Ливийская Арабская Республика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ливийская Арабская Республика
الجمهورية العربية الليبية

1969 — 1977



 

Флаг республики 1969—1971 Герб 1969—1971
Гимн
Аллах велик
Столица Триполи
Язык(и) Арабский
Религия Ислам
Денежная единица Ливийский фунт(до 1971),Ливийский динар(с 1971)
Площадь 1 759 530 км² (1954)
Население 1 091 830 чел. (1954)
Форма правления Диктатура
Председатель Совета революционного командования Ливии
 - 1969-1977 Муаммар Каддафи
История
 - 1 сентября 1969 Военный переворот в Ливии 1969 года, преобразование в республику
 - 1 января 1972 Вхождение в состав ФАР (Федерация Арабских Республик)
 - 2 марта 1977 Провозглашение Ливии Джамахирией, реорганизация гос. институтов и органов власти, упразднение республики
К:Появились в 1969 годуК:Исчезли в 1977 году

Ливийская Арабская Республикагосударство в Северной Африке, созданное после военного переворота в Ливии 1969 года, упразднившего монархию. Существовала с 1969 по 1977 г.

1 сентября 1969 года группа «свободных офицеров» под предводительством 28-летнего полковника Муаммара Каддафи и при активной поддержке египетских спецслужб провела государственный переворот и свергла монархию. Король Идрис, находившийся в тот момент на лечении в Турции, бежал в Египет. Новый режим, возглавляемый Советом революционного командования (СРК), провозгласил Ливийскую Арабскую Республику. Девизом Совета был «свобода, социализм и единство».

В декабре 1969 года была издана временная конституция, провозглашавшая необходимость единства арабов как важнейшую задачу государства. Идеи политического единства арабов легли в основу массовой политической партии — Арабский социалистический союз. Декрет о создании партии был опубликован в июне 1971 года, деятельность других политических партий запрещалась. Главная задача партии состояла в привлечении основной массы народа к управлению государством и участию в широкомасштабных реформах, которые осуществлялись лидером ливийской революции[1].

Новое правительство провозглашало цели уменьшить «отсталость», занять активную позицию в палестинском конфликте, способствовать арабскому единству и проводить внутреннюю политику, основанную на принципах социальной справедливости, отсутствия эксплуатации и равнораспределения богатства. Великобритании и США почти в ультимативной форме было предложено в кратчайшие сроки ликвидировать своё военное присутствие в Ливии. Дни вывода английских (28 марта 1970 года) и американских (11 июня 1970 года) военных баз отмечались в стране как национальные праздники[2]. В течение последующих четырех лет были национализированы все нефтяные компании и прекращено действие всех соглашений о военном и экономическом сотрудничестве, заключенных западными компаниями с правительством короля Идриса I[2]. 4 марта 1972 года было подписано соглашение об экономическом и техническом сотрудничестве с СССР[3].

В мае 1973 года Каддафи впервые публично выступил с идеями «третьей мировой теории», изложенной позднее в его знаменитой «Зелёной книге». Каддафи отверг как идеи капитализма с его эксплуатацией человека человеком, так и советский вариант социализма с его подчинением человека государству. Он объявил, что основные принципы социальной справедливости изложены в Коране и должны быть возрождены через прямое участие работников в управлении производством (через народные комитеты) и путём распределения между ними всего созданного продукта[4].

Осенью 1974 года СРК издал целый ряд законов, основанных на шариате. Вводилось суровое наказание за употребление, ввоз и производство спиртных напитков, были внесены изменения в семейное законодательство. Однако практическая реализация идей «третьей мировой теории» наталкивалась на сопротивление со стороны прокапиталистически настроенной внутренней оппозиции. В июне 1975 года было совершено неудачное покушение на членов правительства во время военного парада, в августе была произведена попытка военного переворота во главе с членом СРК О. Мохейши[5].

2 марта 1977 года на чрезвычайной сессии Всеобщего народного конгресса (ВНК) в городе Сабха Ливийская республика была преобразована в Социалистическую Народную Ливийскую Арабскую Джамахирию (то есть «государство масс»).

Напишите отзыв о статье "Ливийская Арабская Республика"



Примечания

  1. [www.istmira.com/istoriya-azii-i-afriki/578-livijskaya-dzhamaxiriya-muams-r-kaddafi.html Новейшая история Азии и Африки (1945—2004) : учеб. пособие / В. И. Бузов, под ред. А. А. Егорова. — Ростов н/Д : Феникс, 2005—574 с.]
  2. 1 2 История Востока: в 6 т. / гл. ред. Р. Б. Рыбаков (пред.) и др.; Ин-т востоковедения РАН. — М.: Восточная литература, 2008. Т. 6. С. 129.
  3. [bse.sci-lib.com/article070126.html Ливия (государство)] // Большая советская энциклопедия.
  4. Новейшая история Азии и Африки. XX век: в 3 ч. / Под ред. А. М. Родригеса. — М.: Владос, 2001. Ч. 3. С. 192.
  5. Новейшая история Азии и Африки. XX век: в 3 ч. / Под ред. А. М. Родригеса. — М.: Владос, 2001. Ч. 3. С. 192—193.

См. также

Отрывок, характеризующий Ливийская Арабская Республика



Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.