Лещинские
Поделись знанием:
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
|
| |
| <center>Герб Лещинских (справа) и короля Станислава (слева)
| ||
</div> </div> Лещинские (точнее Лещиньские; мн. полск. Leszczyńscy) — угасший в XVIII веке великопольский шляхетский род герба Венява, из которого происходили король Станислав Лещинский и его дочь Мария — жена Людовика XV.
Фамилия образована от названия местечка Лешно. Также фамилия Лещинских записывалась, как Лесневские, Лесьневские (польск. Leśniewscy)[1]. На рубеже XVI и XVII веков Лещинские поддерживали Реформацию, однако позднее вернулись к католической вере.
Персоналии
- Рафаил Лещинский, воевода Брестский, был одним из предводителей протестантской шляхты на сеймах времени Сигизмунда-Августа.
- Рафаил Лещинский, воевода Белзский. При Сигизмунде III занимал одно из видных мест среди кальвинистской шляхты, но перед смертью (1636 г.) перешел в католичество.
- Внук его, также Рафаил Лещинский (1650—1703), великий подскарбий коронный, будучи послом в Турции, оставил рукописную историю этого посольства. Также написал историческую поэму о взятии Хотина. Женат был на дочери фельдмаршала Станислава Яна Яблоновского.
- Сын его Станислав Лещинский (1677—1766), воевода Познанский, был последним в роду Лещинских. В 1704 году по требованию шведского короля Карла XII он был избран конфедерацией великопольской шляхты королём польским на место объявленного низложенным Августа II. В 1706 г., по альтранштедтскому договору с Карлом XII, Август признал Лещинского королём, но после Полтавской битвы объявил этот договор недействительным. Лишенный шведской поддержки, Лещинский отказался от короны и удалился во Францию, где стал последним герцогом Лотарингии и где на его дочери Марии женился Людовик XV.
- Анджей Лещинский (1608–1658), архиепископ Гнезненский в 1652–1658 гг.
- Ян Лещинский (ум. 1657) – епископ, брат Анджея Лещинского. В 1655 г. Ян Лещинский был поставлен римско-католическим епископом Киевским. Однако на тот момент Киевское воеводство пребывало под властью гетмана Богдана Хмельницкого, — и 1656 г. Ян Лещинский был назначен римско-католическим епископом Хелминским. Через год он скончался.
- Митрополит Филофей (в миру Рафал Богуславович Лещинский, в схиме — Феодор; 1650—1727) — епископ Русской Православной церкви, с 1702 года митрополит Новгородский, Тобольский, Сибирский и Всея Руси.
Напишите отзыв о статье "Лещинские"
Примечания
- ↑ [www.gminaleszno.eu/PL/herb.html Herb Gminy Leszno] (польск.). Проверено 23 января 2013. [www.webcitation.org/6E8h4LTcB Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
Ссылки
- [genealogy.euweb.cz/poland/leszczyn1.html Родословная роспись Лещинских]
- Лещинские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Gajl T. [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=leszynski Polish Armorial Middle Ages to 20th Century]. — Gdańsk: L&L, 2007. — ISBN 978-83-60597-10-1. (польск.)
Отрывок, характеризующий Лещинские
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
