Ливеровский, Александр Васильевич

Александр Васильевич Ливеровский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр путей сообщения Временного правительства России
31 августа 1917 года — 25 октября 1917 года
Глава правительства:	Александр Фёдорович Керенский
Предшественник:	Пётр Петрович Юренев
Преемник:	Должность упразднена; Марк Тимофеевич Елизаров как Нарком путей сообщения РСФСР
Рождение:	23 августа 1867(1867-08-23) Санкт-Петербург, Российская империя
Смерть:	19 декабря 1951(1951-12-19) (84 года) Ленинград, РСФСР, СССР
Место погребения:	Шуваловское кладбище
Отец:	Василий Евгеньевич Ливеровский
Супруга:	Мария Владимировна
Образование:	1. Физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета (1889 год) 2. Петербургский институт путей сообщения (1894 год)
Профессия:	Астроном; инженер
Деятельность:	Государственный деятель, инженер-транспортник
Научная деятельность
Научная сфера:	Транспортное строительство
Место работы:	Институт инженеров путей сообщения
Известен как:	Проектировщик железных дорог, «Дороги жизни»
Награды:

Алекса́ндр Васи́льевич Ливеро́вский (23 августа 1867, Петербург — 19 декабря 1951, Ленинград, похоронен на Шуваловском кладбище Санкт-Петербурга) — российский инженер путей сообщения, доктор технических наук, профессор. Министр путей сообщения Временного правительства (1917).

Семья

Родился в семье дипломированного агронома-лесничего Василия Евгеньевича Ливеровского, который был уездным охотоведом Олонецкой губернии, занимался разметкой просек и делянок в лесах, размежеванием угодий и мелиорацией болот в Олонецкой губернии. Детство провел в семейном доме в селении Лебяжье, что за Ораниенбаумом в Олонецкой губернии. В семье было 12 или более детей.

Один из братьев — Алексей Васильевич Ливеровский, морской врач, отец докторов наук Алексея Алексеевича и Юрия Алексеевича Ливеровских.

Жена — Мария Владимировна.

Недалеко от селения Лебяжье был принадлежавший семье участок леса, который так и назывался “Лаверовский лес”. Сейчас он вырублен и застроен, дом Ливеровских сгорел в 2007 году, уцелел только флигель, на котором висит мемориальная доска в память Алексея Алексеевича Ливеровского.В годы Великой Отечественной Войны жил в женой в Ленинграде на Петроградской стороне (Геслеровский проезд, 7). В своей квартире они приютили маленького мальчика (А.М. Покровского) с больной мамой. Впоследствии, когда этот мальчик вырос, он написал книгу воспоминаний своей жизни, часть которой посвящена А.В. Ливеровскому:

Когда Ливеровские эвакуировались, и мы остались в их квартире.

Если взглянуть на старинный план, то видно, что это участок занимала церковь и сад. 

Сейчас на этом месте стоянка машин, несколько кустиков, да флигель здания ЦНИИ «Морфизприбора».<...>

Я жил в квартире А.В.Ливеровского с 1942 по 1947 год.<...> Главный интерес в квартире для меня представляли книги. Вдоль стен столовой располагались книжные шкафы со всеми томами энциклопедии Брокгауза и Эфрона, в кабинете вдоль стены со спальней в таких же шкафах стояли собрания сочинений Шекспира, Шиллера, Байрона большого формата с иллюстрациями, тоже издательства Брокгауза и Эфрона, а также издания классиков – Чехова, Шелера-Михайлова и других.

Образование

Окончил Кронштадтскую классическую гимназию (1885; с золотой медалью), физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета (1889; со степенью кандидата). Во время обучения в университете особенно увлекался астрономией, был удостоен золотой медали за статью о двойных звёздах, защитил кандидатскую работу о солнечном затмении.

В 1889—1890 служил в лейб-гвардии артиллерийской бригаде. Окончил Петербургский институт путей сообщения (1894).

• Летом 1891 — практикант-геодезист, производил съёмку Лозово-Севастопольской железной дороги. Его отчёт был удостоен специальной премии института путей сообщения.
• Летом 1892 — практикант-десятник на строительстве Уфа-Златоустовской железной дороги, где работал вместе с инженером и писателем Н. Г. Гариным-Михайловским.

Работа на строительстве Транссибирской железной дороги

Летом 1893 на преддипломной практике работал на сооружении железнодорожной линии от Челябинска в сторону Кургана (в начале строительства Транссибирской железной дороги), был начальником дистанции.

В 1894—1897 работал инженером на сооружении Транссибирской железной дороги.

