Ливны

См. также: Список древнерусских городов Орловской области

Город Ливны Флаг Герб Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Орловская областьОрловская область Городской округ город Ливны Координаты 52°25′31″ с. ш. 37°36′29″ в. д.52.425306° с. ш. 37.608306° в. д. / 52.425306; 37.608306    Глава Николай Васильевич Злобин Основан в 1586 году Первое упоминание 1177 Город с 1586 года Площадь 32,1 км² Высота центра 150 м Население ↘47 924 человек (2016) Плотность 1492,96 чел./км² Национальный состав Русские Конфессиональный состав Православные, Названия жителей ли́венцы, ли́венец, ли́венка Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 486 77 Почтовые индексы 303850 Автомобильный код 57 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=54405 54 405] Официальный сайт [adminliv.ru/ v.ru] День города Последняя суббота июня Награды Ливны Москва Орёл Ливны

К:Населённые пункты, основанные в 1586 году

Ли́вны — город (с 1586) в Орловской области России, административный центр Ливенского муниципального района. Образует городской округ город Ливны.

Ливны — второй по величине и экономике город области и один из трёх расположенных на её территории городов областного подчинения.

Город Ливны признан одним из самых благоустроенных городов России III категории (2-е место в 2008 г. и 3-е место в 2007 г.).

Этимология

Своё название город Ливны получил от названия рек, у слияния которых был изначально основан. Это Ливна Полевая и Ливна Лесная.

Физико-географические характеристики

Географическое положение

Город Ливны расположен в месте слияния рек Ливенки и Сосны (приток Дона), на юго-востоке Орловской области. Через Ливны проходит шоссе Р119 («Орёл — Тамбов») и железная дорога Мармыжи — Верховье.

Площадь города в настоящее время составляет 34,0 км².

Расстояние от Ливен до крупных городов (по автодорогам)
С-З	Брянск ~ 273 км. Орёл ~ 140 км.	Москва ~ 458 км. Тула ~ 274 км.	Рязань ~ 373 км.	С-В
З	Гомель ~ 549 км.		Тамбов ~ 294 км. Липецк ~ 154 км. Елец ~ 67 км.	В
Ю-З	Курск ~ 258 км.	Старый Оскол~ 173 км. Белгород ~ 321 км.	Воронеж ~ 205 км.	Ю-В

Рельеф и геологическое строение

Ливны расположены в центре Среднерусской возвышенности на Восточно-Европейской равнине, лежащей на древней одноимённой платформе. Характер местности — степной. Высота над уровнем моря в самой высокой точке города находится в районе элеватора — 191 метр, а самая низкая — берег Сосны — 126 метров.

Полезные ископаемые

В окрестностях города имеются залежи некоторых нерудных материалов. Наибольшее применение из них нашли песок и известняк. Залежи последнего имеются как в самом городе, так и в округе по берегам Сосны. Например, у села Горностаевки его объём составляет порядка миллиона кубометров. До середины XX века известняк, как дешёвый и легкодоступный материал, широко использовался в строительстве городских зданий, мощения дорог, производства извести и возведения заборов.

Кроме того, по берегам Сосны вблизи сёл Речица — Сосновка (быв. Сталино) имеются залежи известнякового туфа. Объём оценивается в 21 тысячу кубических метров. До 1937 года велась его добыча для нужд курских строительных организаций. После перехода Ливенского района из Курской области в состав Орловской, все работы были прекращены.

У деревни Плешково имеются обширные запасы огнеупорной глины (см. ниже раздел «Плешковский гончарный промысел»).

Климат

Климат Ливен умеренно-континентальный. Средняя температура января составляет −7 °C, а июля +19,5 °C. Среднегодовая температура +6,04 °C.

Средняя годовая норма осадков составляет 455 мм; максимальное количество осадков обычно приходится на июнь—август, а минимальное на декабрь—март.

Климат Ливен
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.
Средний максимум, °C	−5	−4	1,0	12,0	20,0	23,0	25,0	24,0	17,0	10,0	1,0	−4
Средний минимум, °C	−9	−10	−6	3,0	8,0	13,0	14,0	13,0	8,0	3	−4	−8
Норма осадков, мм	27,0	28,0	23,3	31,1	29,1	56,9	55,6	67,5	41,3	39,1	28,4	27,6
Источник:

История

Первое упоминание города в летописях относится к 1177 году. Он был центром удельного Ливенского княжества, входившего в Княжество Рязанское. Современными раскопками определено расположение этого места, находящегося от нынешнего города на 4 км выше по течению Ливенки — у слияния рек Ливны Лесной и Ливны Полевой. Оно названо археологами Ключевским городищем. Городище представляло собой небольшое, укреплённое по периметру поселение общей площадью порядка 450 кв. метров. То есть поселение, которых в Древней Руси была половина.

Этот первый город был полностью уничтожен в XIII веке в ходе Западного похода Батыя. Тогда же исчезло и Ливенское удельное княжество.

