Летописи Молдавского княжества

Начало молдавского летописания относится ко второй половине XV века. Первые молдавские летописи написаны кириллицей на славянском языке, содержали краткие сведения о времени правления предыдущих господарей и о важнейших исторических событиях.

Первая официальная славяно-молдавская летопись, условно называемая «Анналы двора Стефана Великого», была написана при дворе этого господаря анонимным летописцем. Её первоначальный вариант не сохранился, остались только списки с дополнениями, хранившиеся в молдавских монастырях. В анналах воспевались подвиги и победы Стефана Великого, сообщались сведения о строительстве церквей. Часть текстов этой летописи была переведена на иностранные языки и использовалась за пределами Молдавии.

Сохранилась «Анонимная летопись Молдавии», посвящённая событиям с 1359 по 1507 год, и два списка «Путнянской летописи», описывающей события с 1359 по 1526 год и с 1359 по 1518 год. Известна также молдавско-немецкая летопись (1457—1499), включённое в Воскресенскую летопись «Сказание вкратце о молдавских государях отколе начинается молдавская земля» (1359—1504) и молдавско-польская летопись (1359—1564).

До нас дошли три летописи XVI века, написанные духовными лицами:

• летопись Романского епископа Макария о событиях 1504—1556 гг., написанная по поручению Петра Рареша;
• летопись игумена Каприянского монастыря Ефимия о событиях 1541—1554 гг., написанная по заказу Александра Лэпушняну;
• летопись монаха Азария о событиях 1541—1574 гг., написанная по поручению Петра Хромого.

Эти летописи прославляли деяния господарей и призывали к поддержке существующих порядков. Причины исторических событий зачастую объяснялись в них божественным предопределением.

В XVII веке на смену официальному славянско-молдавскому летописанию, которое велось по заказу господарей духовными лицами, приходит боярское летописание. Наиболее известными молдавскими летописцами были Григоре Уреке, Мирон Костин, Николай Костин, Аксинтий Урикарул, Ион Некулче. Их летописи довольно обширные и отражают историю Молдавского княжества до середины XVIII века и краткие сведения об истории соседних стран. Летописцы того времени, будучи выходцами из боярского сословия, призывали к ограничению господарской власти.

Григоре Уреке описывал события в Молдавии в 1359—1594 гг. в своём труде «Летописецул цэрий Молдовей… дела Драгош-водэ пынэ ла Арон-водэ». Он умер, не успев закончить работу. Она была переписана и переработана Симеоном Даскэлом и дополнена Мисаилом Калугэром. Мирон Костин продолжил работу Уреке в своём произведении «Летописецул цэрий Молдовей дела Арон-водэ ынкоаче де унде есте пэрэсит де Уреке Ворникул», посвящённом 1595—1661 гг. Он же написал на «Кроника цэрилор Молдовей ши Мунтенией» на польском языке. Дальнейшую историю Молдавского княжества описал Ион Некулче в «Летописецул цэрий Молдовей дела Дабижа-водэ пынэ ла а доуа домние а луй К. Маврокордат» (1661—1743) с «Предисловием» и 42 историческими легендами. Представителями официального летописания были Николай Костин («Кроника домнией луй Н. Маврокордат ши Д. Кантемир») и Аксинтий Урикарул («Де а доуа домние а луй Николае Александру Маврокордат»).

В XVIII веке, наряду с летописанием на молдавском языке, с приходом к власти греков-фанариотов, стали появляться и некоторые летописи на греческом.

См. также

• Летописи Руси
• Литература Молдавии

Источники

• История Республики Молдова. С древнейших времён до наших дней = Istoria Republicii Moldova: din cele mai vechi timpuri pină în zilele noastre / Ассоциация учёных Молдовы им. Н. Милеску-Спэтару. — изд. 2-е, переработанное и дополненное. — Кишинёв: Elan Poligraf, 2002. — С. 101—104. — 360 с. — ISBN 9975-9719-5-4.

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/rus3/Mold-Nem.let/text.phtml?id=951 Молдавско-немецкая летопись 1457—1499]
• [www.vostlit.info/Texts/rus3/Mold-Pol.let/text.phtml?id=952 Молдавско-польская летопись 1352—1564]

Отрывок, характеризующий Летописи Молдавского княжества

Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.