Ле Коссек, Клеман

Клеман Ле Коссек
Clement Le Cossec
Род деятельности:	пятидесятнический миссионер среди цыган
Дата рождения:	20 февраля 1921(1921-02-20)
Место рождения:	Трефьяга, Бретань, Франция
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	22 июля 2001(2001-07-22) (80 лет)
Место смерти:	Ле-Ман, Франция
Супруга:	Тереза Ле Коссек
Дети:	8 детей
Сайт:	[www.clement-le-cossec.org/ ment-le-cossec.org]

Клема́н Луи́ Мари́ Ле Коссе́к (фр. Clement Louis Marie Le Cossec; 20 февраля 1921, Трефьяга, Бретань, Франция — 22 июля 2001, Ле-Ман, Франция) — пятидесятнический миссионер, пастор Ассамблей Бога, основатель Цыганской евангелической миссии.

Клеман ле Коссек являлся лидером евангелического пробуждения среди европейских цыган во второй половине XX века. Цыганские евангелики называют его «апостолом цыган».

Биография

Начало служения

Клеман Ле Коссек родился 20 февраля 1921 года в бретонской деревне Трефьяга (департамент Финистер) и был одним из четырёх детей в бедной французской католической семье. Отец Клемана, бывший моряк, оставшийся после Первой мировой войны инвалидом, работал смотрителем маяка на о. Уэссан; мать Клемана отличалась особой набожностью. В 14-летнем возрасте Ле Коссек пережил религиозное обращение на евангелическом богослужении в театре Гавра; вера Клемана укрепилась после «чудесного исцеления» его отца от сердечных болезней, ревматизма и экземы.

После завершения среднего образования Клеман Ле Коссек поступил на заочные курсы в лондонской библейской школе Ассамблей Бога и окончил их в 1939 году. В возрасте 25 лет, в 1946 году он был рукоположен на пасторское служение в пятидесятнической церкви Лилля. В 1950 году при поддержке английского пятидесятника Дугласа Скотта Ле Коссек начинает евангелическую церковь в Ренне и становится пастором данной общины.

Апостол цыган

В 1952 году к Ле Коссеку обратилась семейная пара бретонских цыган, перешедших в пятидесятничество; новообращённые жаловались на нежелание местного евангелического пастора преподать им крещение. Ле Коссек удовлетворил их просьбу, проведя обряд крещения в море на пляже города Бреста. В том же году им была организована первая цыганская евангельская община. Познакомивших с бытом бретонских цыган, Клеман Ле Коссек остался глубоко потрясён их полукочевым образом жизни и неграмотностью. Он начинает служение среди цыган, проводит евангелизационные встречи в таборах, совершает сотни крещений над обращёнными. В 1958 году Клеман передал пост пастора церкви в Ренне молодому помощнику и переселился в цыганский табор. К этому времени он обратил 3 тыс. цыган.

Служение Клемана Ле Коссека, проводимое в «передвижной церкви», привело к религиозному движению среди французских цыган, позже названному «цыганским пробуждением». Пробуждение сопровождается массовыми богослужениями под открытым небом, покаяниями, свидетельствами о чудесных исцелениях. В образованных общинах Ле Коссек вводит запрет на алкоголь, табак, наркотики; порицает внебрачный секс и насилие в семьях; поощряет обучение профессиям и переход к оседлому образу жизни.

Стремясь утвердить новообращённых, Ле Коссек основывает курсы подготовки будущих цыганских проповедников. На подобных курсах, проходивших в передвижных трейлерах, Ле Коссеку зачастую приходиться начинать с обучения чтению и письму. В 1967 году миссия Ле Коссека выкупает замок XIX века близ коммуне Жьен (департамент Луаре), в котором начинается библейская школа.

В 1961 году Ле Коссек начинает издавать периодический журнал «Жизнь и свет».

В 1968 году Клеман Ле Коссек вышел из Ассамблей Бога и основал «Цыганскую евангелическую миссию» — независимую пятидесятническую деноминацию. В 1975 году миссия становится членом экуменической Федерации протестантов Франции. Несмотря на это, французские СМИ того времени часто называли организацию «сектой».

Международное служение

В 1963 году миссия Ле Коссека начинает служение среди испанских цыган; в 1969 году испанские цыгане создали Филадельфийскую евангелическую церковь. К концу 1960-х годов пробуждение захватывает португальских цыган; в 1974 году они основывают Филадельфийскую цыганскую евангелическую церковь в Португалии. Ле Коссек также участвовал в служения среди цыган Бельгии, Голландии, Германии, Италии.

За всю свою жизнь Клеман Ле Коссек с миссионерскими целями посетил 44 стран с крупной цыганской диаспорой, включая Канаду, США, Мексику, Аргентину и страны Ближнего Востока. При его участии в Индии были созданы интернаты, столовые, сиротские приюты.

Религиозное пробуждение среди цыган называют «крупнейшим пробуждением в послевоенной Европе». К концу XX века в Европе проживало 500 тыс. цыган-евангеликов.

Смерть

Клеман Ле Коссек умер от рака 22 июля 2001 года в городе Ле-Ман. Похоронное богослужение посетило более 2 тыс. цыган со всей Европы. Погребальная молитва прошла по цыганскому обычаю — в шатре, раскинутом на одном из автомобильных паркингов возле города Ле-Ман.

Семья

Клеман Ле Коссек женился 17 ноября 1941 года на Терезе Тайуа. Тереза активно помогала Клеману в служении; обращённые цыгане частой называли её «мамой». В браке родились восемь детей (трое дочерей и пятеро сыновей). Все дети Ле Коссека продолжили его служение в Цыганской евангелической миссии. Младший сын Этьен является пастором цыганской церкви в Ле-Мане, сын Пауль — миссионером в Индии.

Избранные публикации

• Clement Le Cossec. [books.google.md/books?id=HFX7MQAACAAJ&dq Mon aventure chez les Tziganes]. — C. Le Cossec, 1991. — 224 p.

Clement Le Cossec. [books.google.md/books?id=2BOqnQEACAAJ&dq My Adventures with the Gypsies]. — Indian Gypsy Work Fellowship, 1991. — 171 p.

• Clement Le Cossec. [books.google.md/books?id=xvO-AAAACAAJ&dq Verdades Biblicas]. — Clie, Editorial, 1991. — ISBN 8476455062.

• Clement Le Cossec. [books.google.md/books?id=vmpUHAAACAAJ&dq Revival Among the Gypsies]. — Assemblies of God, Home Missions. — 32 p.

• Clement Le Cossec. [books.google.md/books?id=8PIhYAAACAAJ&dq Israel: Clef des avenements passes et a venir]. — Varites Bibliques, 1983. — 70 p.

Литература

• Donald Kenrick. Le Cossec, Clement // [books.google.md/books?id=tQKyAAAAQBAJ&dq Historical Dictionary of the Gypsies (Romanies)]. — 2-е. — Scarecrow Press, 2007. — P. 152. — 392 p. — (Historical Dictionaries of Peoples and Cultures). — ISBN 0810864401.

Ссылки

• [www.clement-le-cossec.org/ Сайт], посвящённый служению Клемана Ле Коссека  (фр.) (англ.)
• [vieetlumiere.fr/ Цыганская евангелическая миссия «Жизнь и свет»]  (фр.)
• [mission-inde.org/ Цыганская миссия в Индии]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ле Коссек, Клеман

– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».