Летний вечер на пляже Скагена. Художник и его жена

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Педер Северин Крёйер
Летний вечер на пляже Скагена. Художник и его жена. 1899
дат. Sommeraften ved Skagens strand. Kunstneren og hans hustru
Холст, масло. 135 × 187 см
Коллекция Гиршпрунга, Копенгаген

Летний вечер на пляже Скагена. Художник и его жена (дат. Sommeraften ved Skagens strand. Kunstneren og hans hustru) — картина датского художника Педера Северина Крёйера, написанная в 1899 году.





Контекст

Педер Северин Крёйер родился в 1851 году в Ставангере (Норвегия), но детство провёл у своей тёти в Копенгагене (Дания)[1]. Получив художественное образование, в период с 1877 по 1881 год при поддержке покровителя Генриха Гиршпрунга[en], Крёйер побывал в Нидерландах, Бельгии, Франции, Испании и Италии, где познакомился с творчеством старых мастеров[1]. Уже будучи известным художником, в 1882 году, находясь в Вене (Австрия), Крёйер встретился с Микаэлем Анкером. Анкер поселился в Скагене в 1874 году, а затем женился на местной художнице Анне Брённум, дочери владельца единственной гостиницы[en] в деревне, в которой проходили творческие собрания членов местного художественного сообщества, известного как «Скагенские художники»[2]. Крёйер впервые приехал в Скаген в 1882 году, и его присутствие не осталось незамеченным со стороны членов сообщества, пригласивших его в свои ряды[3]. Это было вызвано плачевным состоянием датского изобразительного искусства после окончания «золотого века», и Крёйер в этом отношении виделся многими как знаменосец возрождения датской школы[4]. В 1883 году он уехал во Францию, где находясь под влиянием импрессионизма, создал собственный стиль, впоследствии приобретя в Дании репутацию реалиста, в особенности благодаря изображению сцен на пляже, оживленных встреч художников, рыбаков[1][2]. Он не случайно привлёк внимание «скагенских художников», отвергнувших Королевскую академию и выступавших против картин только для удовольствия богатых, полагая, что искусство должно показывать реальную и тяжёлую жизнь обычного человека, обременённую бедностью болезнями и опасностями на повседневной работе в море[5]. Очарованный Скагеном, его пейзажем и жизнью народа, Крёйер каждое лето снова приезжал туда, проводя остальное время в путешествиях или в Копенгагене, где имел студию. В Скагене он начал изучать просторы неба, песка и моря, дрейфуя в своём творчестве к символизму. Летом 1889 года, после женитьбы на художнице Марии Трипке, встретившейся ему в Париже, Крёйер окончательно обосновался в Скагене, став одним из заметных членов «скагенских художников»[2][6]. Наиболее известным примером творчества Крёйера того периода является картина «Летний вечер на южном пляже Скагена», написанная в 1893 году и изображающая прогулку Анны Анкер с Марией Крёйер[2].

История создания

В 1895 году в письме к своему другу Оскару Бьёрку Крёйер написал, что «я также думал о написании большого портрета моей жены вместе со мной — но для этого мне нужна, безусловно, хорошая погода, поэтому его не будет в этом году»[7]. В тот же год Мария родила дочь Вибеке[3], а Крёйер начал большой портрет Хольгера Драхмана на фоне пейзажа в «синий час»[7]. И только четыре года спустя, в 1899-м, Крёйер наконец создал эту большую картину, потратив на неё всё лето, и используя в качестве основы для работы ряд своих фотографий и эскизов. Возможно, картина была написана к десятилетнему юбилею брака с Марией и в знак признания их семейных отношений[7].

Описание

Большой двойной портрет изображает Марию и Педера Крёйера во время прогулки на пляже в лунном свете. Картина имеет довольно меланхоличный тон, так как несмотря на красивый пейзаж Мария находится на отдалении от Крёйера, почти исчезает в голубизне моря и неба, и несмотрит в глаза своему мужу. В то же время сам Крёйер, кажется, не в состоянии поддержать её руку, а более близкой ему фигурой является верный пёс Рап, лижущий левую ногу художника. На горизонте находятся два парусных корабля — тёмный тяжёлый и яркий спортивный, символизирующие их разные темпераменты и вследствие этого неудачный брак[7][8][9].

