Ле-Бек (аббатство)

Ле-Бек (фр. Notre Dame du Bec-Hellouin) — бенедиктинский монастырь на севере Франции. Расположен на территории коммуны Ле-Бек-Эллуэн в департаменте Эр, в регионе Верхняя Нормандия.

Монастырь был основан в 1034 году Эрлуином Брионским (995—1078) близ Бонневиля. Епископ Лизьё принял пострижение Эрлуина в 1035 году и даровал ему звание аббата согласно уставу ордена св. Бенедикта, он также освятил небольшую капеллу в Бонневилле (не сохранившуюся). В 1039 году монастырь, в связи с отсутствием водных источников, был перенесён на новое место, у слияния рек Рисль и Бек. В 1041 году здесь епископом Руанским Можером освящается новая церковь. Местность эта оказалась болотистой и подверженной наводнениям, в связи с чем монастырь в 1060 году вновь переносится — в Ле-Бек-Эллуэн. В 1077 году архиепископ Кентерберийский Ланфранк, бывший с 1045 года здесь настоятелем, освящает новую монастырскую церковь.

Ланфранк в середине XI столетии открывает в Ле-Беке монастырскую школу, ставшую известной далеко за пределами Нормандии. Здесь обучались «семи свободным наукам» выдающиеся учёные и церковные деятели Средневековья — такие, как Ансельм Кентерберийский (* 1033; † 1109), Теобальд Бекский (* 1090; † 1161), Гильберт Криспинус (* 1046; † 1117)), Ив Шартрский (* 1040; † 1115), папа Римский Александр II. Монастырь находился под покровительством королей Англии и Франции, делавшими для него богатые пожертвования. После завоевания Англии норманнами в 1066 году король Вильгельм I делает Ланфранка в 1070 главой Английской церкви, а его монастырю жалует земли в Англии и в Нормандии.

Вследствие высочайшего покровительства аббатство Ле-Бек владело 165 поселениями и местечками, и 22 приоратами. В 1167 году здесь была похоронена императрица Матильда Английская. В 1263 монастырь и монастырский собор были уничтожены сильным пожаром. Во время Столетней войны, в 1417 году аббатство было разграблено английскими войсками. В 1563, во время Религиозных войн во Франции, оно было захвачено гугенотами. Во время Великой Французской революции, в 1790 году монастырь был опустошён, а затем закрыт. В течение всего XIX и первой половины ХХ столетий, вплоть до времён Второй мировой войны его здания использовались французской армией как конюшни. С 1810 года стены монастырского собора разрушаются населением с целью использования их как строительный материал.

Первоначальное здание аббатства не сохранилось, оно было заменено новыми постройками в XVII—XVIII столетиях, возведённых в стиле классицизма. В 1948 году аббатство было возвращено Бенедиктинскому ордену, и с тех пор здесь вновь живут монахи.

Литература

• Hans Wolter: Bec (Le Bec Hellouin). В: Lexikon für Theologie und Kirche² II, sp. 90

Отрывок, характеризующий Ле-Бек (аббатство)

«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.