Либерман, Рольф

Рольф Либерман (нем. Rolf Liebermann; 14 сентября 1910, Цюрих — 2 января 1999, Париж) — швейцарский композитор.

Биография

В 1929—1933 гг. изучал юриспруденцию в Цюрихском университете, одновременно в частном порядке занимаясь музыкой. В этот период Либерман начал сочинять первые песни для кабаре. В середине 1930-х гг. в Цюрихе он познакомился и сблизился с певицей кабаре Лале Андерсен — этот эпизод из жизни Андерсен и Либермана лёг в основу фильма Р. В. Фассбиндера «Лили Марлен».

Затем Либерман стал сдвигаться в сторону академической музыки и более серьёзных занятий композицией. В 1936 г. он учился дирижированию в Будапеште у Германа Шерхена, с 1940 г. занимался композицией у Владимира Фогеля. В 1943—1945 гг. появляются его первые крупные сочинения, в том числе Кантата для баритона с оркестром «Один из концов света» (фр. Une des fins du monde, 1944, по Жану Жироду). Одновременно в 1945—1950 гг. Либерман работал звукорежиссёром Цюрихского радио. В 1952 г. написана первая опера Либермана «Леонора 40-45», за ней последовали «Пенелопа» (1954), «Школа жён» (нем. Die Schule der Frauen, 1957) и др. Склонность Либермана к эксперименту, синтезу, мозаичности стиля и техники проявилась, в частности, в Концерте для джаз-банда и симфонического оркестра (1954). В 1956 году Рольф Либерман был главой международного жюри первого конкурса "Евровидение", проходившего в швейцарском городе Лугано.

В 1959 г. Либерман возглавил Гамбургский оперный театр, которым руководил до 1972 г. В 1973—1980 г. он руководил Парижской Оперой. В 1985 г. Либерман был вновь приглашён возглавить Гамбургскую оперу (до 1988 г.). Он писал музыку до последних лет жизни — в частности, 1998 годом, когда композитору было 88 лет, датирована пьеса «Mouvance» для девяти перкуссионистов и фортепиано. В 1997 г. Либерман был председателем жюри Международного конкурса пианистов имени Бузони в Больцано (Италия), став единственным иностранцем, которому была доверена эта честь за всю историю конкурса.

Отрывок, характеризующий Либерман, Рольф

Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.