Последующая судьба

В 1900 году Крёйер представил полотно на Шарлоттенборгской весенней выставке[en][7]. Картина и была холодно принята и раскритикована как банальная, однако на самом деле она являлась отличным примером пейзажа в синем полумраке, так любимого символистами, считавшими, что сумеречный час возвещает о приходе смерти[8]. Однако эта картина, как и другие поздние, не смогла превзойти уровень законченного совершенства, показанный Крёйером в работе «Летний вечер на южном пляже Скагена»[2]. Через несколько месяцев после выставки он был принят в Мидделфартскую[en] психиатрическую больницу после перенесённого нервного срыва[7]. В 1906 году Крёйер развёлся с женой, и дочь осталась с ним в Скагене[3]. В интервью 1907 года он описал свои чувства о сумеречных вечерах — «Скаген может выглядеть так ужасно скучно в ярком солнечном свете… но когда солнце садится, когда луна поднимается из моря… с рыбаками стоящими на пляже и катерами, плавающих мимо с ослабленными парусами… В последние годы это время мне нравится больше всего»[8]. Страдая маниакально-депрессивным психозом, ослабившим его здоровье, Крёйер умер в 1909 году и был похоронен на Скагенском кладбище[3].

В настоящее время картина находится в коллекции Гиршпрунга[en] в Копенгагене[7].

Напишите отзыв о статье "Летний вечер на пляже Скагена. Художник и его жена"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.denstoredanske.dk/Kunst_og_kultur/Billedkunst/Danmark_1850-1910/Peder_Severin_Kr%C3%B8yer?highlight=p.s.%20kr%C3%B8yer P.S. Krøyer]. Den Store Danske. Проверено 26 мая 2015.
  2. 1 2 3 4 5 [www.sothebys.com/en/auctions/ecatalogue/2012/c19th-european-paintings-inc-greek-l12102/lot.22.html Peder Severin Krøyer 1851 - 1909 Danish, Anna Ancher and Marie Krøyer on the Beach at Skagen]. Sotheby's. Проверено 26 мая 2015.
  3. 1 2 3 4 [www.skagensmuseum.dk/en/collection/the-artists/ps-kroeyer/ P.S. Krøyer (1851–1909)]. Скагенский музей. Проверено 26 мая 2015.
  4. Mednick, Thor J. (Spring 2011), "[www.19thc-artworldwide.org/spring11/danish-internationalism-peder-severin-kroyer-in-copenhagen-and-paris Danish Internationalism: Peder Severin Krøyer in Copenhagen and Paris]", Nineteenth Century Art Worldwide Т. 10 (1), <www.19thc-artworldwide.org/spring11/danish-internationalism-peder-severin-kroyer-in-copenhagen-and-paris> 
  5. [www.cmariec.com/?p=10423 In the footsteps of Anna Ancher and Marie Krøyer at Skagen]. Cheryl Marie Cordeiro (20 июля 2011). Проверено 26 мая 2015.
  6. [hirschsprung.dk/Image.aspx?id=69&col=7 Hirschsprung collection, Sommeraften på Skagen]. Коллекция Гиршпрунга. Проверено 26 мая 2015.
  7. 1 2 3 4 5 6 7 [hirschsprung.dk/Image.aspx?id=12&col=7 P.S. Krøyer i den Hirschsprungske Samling: Sommerafter ved Skagens Strand. Kunsteren og hans hustru]. Коллекция Гиршпрунга. Проверено 26 мая 2015.
  8. 1 2 3 [extranet.uv.khs.dk/materiale/Dansk%20Opgave%201/www/opg4-hirschsprung/arbejder/234/index.html Sommeraften ved Skagens strand]. Køge Handelsskole. Проверено 26 мая 2015.
  9. [www.b.dk/boeger/skoenheden-og-smerten Skønheden og smerten]. Berlingske[en] (27 декабря 2009). Проверено 26 мая 2015.

Литература

  • Lise Svanholm. [books.google.com/books?id=MFBVtB1CTvkC&pg=PA274 Northern Light: The Skagen Painters]. — Gyldendal A/S, 2004. — ISBN 978-87-02-02817-1.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Летний вечер на пляже Скагена. Художник и его жена

– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.