Литва (термин)

Литва́ — термин, употребляющийся в исторических источниках в различных смыслах — этническом, политическом и региональном.

Происхождение термина

Впервые название «Литва» упомянуто в Кведлинбургских анналах под 1009 годом, когда миссионер Бруно Кверфуртский был убит на границе Руси и Литвы (Lituaе, то есть Litua в форме косвенного падежа). Белорусский историк Вячеслав Носевич считает возможным предполагать, что изначальной формой названия была «Литова» (Litova) с ударением на последнем слоге. В производных же формах ударение смещалось на второй слог, откуда происходят встречающиеся в источниках прилагательные: древнерусское «литовскый» и латинское litoviensis. Известная из латинских (Lithovia) и немецких (Lettowia) источников форма «Литовия», по его мнению, образовалась под пером не владевших литовским языком писарей как вторичная трансформация прилагательного в существительное.

Этимология слова «Литва» неизвестна, при этом существует множество версий, ни одна из которых не получила всеобщего признания. Корень «лит» и его варианты «лет»/«лют» допускают различные толкования как в балтских и славянских, так и в других индоевропейских языках. Так, например, существуют созвучные топонимы на территории Словакии (Lytva) и Румынии (Litua), известные с XI—XII веков.

По наиболее распространенной версии, топоним возник от названия небольшой речушки Летавка, притока Няриса. По другой популярной версии, термин происходит от названия реки Латава, притока Швянтойи, протекающей в Аникщяйском районе, где существует одноимённое городище. Согласно более современной гипотезе, название страны могло произойти от этнонима «леты» или «лейти», которым жители окрестных земель называли дружинников литовских князей (leičiai).

Локализация

Проблема локализации Литвы, то есть определение территорий, понимаемых под термином «Литва», является одним из самых спорных и неоднозначных вопросов литуанистики. Историками выделяется два уровня значений термина: Литва в узком и Литва в широком смыслах. Под Литвой в узком смысле понимается бывшая территория Литовского княжества, ставшего ядром формирования Великого княжества Литовского. Вячеслав Носевич отмечает, что Литва в узком смысле, вероятно, охватывала территорию, которая со времени заключения договора 1219 года непосредственно принадлежала «старшим» литовским князьям. По наиболее распространённой версии, это территория в границах четырёхугольника Каунас (Ковно), озеро Свирь, Лида и Меркине (Меречь), то есть южная часть Дзукской и большая часть Ошмянской возвышенностей. Около 1248 года один из «старших князей», новогрудский князь Миндовг, подчинил своей власти земли ряда других литовских князей, а в 1264 году его сын Войшелк подчинил Нальшаны, Дзяволтву и, возможно, Упите. По другой версии, Литва в узком смысле располагалась в окрестностях Каунаса, между Неманом и низовьями Вилии. Таким образом, Литва в узком смысле обычно отождествляется с ареалом археологический культуры восточнолитовских курганов, хотя этот вопрос и остаётся дискуссионным.

Согласно литовскому историку Томасу Баранаускасу, после объединения под властью Литвы других литовских княжеств название «Литва» было распространено на Завилие (земли к северу от реки Вилия) и Жемайтию, что вызвало появление Литвы в широком смысле.

Литва как политоним

В результате расширения власти литовских князей на обширные территории Восточной Европы в XIV—XVI веках термином «Литва» стали называть не только собственно Литву, но всю территорию, находящуюся под властью династии Гедиминовичей. В этом значении термин встречается в сочинениях писавших о Литве иностранцев. В данном случае ареал Литвы как политонима совпадал с границами Великого княжества Литовского и изменялся вместе с ними безотносительно этнического состава населения.

Литва как хороним

Одновременно с существованием термина «Литва» как политонима, он был широко распространён и в качестве хоронима, то есть названия региона. В этом смысле Литва противопоставлялась Руси и Жемайтии. Различие между Литвой и Русью нашло отражение в титулатуре монарха, имевшего титулы «дедич Литвы и Руси», «великий князь литовский и русский», документально зафиксированные в 1320-х годах, но, возможно, возникшие ранее. После того, как в 1411 году Жемайтия была отвоёвана у Тевтонского ордена, её отличие от Литвы также закрепилось в монаршем титуле. Так, например, в 1417 году великий князь Витовт использовал титул «великий князь Литвы, Жемайтии, Руси и др.», в 1440 году сын Ягайло Казимир именовался «королевич всее Литовские земли и Жомойтское и многих Русских земель».

Хороним «Литва» широко бытовал в повседневном употреблении в XVI веке. Иногда употреблялись формы «Литовская земля» и даже «Великое княжество Литовское» при сохранении противопоставления Жемайтии и Руси. В XVI веке Литвой называли территории в Вилькомирском, Упитском, Ковенском, Гродненском, Трокском, Виленском и Браславском поветах, а также западную часть Минского и Новогрудского поветов. Вячеслав Носевич указывает, что происхождение хоронима «Литва» можно объяснить двояко: в одной стороны, значение слова «Литва» как хоронима имело исторические корни, так как обозначаемые им земли были в составе Великого княжества Литовского с момента его возникновения; с другой, историк признаёт возможность того, что Литва ассоциировалась с территорией дисперсного расселения балтов, в том числе в виде небольших анклавов. Термин «Литва» как хороним продолжал существовать и после XVI века, в частности был широко распространён во времена вхождения этих земель в состав Российской империи.

См. также

• Белая Русь
• Литвины
• Литва (племена)
• Доисторическая Литва

Литература

• Łowmiański H. Geografia polityczna Bałtów w dobie plemiennej // Lituano-Slavica Posnaniensia. Studia Historica. — T. I. — Poznań, 1985.
• Ochmański J. [www.laborunion.lt/memo/modules/myarticles/article.php?storyid=126 Litewska granica etniczna na wschodzie od epoki plemiennej do XVI wieku]. — Poznań, 1981.
• Баранаускас Т. [viduramziu.istorija.net/ru/state.htm#s125. Истоки Литовского государства] / авторский перевод глав из книги Baranauskas T. Lietuvos valstybės ištakos. — Vilnius: Vaga, 2000. — 317 p. — ISBN 5-415-01495-0.
• Краўцэвіч А. [kamunikat.org/download.php?item=2154-2.pdf&pubref=2154 Праблема лакалізацыі сярэднявечнай Літвы] (pdf; 0,3 MB) // Беларускі Гістарычны Зборнік — Białoruskie Zeszyty Historyczne. — № 8. — 1997.
• Насевіч В. Л. [vn.belinter.net/vkl/35.html Літва] // Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя ў 3 т. — Т. 2. — Мн.: БелЭН, 2006. — С. 202—206.
• Спиридонов М. Ф. [viduramziu.istorija.net/etno/spiridonov-ru.htm «Литва» и «Русь» в Беларуси в 16 в.] // Наш Радавод. — Гродна, 1996. — Кн. 7. — С. 206—211.

Отрывок, характеризующий Литва (термин)

– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.