Чун, Лесли

Лесли Чун Leslie Cheung
Основная информация
Имя при рождении	кит. трад. 張發宗, упр. 张发宗
Полное имя	Leslie Cheung Kwok-Wing
Дата рождения	12 сентября 1956(1956-09-12)
Место рождения	Коулун, Британский Гонконг
Дата смерти	1 апреля 2003(2003-04-01) (46 лет)
Место смерти	Гонконг, КНР
Годы активности	1977—2003
Профессии	певец, актёр, режиссёр
Жанры	cantopop
Лейблы	Polydor, Capital Artists, Cinepoly, Rock, Apex Music, Universal

Лесли Чун (кит. трад. 張國榮, упр. 张国荣 англ. Leslie Cheung; 12 сентября 1956 — 1 апреля 2003) — гонконгский актёр и певец. Считается «одним из отцов-основателей кантопопа», успешно совмещавшим актёрскую и музыкальную карьеры.

В 2000 году Лесли Чун был назван «величайшей суперзвездой Азии» каналом China Central Television, а в 2005 году — признан путём зрительского голосования самым любимым актёром за 100 лет китайского кинематографа. Позже канал CNN включил его в «пятёрку музыкальных икон всех времён», поместив вслед за Майклом Джексоном и The Beatles.

Покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна 24-го этажа отеля Mandarin Oriental 1 апреля 2003 года.

Биография

Детство и юность

Лесли Чун родился 12 сентября 1956 года в Цзюлуне, Гонконг в семье представителя среднего класса. Он был самым младшим из десяти детей. Новорождённого назвали Чун Фат Чун (Cheung Fat Chung), но позже, сочтя имя неблагозвучным, сменили его на Чун Квок Вин (Cheung Kwok Wing). Его западным именем было Бобби. Отец Лесли, Чун Вут Хой, был самым известным портным в Гонконге; среди его клиентов были американские актеры Уильям Холден, Марлон Брандо и Кэри Грант. Помимо жены Пунь Чук Чиу (潘玉瑤), матери Чун Квок Вина, у него были две наложницы. Родители развелись, когда мальчик был совсем маленьким. «Больше всего на меня как на ребёнка, — вспоминал Чун, — повлияло то, что мои родители никогда не жили со мной. Как малыш без родителей, иногда я был очень угнетен. Я мог объяснить это только одним — эгоизмом взрослых».

Первой школой Чуна стала школа Розарихилл в Гонконге. В возрасте 13 лет мальчик был отправлен в Англию в пансионат при Eccles Hall School. После окончания средней школы он получил стипендию для обучения в Университете Лидса на факультет промышленного дизайна. Параллельно с обучением он работал барменом в ресторане, принадлежавшем его родственникам, и пел в выходные дни. Примерно в это период он выбрал себе имя «Лесли». Позже Чун объяснил свой выбор следующим образом: «Я люблю фильм „Унесённые ветром“, и мне нравится Лесли Говард. Это имя может быть и мужским, и женским, это унисекс, поэтому мне это нравится».

Чун поступил в Университет Лидса, но оставил обучение ещё до конца первого учебного года: его отца парализовало из-за постоянного употребления алкоголя и он настаивал на возвращении единственного сына домой.

Путь к успеху

Карьеру в шоу-бизнесе Лесли начал с музыки: оказавшись в Гонконге, он решил поучаствовать в конкурсе талантов Asian Music Contest. На выступлении он исполнил «American Pie» и его номер в конечном итоге взял второй приз. Мероприятие устраивала компания RTV (Rediffusion Television), впоследствии переродившаяся в ATV (Asia Television Limited), и многих победителей конкурса пригласили подписать контракты с этой студией — в их числе оказался и Лесли Чун.

Кинодебют Лесли состоялся в ленте «Эротические сны красной палаты» (Erotic Dreams of the Red Chamber, 1978) — как утверждал впоследствии актер, о том, что фильм будет эротическим, он узнал лишь после того, как подписал контракт на участие. В том же году вышла комедия «Пес грызёт чужую кость» (Dog Bites Dog Bone, 1978), но она большим успехом не пользовалась. В следующие три года Лесли снимется ещё в двух фильмах, в обоих в паре с другим поп-идолом, Дэнни Чаном — по трагичному стечению обстоятельств, также погибшим в сравнительно молодом возрасте. За второй из этих фильмов, «Охотник за работой» (Job Hunter, 1981) он был номинирован на HKFA как лучший новый актер.

Номинация на HKFA обратила на него внимание кинопродюсеров, а за роль в картине Патрика Тама «Кочевник» (Nomad, 1982) он получил номинацию HKFA как лучший актер. В числе прочих его пригласили на Shaw Bros, где Лесли снялся в трёх фильмах — «Мечтательницы» (Teenage Dreamers, 1982), «Юная девушка-дракон» (Little Dragon Maiden, 1983) и «За желтой линией» (Behind the Yellow Line, 1984). В 1984—1985 годах Лесли уже считался известным и популярным актером, специализировавшимся на романтических комедиях и мелодрамах — «Счастливого рождества» (Merry Christmas, 1984), «Только для твоего сердца» (For Your Heart Only, 1985), «Безумная любовь» (Crazy Romance, 1985). Параллельно Лесли снимался в сериалах для TVB.

