Лесневский, Станислав Стефанович

Станислав Стефанович Лесневский
Род деятельности:	литературный критик, литературовед
Язык произведений:	русский
Награды:

Станислав Стефанович Лесневский (4 октября 1930, Оренбург — 18 января 2014) — российский литературный критик, литературовед.

Биография

Окончил филологический факультет МГУ.

Сотрудничал в журнале «Юность», издательстве «Советский писатель». Во время хрущёвской оттепели вошёл в комиссию от партбюро и профсоюза издательства по проверке деятельности директора его правления Н. В. Лесючевского. Его обвиняли в том, что он способствовал аресту поэта Н. Заболоцкого и ещё нескольких писателей при Сталине. Факты подтвердились. Но сохранивший должность директор уволил Лесневского.

Член партбюро московской писательской организации. Участвовал в исключении из Союза писателей СССР Владимира Войновича.

Один из инициаторов проведения Блоковских праздников в Шахматово.

В 1996 году стал координатором комиссии по подготовке международного суда над КПСС и практикой мирового коммунизма, но дело застопорилось.

С 2001 по 2014 - директор издательства «Прогресс-Плеяда».

Творчество

Специализировался на поэзии XX века. Написал работы, посвящённые Александру Блоку, Анне Ахматовой, Владимиру Маяковскому, Александру Твардовскому и другим.

Семья

Сестра - Ирена Лесневская, журналист.

Награды

орден Почёта (2001).

Библиография

«Завещанное, заветное» (1977),
«Путь, открытый взорам: Московская земля в жизни Александра Блока» (1980),
«Я к вам приду…: Поэты. Поэзия. Время» (1982)

Отрывок, характеризующий Лесневский, Станислав Стефанович

– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…