Ливанов, Михаил Егорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Егорович Ливанов
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Михаил Егорович Ливанов (1751-1800) — российский агроном, геолог, профессор земледелия, надворный советник.

С отличием закончил МГУ в 1772 году.

Князь Г. А. Потёмкин, испытывавший особый интерес к методам английского земледелия, предполагая в полной мере использовать их на обширных и плодородных землях Таврической области и Екатеринославского наместничества, вверенных его попечению в конце XVIII века, через своего университетского приятеля поэта В. П. Петрова был знаком с А. А. Самборским и его книгой «Описание практического английского земледелия» (М., 1783). А. А. Самборский, будучи протоиереем при православной церкви в Лондоне, увлекался наукой о земледелии и стремился распространять новые английские сельскохозяйственные методы в России. В 1775 году Самборский приехал в Россию с целью набрать студентов-агрономов для обучения английской агротехнике, среди них были М. Е. Ливанов и В. П. Прокопович. Спустя несколько лет, пройдя обучение, они поступили в распоряжение Потёмкина[1].

В октябре 1785 года профессора земледелия Ливанов и Прокопович были назначены «в помощь директорам домоводства» с жалованием 600 рублей годовых. Северное Причерноморье с его благоприятным климатом и обширными землями, не знавшими традиционного земледелия, как нельзя лучше подходило для внедрения новых методов и экспериментов[1].

Под руководством Ливанова, написавшего по заказу Потёмкина «Наставление к умозрительному и делопроизводному земледелию», и Прокоповича была создана особая Контора земледелия и домоводства Таврической области, призванная заботиться о развитии хлебопашества, садоводства и виноделия[1].

Следующие несколько лет они под руководством князя Потёмкина налаживали и направляли работу во всех отраслях сельского хозяйства новороссийских губерний: давали рекомендации по размещению полей и пастбищ, технике вспашки и сева, уходу за скотом, лесоводству и садоводству, развитию шелководства и организации фабрик[1].

Таланты Ливанова нашли себе применение при осуществлении ещё одного проекта Потёмкина — разведки залежей угля, железа и драгоценных металлов. За два года Ливанов обнаружил не только богатые запасы угля, но и залежи железной и медной руды, каолина, графита и мрамора при слиянии рек Ингулец и Саксагань в окрестностях Кривого Рога. Получив доклад об итогах изысканий, Потёмкин распорядился построить чугунолитейный завод для литья артиллерийских снарядов на реке Ингулец и фабрику для выделки фаянса из местного каолина, но после его смерти работы по строительству были свёрнуты.

Свои поиски, по просьбе Потёмкина, Ливанов продолжил в окрестностях Николаева и Богоявленска, где в 1790 году по желанию князя организовал первую в России школу практического земледелия, целью которой было обучение колонистов новым приемам хозяйствования[1] (работала до 1797 года). Здесь же был разбит Казённый сад с почти 20 тыс. плодовых и декоративных деревьев.

В 1791 году входил в состав экспедиции российского военно-морского ведомства по разведке каменного угля на Донбассе для нужд Черноморского флота.

Награждён Орденом св. Анны II степени.



Библиография

  • «Наставление к употребительному и делопроизводному земледелию» (СПб., 1786, две части),
  • «Руководство к разведению и поправлению домашнего скота» (СПб., 1794),
  • «О земледелии, скотоводстве и птицеводстве» (Николаев, 1799)[2].

Напишите отзыв о статье "Ливанов, Михаил Егорович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Болотина Н. Ю. Потёмкин. Глава 12. Князь Тавриды. М.: Вече, 2014
  2. [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%9B%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2,_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона // Ст. "Ливанов, Михаил"]

Литература

Отрывок, характеризующий Ливанов, Михаил Егорович

– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.