Тем временем дела Лесли в музыке шли ни шатко, ни валко — он подписал контракт с Polydor Records, но выпущенные компанией два его первых альбома не пользовались популярностью (на одном из концертов Чуна даже освистали — так, что ему пришлось уйти со сцены) и по завершению контракта Лесли продлевать его не стал. В 1982 году он перешёл на Capital Artists и завёл себе нового агента, Флоренс Чан, которая останется в этой должности вплоть до самой смерти актера. Со сменой студии к актеру не пришёл успех, но, по крайней мере, появились сдвиги — записанный им в 1983 году сингл стал хитом, а в 1984 одна из его песен вошла в музыкальный топ 10 и открыла собой новую эру более быстрых, заводных песен, постепенно потеснивших в популярности лирические баллады.

Успех

Настоящий прорыв на обоих фронтах случился в 1986—1987 годах. В музыке Лесли вновь сменил звукозаписывающую компанию, остановившись на Cinepoly Records, и году выпустил успешный альбом Summer Romance, ставший самым продаваемым CD 1987 года. Его популярность как поп-идола сравнялась с популярностью Алана Тама — других конкурентов такого уровня в музыке тогда просто не было. А в кино Лесли получил одну из главных ролей в «Светлом будущем» Джона Ву, одном из самых значительных гонконгских боевиков всех времен, а следом — и в его сиквеле в 1987 году. В том же 1987 Лесли сыграл в мистической драме «Румяна» (Rouge), где его партнершей стала Анита Муи — его большая подруга ещё по временам записи на Polygram Records, и в «Истории китайских призраков» (A Chinese Ghost Story), открывшим дорогу целому жанру мистико-романтических экшенов.

Период 1988—1989 годов прошёл для Лесли сравнительно спокойно — фильмов уровня «Светлого будущего» и «Истории китайских призраков» так и не появилось. Зато в 1990 Лесли познакомился с молодым режиссёром Вонгом Карваем, который пригласил его на главную роль в своей драме «Дикие дни», считающейся первым «настоящим» фильмом этого значительного режиссёра. За роль мятущегося донжуана Йорка, рвущегося к своим корням, Лесли получил свою первую награду Hong Kong Film Award — за лучшую мужскую роль.

В 1990-1995 годы Лесли оставил в стороне музыкальную карьеру и полностью посвятил себя кино, успешно чередуя съёмки в авторском кино с ролями в крупных блокбастерах. Самые яркие его картины того времени — с одной стороны, задорные комедии «Все хорошо, что хорошо кончается» (All’s Well Ends Well, 1992), «Все хорошо, что хорошо кончается 2» (All’s Well Ends Well Too, 1993), «Стреляющие по орлам герои» (Eagle Shooting Heroes, 1993) и дилогия «Он женщина, она мужчина» (He’s the Woman, She’s the Man, 1994/1996), а с другой, серьезные драмы: «Прощай, моя наложница» (Farewell My Concubine, 1993) и «Луна-искусительница» (Temptress Moon, 1996) Чэнь Кайгэ и «Прах времен» (Ashes of Time, 1994) и «Счастливы вместе» (Happy Together, 1997) Вонга Карвая. В это время Лесли Чун достигает пика своей кинокарьеры: в период с 1990 по 1998 гг. 13 из 39 фильмов, в которых он снялся, попадали в десятку самых кассовых фильмов Гонконга.

В 1995 году Лесли решил вновь возобновить свою карьеру певца и подписал контракт с компанией Rock Records, на которой выпустил сначала сборник своих песен из фильмов, а затем и полноценный альбом «Red», который многие критики назвали его лучшей работой. К концу 90-х Лесли был не просто звездой — он был кумиром миллионов, успешным и в музыке, и в кино (номинации на награды HKFA он теперь получал чуть ли не каждый год). В интервью Лесли говорил, что главное для него — качество, поэтому он поставил себе ограничение сниматься не больше чем в трёх фильмах в год и никогда не работать над двумя фильмами одновременно.

Он даже решил попробовать себя в режиссуре, самостоятельно сняв 45-минутный фильм «От праха к праху» (From Ashes to Ashes, 2000). В 2002 он начал снимать полнометражное кино, но проекту так и не суждено было осуществиться — примерно в это время Лесли накрыла тяжёлая депрессия. Он посещал врачей и старался выйти из этого состояния, но 1 апреля 2003 года болезнь одержала верх: актёр сбросился с крыши своего отеля, оставив предсмертную записку, в которой признался, что не может справиться с депрессией. Как выяснилось позже, за год до этого он уже пытался покончить с собой. По иронии судьбы, в последнем фильме, где он снимался — Внутренние чувства, его герой-психиатр в финале пытался покончить с собой, шагнув с крыши здания.

На похороны Лесли собрались сотни знаменитостей со всего мира — провести пышную церемонию прощания не помешало даже то, что в то время в Гонконге бушевала атипичная пневмония.

Отрывок, характеризующий Чун, Лесли

На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.