Лесный, Винценц

Винценц Лесный
чеш. Vincenc Lesný
Дата рождения:	3 апреля 1882(1882-04-03)
Место рождения:	Комаровице
Дата смерти:	9 апреля 1953(1953-04-09) (71 год)
Место смерти:	Прага
Научная сфера:	санскритология, индология
Альма-матер:	Карлов университет
Научный руководитель:	Йозеф Зубатый Мориц Винтерниц
Известные ученики:	Ольдржих Фриш Камил Звелебиль
Известен как:	переводчик

Винценц Лесный (3 апреля 1882, Комаровице — 9 апреля 1953, Прага) — чешский индолог и санскритолог, один из лучших представителей чешского востоковедения первой половины XX века. Он был одним из первых членов Чешкой Академии наук, переводил тексты с санскрита, пали, хинди и бенгальского языка. Своими исследованиями вместе с Морицем Винтерницем и Отакаром Пертольдом ознаменовал новый, зрелый этап в развитии чешской индологии.

В 1903—1907 годах Лесный изучал в Карловом университете в Праге классическую филологию, индологию и иранистику. Его учителем среди прочих был Йозеф Зубатый, известный чешский индолог. После окончания учёбы в университете Лесный посещал также в 1910—1911 годах курсы лекций по индологии в Оксфорде и Бонне. После окончания учёбы он посвятил себя преподавательской деятельности: сначала в средней школе, а затем уже в вузе.

В 1917 году Лесный получил звание доцента благодаря своей работе о пракритах в драмах Бхасы — «Vývojový stupeň nářečí prákrtských v dramatech Bhásových a určení Bhásovy doby». В 1920 году состоялась его первая встреча с Рабиндранатом Тагором во время визита последнего в Чехословакию. В декабре 1922 года вместе со своим учителем Морицем Винтерницем Лесный совершил поездку в Университет Вишва-Бхарати, находящийся в Шантиникетоне (Западная Бенгалия), где пробыл около года. Здесь он преподавал немецкий язык и свободно овладел бенгальским. Санскритом Лесный отлично овладел ещё до своего приезда в Шантиникетон. В 1924 году стал первым экстраординарным профессором индологии в Карловом университете, а уже через шесть лет был назначен ординарным профессором. Перед этим в январе 1928 года Лесный в очередной раз прибыл в Шантиникетон, уже в качестве университетского профессора, и пробыл там около шести месяцев. В 1934 году Лесный основал Индийское общество и стал его первым председателем. В 1937 году он на два года стал руководителем филологического факультета своего университета. После войны, которая послужила причиною закрытия многих вузов и утраты связей с мировой индологией, Лесный в 1945—1952 годах был директором Института востоковедения в Праге. В послевоенные годы ввёл индологию в Оломоуцком университете, где был деканом. Кроме того, он выступил сооснователем журнала «Новый Восток» (чеш. Nový Orient), который выходит до наших дней, а в 1952 году стал одним из первых членов Чешской Академии наук, но вскоре умер.

Помимо лингвистических исследований (в них основное внимание он уделял средне- и новоиндийским языкам, а также древнеперсидскому и переводам с санскрита) Лесный сосредоточил своё внимание на изучении ранних разновидностей буддизма. Его книга «Buddhismus» (1921, 1948) кроме вышеназванных проблем касалась и распространения буддизма в Азии и содержала в себе основную информацию по философии данной религии.

Особой главой в жизни Лесного явились переводы с бенгальского языка, которые были связаны с одним из значительных представителей бенгальской литературы того времени — Рабиндранатом Тагором — и явились одними из первых в Европе. Как поклонник его поэзии, он ещё в 1914 году выпустил книгу на чешском языке с переводами поэзии и прозы своего кумира — «Rabindranath Thakur : Ukazy Poesie A Prosy». Монография Лесного о Тагоре (1937) была одной из первых в своём роде и через два года, в 1939 году, была переведена на английский язык и подготовлена к изданию в Лондоне, но немецкие налёты уничтожили почти весь тираж.

В число учеников и последователей Лесного входят переводчик «Рамаяны» Ольдржих Фриш, первопроходец в области чешских исследований дравидийских языков и вице-президент Тамильской академии в Мадрасе Камил Звелебиль, автор труда по древнеиндийской истории и переводчик Душан Збавитель и Одолен Смекал, автор стихов на хинди.

Избранная библиография

• Maráthská syntax pádová, 1911
• Pověst o Kršnovi v puránech, 1913
• Vývojový stupeň nářečí prákrtských a dramatech Bhásových a určení Bhásovy doby, 1917
• Buddhismus: Buddha a buddhismus pálijského kánonu, 1921
• Dnešní Indie, 1924
• Duch Indie, 1927
• Indie a Indové: Pouť staletími, 1931
• Rabíndranáth Thákur: osobnost a dílo, 1937
• Básnický zápas Otakara Březiny, 1945
• Buddhismus, 1948

Переводы

• Singh, Ajódhjá. — Déobálá, Praha, 1911.
• Bengálské a kašmírské pohádky, Praha, 1912.
• Tagore, R. — Ukázky poezie a prózy, Praha, 1914.
• Thákur, R. — Črty, Kladno, 1920.
• Thákur, R. — Volný tok, Kladno, 1924.
• Thákur, R. — Poslední noc, Praha, 1938.
• Dhammapadam, Praha, 1947.

Отрывок, характеризующий Лесный, Винценц

– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.