В 1901—1905 — руководил строительством 16-ти километрового участка Кругобайкальской железной дороги (составной части Транссибирской дороги), на котором были возведены 12 тоннелей и 4 противообвальных галереи, объём скальных выработок составил 2,5 млн кубометров. Во время строительства проявил себя квалифицированным управленцем: построил вдоль берега озера Байкал причалы для выгрузки стройматериалов и конструкций, создал флотилию для транспортировки по воде всего необходимого для работ, в середине участка построил электростанцию, которая впервые в стране обеспечивала электроэнергией железнодорожное строительство. Во многом благодаря его усилиям движение по Кругобайкальской дороге было открыто досрочно, в 1904, что позволило обеспечить по ней переброску войск на фронт русско-японской войны.

Был связан с революционным движением. В начале 1900-х годов помог бежавшему из ссылки революционеру Ф. Э. Дзержинскому, спрятав его в своём гостиничном номере. В 1905 переводил деньги забастовочным комитетам, оформлял документы находившимся на нелегальном положении и ссыльным большевикам.

В 1907—1908 руководил перестройкой Средне-Сибирской железной дороги от Ачинска до Иннокентьевской. В 1912—1915 руководил строительством Восточно-Амурской железной дороги, восточной части Транссибирской железной дороги. В частности, были построены несколько больших Хинганских тоннелей (один из которых пролегал в толще вечномёрзлых пород) и самый большой железнодорожный мост на Евроазиатском континенте. Во время строительства, как и на других объектах, уделял значительное внимание созданию нормальных бытовых условий для рабочих.

В 1914 стал членом Императорского Русского географического общества.

В 1915 движение по всей Транссибирской железной дороги было открыто. На торжествах по этому случаю Ливеровский забил последний «серебряный» костыль. Позднее вспоминал:

Судьбе было угодно, чтобы первый костыль, когда началась укладка пути от Челябинска, я забил как начальник дистанции, и чтобы в 1915 году в Хабаровске, на смычке… мне пришлось забивать последний костыль Великого Сибирского пути.

В центральном аппарате министерства путей сообщения

С сентября 1915 — помощник начальника, затем начальник Управления по сооружению железных дорог Министерства путей сообщения. Осуществлял общее руководство строительством ряда стратегических железных дорог, в том числе построенной за один год Мурманской железной дороги.

После Февральской революции 1917 его карьера значительно ускорилась. Уже 7 марта он стал товарищем (заместителем) министра путей сообщения, в том же месяце, одновременно, председателем Временного центрального совета Союза инженеров и техников, работающих по путям сообщения.

Во время выступления генерала Л. Г. Корнилова в августе 1917 министр путей сообщения П. П. Юренев отказался передавать «антикорниловское» обращение Временного правительства к железнодорожникам. Тогда Ливеровский способствовал передаче в Ставку этого обращения, на основе которого были прекращены перевозки корниловских войск в направлении Петрограда. Кроме того, отдал приказ разобрать стрелочные переводы на станциях Дно и Новосокольники.

Министр путей сообщения Временного правительства

С 31 августа 1917 — управляющий министерством путей сообщения, с 25 сентября 1917 — министр путей сообщения. Стремился восстановить нормальную р

аботу железных дорог, выступал против забастовок технического персонала. 26 октября 1917 года в 1 ч. 50 мин. был арестован вместе с другими министрами и заключён в Петропавловскую крепость — об этих событиях оставил записи в дневнике, опубликованном в 1960.

Жизнь во время гражданской войны

Отказался от перехода на сторону большевиков и принятия на себя технического руководства народным комиссариатом путей сообщения. Был освобождён по болезни. После обещания не выступать против советской власти, ему было разрешено выехать на юг на мацестинские воды.

Жил под Сочи в небольшом домике, в политической деятельности участия не принимал. Работал садовником, кухонным мужиком, сторожем, сигнальщиком на маяке. Некоторое время жил по подложному паспорту — видимо, в связи с тем, что белогвардейцы могли подвергнуть его репрессиям за позицию во время корниловского выступления. В это же время, по семейному преданию, его подлинные документы оказались в распоряжении авантюриста, который затем бежал за границу, где выдавал себя за бывшего министра Ливеровского. С этой историей связывается тот факт, что писатель А. Н. Толстой «присвоил» фамилию Ливеровский отрицательному персонажу своей книги «Ибикус, или похождения Невзорова».

Инженер на совслужбе

В 1921 работал военным инженером на Кавказе, в том числе на продолжении строительства Черноморской железной дороги через Абхазию, участвовал в налаживании отношений центра с Абхазией.

В 1923 по предложению Ф. Э. Дзержинского переехал в Москву. Был техническим экспертом и членом плановой комиссии Народного комиссариата путей сообщения, членом Учёного совета при комиссии Комитета государственных сооружений, работал во Высшем совете народного хозяйства. Участвовал в заключении ряда договоров с немецкими концессиями.

