии д’Опуля, отличился при Аустерлице. 5 октября 1806 года был произведён в полковники, и получил под своё начало 10-й кирасирский полк, отличился при Йене, ранен в сражении при Эйлау.

В ходе Австрийской кампании 1809 года был ранен в сражениях при Асперне и Цнайме, отличился при Ваграме, 21 июля 1809 года — бригадный генерал, 24 августа 1809 года — командир 2-й бригады 3-й кирасирской дивизии Армии Германии.

26 марта 1811 года — инспектор кавалерийских депо 1-го, 15-го, 21-го и 22-го военных округов, 7 мая 1811 года — инспектор кавалерийских депо 1-го, 2-го, 3-го, 4-го и 5-го военных округов. 23 октября 1811 года — командир 2-й бригады 3-й дивизии тяжёлой кавалерии генерала Думерка 3-го кавалерийского корпуса, в Русском походе 1812 года был прикомандирован ко 2-му армейскому корпусу маршала Удино, сражался при Клястицах, Полоцке, Бононии, Чашниках, Борисове и Березине.

Участвовал в Саксонской кампании 1813 года и Французской кампании 1814 года, отличился в сражениях при Лютцене, Ла-Ротьере и Арси-сюр-Обе, 15 марта 1813 года — дивизионный генерал, 1 июля 1813 года — командир 4-й драгунской дивизии 3-го армейского корпуса, 8 августа 1813 года временно возглавил 5-й кавалерийский корпус, 5 октября 1813 года — командир 5-й драгунской дивизии 5-го корпуса, с 5 января 1814 года возглавлял 4-ю кавалерийскую дивизию 5-го корпуса.

Во время «Ста дней» присоединился к Императору и в июне 1815 года назначен командиром 11-й дивизии (1-я и 2-я кирасирские бригады) 3-го кавалерийского корпуса генерала Келлермана, участвовал в Бельгийской кампании, ранен в сражении при Ватерлоо.

После второй Реставрации, 20 сентября 1815 года вышел в отставку, с 1821 по 1829 год — мэр Конфлана. Умер 23 августа 1829 года в Конфлан-Сент-Онорине, недалеко от Парижа в возрасте 57 лет.

Был женат, имел шестерых детей: 5 сыновей, из которых один умер в младенчестве, а четверо служили в армии, и дочь.

Литература

• Charles Mullié. Biographie des célébrités militaires des armées de terre et de mer de 1789 à 1850, 1852.

Отрывок, характеризующий Леритье де Шезель, Самюэль

Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.