Летцель, Ян

Ян Летцель

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ян Летцель (Jan Letzel; 9 апреля 1880 — 26 декабря 1925) — чешский архитектор, наиболее известный тем, что спроектировал кирпичное здание промышленной палаты Хиросимы, ныне известное как «Купол Гэмбаку» или «Атомный купол», уцелевшее после атомной бомбардировки 6 августа 1945 г.

Биография

Ян Летцель родился в городе Наход в Богемии. Его родители владели отелем. После завершения обучения в строительном отделе Высшего профессионального училища, Ян получает место в управлении Гражданского строительства в Государственной Промышленной школе в Пардубице. В 1901 году он получил стипендию на обучение в Школе прикладных искусств в Праге, где обучался под руководством Яна Котеры — одного из основателей современной чешской архитектуры.

В 1902 и 1903 годах Ян предпринял ознакомительные поездки по Богемии, Далмации, Черногории и Герцеговине. С июня 1904 по август 1905 года Ян Летцель работает в архитектурной фирме Квидо Бельского в Праге. В то же время он спроектировал и построил санаторные корпуса в Мшене — Лазне в стиле ар-нуво. Некоторое время работал в Каире. Весной 1907 года Ян посетил Рим, Милан и Венецию, а затем вернулся назад в Прагу.

Следующим местом работы Летцеля стала Япония. После недолгого пребывания в Праге и Находе, в июне 1907 года он переехал в Токио, где работал в французской фирме. В 1910 году в Токио Летцелом и его другом Карлом Хорой была основана архитектурная компания. В последующие несколько лет им было спроектировано около 40 зданий, включая Французскую школу, Международную школу Святого Сердца, иезуитский колледж, немецкое посольство и несколько отелей и офисных зданий. Его наиболее известным проектом стало огромное административное здание Японской Торгово-промышленной палаты в Хиросиме, ныне — Мемориал мира в Хиросиме. В городе в то время преобладали двухэтажные деревянные здания, и Торгово-промышленная палата вскоре стала одной из самых ярких достопримечательностей Хиросимы. Особую известность это здание получило после взрыва атомной бомбы 1945 года. Палата была частично разрушена, но её купол устоял, и здание стало известно как Купол атомной бомбы. Ян Летцель умер до того, как его творение превратилось в мемориал.

Когда партнер Яна Карл Хора вернулся в Богемию в 1913 году, Летцель продолжил управление фирмой в одиночку. В 1915 году ему пришлось приостановить работу из-за Первой мировой войны. В 1918 году Чехословакия стала независимой страной, и год спустя Летцель получил место торгового атташе в чешском посольстве в Токио. В 1920 году он навестил родину, а затем вернулся на свой пост в Японию.

В 1922 году Летцель путешествовал по Японии и позже стал свидетелем разрушения многих спроектированных им зданий в результате Великого землетрясения Канто 1923 года. Глубоко разочарованный, он вернулся в Прагу в ноябре 1923 года, где спустя пару лет и умер в возрасте 45 лет.

Ссылки

• [www.radio.cz/en/issue/69210 A look at the Czech architect who built Hiroshima's Industrial Promotion Hall — today's A-Bomb Dome]
• [www.jmc.cz/stan/letzel/english.htm 2000, Letzel Year]
• [www.ceskatelevize.cz/porady/10262550261-sumne-stopy/210522162350001-jan-letzel/video/156885 Šumné stopy: Jan Letzel] (чеш.)

Отрывок, характеризующий Летцель, Ян

– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.