Профессор в Ленинграде

В 1924 вернулся в Ленинград, преподавал в Институте инженеров путей сообщения. В 1926 создал и возглавил кафедру строительного искусства, читал новый курс лекций «Постройка железных дорог», автор первого учебника по этой проблематике. Занимался вопросами сооружения транспортных объектов в особо сложных природных условиях (вечная мерзлота, сейсмичность, болотистость и др.). Был деканом в Институте инженеров путей сообщения. Консультировал Госплан по вопросам разработки схемы строек в первой пятилетке. Некоторое время являлся главным инженером советско-германского акционерного общества «Молгжелдор», руководил достройкой железнодорожной линии Ленинград-Рыбинск. Работал заместителем директора Института мерзлотоведения. Инициатор создания транспортной секции в Академии наук. Профессор Ливеровский А. В. совместно с профессором Бизюкиным Д. Д. (1885—1954) были основателями известной в нашей стране и за рубежом научной школы по организации постройки железных дорог и строительных работ.

Был одним из ведущих консультантов в области транспортного строительства, неоднократно выезжал на консультации по вопросам мерзлоты и гидротехники на железных дорогах Сибири, Дальнего Востока, Севера. Подготовил экспертные заключения о проектах деревянных мостов узкоколейной железнодорожной линии Дудинка-Норильск, о способе организации и постройке линии Карталы-Акмолинск, о глубине заложения строившегося московского метрополитена, о пригородном трамвае Ленинграда и др.

В 1926 находился в научной командировке в Германии, Чехословакии и Франции, отказался от предложений остаться в эмиграции.

Аресты и заключение

22 марта 1933 был арестован, заключён в тюрьму Ленинградского ОГПУ, обвинялся участии во вредительской организации. Его хотели использовать как одного из обвиняемых в ходе организации процесса против социалистов-революционеров, который так и не состоялся. Опубликованы показания А.В. Ливеровского, которые он давал на следствии. В мае 1933 был освобождён, в сентябре того же года вновь арестован, перевезён в Москву, где находился в заключении в Бутырской тюрьме. В марте 1934 освобождён и вернулся в Ленинград. Уже в мае 1934 возглавлял бригаду Народного комиссариата путей сообщения, выехавшую на Байкал для борьбы с оползнями.

Участник строительства «Дороги жизни»

После начала Великой Отечественной войны остался в блокадном Ленинграде, в 1941—1942 работал в Оборонной комиссии по технической помощи фронту Института инженеров железнодорожного транспорта. Участвовал в проектировании ледовой «Дороги жизни» через Ладогу, давал консультации по осушению выемок, возникших от разрыва снарядов, по восстановлению земляного полотна, устройству противотанковых заграждений, оптической маскировке.

В июле 1942 был эвакуирован в Москву на лечение. В 1944 вернулся в Ленинград, продолжил научную и педагогическую работу в Институте инженеров железнодорожного транспорта.

Был награждён медалью «За оборону Ленинграда» (1942), орденами Трудового Красного Знамени и Красной Звезды (1945), орденом Ленина (1947).

Умер 19 декабря 1951 года в Ленинграде, похоронен на Шуваловском кладбище.

Труды

• Последние часы Временного правительства. // «Исторический архив». 1960.
• 50 лет работы на железнодорожном транспорте:/ Подготовка к печати А. Э. Даммер. Хабаровск, 1999.

Библиография

• Соколова М. В. Александр Васильевич Ливеровский / М. В. Соколова, И. С. Смагин. Л., 1959.
• Белодубровский Е. Б. Генерал-директор тяги // Байкал. 1982. № 5.
• Першин С. П. Строитель железных дорог. М., 1985.
• Зензинов Н. А., Рыжак С. А. Выдающиеся инженеры и ученые железнодорожного транспорта. М., 1990.
• Коренев Л. И. Профессор Александр Васильевич Ливеровский: вехи жизни // Генералы духа. Книга 1. СПб, 2001.
• А.М. Покровский Это было, было и прошло... Санкт-Петербург, 2015.
• Ольга Ливеровская История одной семьи. "Нева", 2005, №7

Ссылки

• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/author.xtmpl?id=655 Биография]
• [www.hrono.ru/biograf/liverovski.html Биография]
• [book-chel.ru/ind.php?what=card&id=1188 Ливеровский, Александр Васильевич] в энциклопедии «Челябинск»
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=6063 "Показания" А.В. Ливеровского]
• [www.zlev.ru/173/173_32.htm Последние часы временного правительства.] Дневник министра путей сообщения
• [www.rzd.ru/static/index.html?he_id=319&cur_id=174 Биографическая справка]
• [scbist.com/gazeta-gudok/12547-7-dekabrya-2011-puteec-pochvennik.html Путеец-почвенник (статья из газеты «Гудок»)]

Отрывок, характеризующий Ливеровский, Александр Васильевич

Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.