Возрождение произошло лишь через 300 лет. Укрепляющееся Московское княжество, куда теперь входили ливенские земли, нуждалось в защите своих границ. Поэтому с 1571 года в числе 73 прочих укреплённых пунктов южного рубежа (сторо́ж) возникают и Усть-Ливны на реке Сосне.

Обнесённая тыном, со смотровыми вышками и воротами, служебными и жилыми избами, набатом и церковью, ливенская сторо́жа охраняла берег Сосны длинной в 21 версту от устья реки Труды до устья реки Кунач.
В 1586 году вышел указ царя Фёдора Иоанновича, сообщавший: «… на Сосне, не доезжая до Оскола два днища, поставить велено город Ливны, а на Дону, на Воронеже, не доезжая до богатого затона два днища, велено поставить город Воронеж… Каковы будут вести на Ливнах про приход воинских людей на государевы украина — с Ливен посылать с вестьми на Воронеж, — и с Воронежа потому ж на Ливны с вестьми посылать».

Роль Ливен того времени раскрывают, как минимум, два источника. Первый — письмо иезуитов Чижевского и Лавицкого, отправленное в Путивль сторонникам Лжедмитрия I в феврале — марте 1605 года. В нём, кроме сообщения о переходе Ливен на сторону самозванца, говорится: «… Ливны не уступают по размерам Путивлю, значение этого города в военное время исключительно велико». Второе упоминание можно встретить в записках капитана Жака Маржерета — современника, авантюриста и профессионального наёмника, путешествовавшего в 1590 — 1606 годах: «…страна обитаема лишь до Ливен, расположенных примерно в 700 верстах от Москвы. За ними есть различные города, именно: Борисов город, Царёв город и другие. Этот Царёв Город почти на 1000 вёрст удалён от сказанных Ливен. Эти города постоянно заселяются; землю находят весьма плодородной, но они осмеливаются обрабатывать её только в окрестностях городов».

Таким образом, к концу XVI века Ливны и Воронеж стали частью южных рубежей, позднее входивших в Большую засечную черту. Они защищали государство от набегов из придонских степей.

В 1778 году Ливны становятся уездным городом Ливенского уезда в составе Орловского наместничества (с 1796 года — Орловской губернии).
В августе 1918 года в Ливенском уезде произошло мощное антибольшевистское восстание. Повстанцам удалось очистить от большевиков центр уезда — Ливны. После прибытия из Орла подкреплений большевики вернули Ливны под свой контроль; силы восставших были рассеяны и уничтожены.
С 30 июля 1928 года город является центром Ливенского района Орловского округа Центрально-Чернозёмной области (с 1937 года — Орловской области).
28 апреля 1962 года город Ливны отнесён к категории городов областного подчинения.
С 1 января 2006 года Ливны образуют городской округ «Город Ливны».

Некоторые уроженцы и жители Ливен

Многовековая история города связана с большим количеством известных имён. Так, среди родившихся в Ливнах и окру́ге, были: Ф. В. Ростопчин — московский градоначальник времён наполеоновского нашествия, С. Н. Булгаков — русский философ гностического толка, Н. Н. Поликарпов — русский и советский авиаконструктор, О. М. Белоцерковский — академик РАН, ректор Московского физико-технического института (1962—1987), Р. В. Хохлов — академик АН СССР, ректор МГУ им. М. В. Ломоносова (1973—1977).

Среди жителей и людей неоднократно посещавших город, были: композитор А. С. Аренский, астроном Е. В. Быханов, краевед С. П. Волков, писатель К. Г. Паустовский.

Население

Численность населения
1856	1897	1913	1926	1931	1939	1959	1970	1979	1986
10 100	↗20 400	↗23 400	↘19 873	↘18 400	↘12 000	↗23 900	↗37 290	↗44 912	↗50 000
1987	1989	1992	1998	2000	2001	2002	2003	2005	2006
↗51 000	↗51 696	↗53 000	↗53 600	↗53 800	↘53 500	↘52 841	↘52 800	↘51 900	↘51 500
2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014	2015	2016
↘51 100	↘50 979	↘50 343	↘50 300	↘49 873	↘49 342	↘48 996	↘48 327	↘47 924

10 000

20 000

30 000

40 000

50 000

60 000

1926

1979

1998

2005

2011

2016

На 1 января 2016 года по численности населения город находился на 337 месте из 1112 городов Российской Федерации.

Административный статус и органы управления

Административный статус

В соответствии с Уставом, город Ливны является муниципальным образованием — со статусом городского округа и городом областного значения в соответствии с Законом Орловской области от 19 ноября 2004 года № 449-ОЗ «О статусе и границах города Ливны Орловской области».

Органы управления

Структуру органов местного самоуправления города Ливны составляют:

• представительный орган муниципального образования — Ливенский городской Совет народных депутатов;
• высшее выборное должностное лицо муниципального образования — глава города Ливны;
• исполнительно-распорядительный орган муниципального образования — администрация города Ливны;
• контрольно-счётный орган муниципального образования — контрольно-счётная палата города Ливны Орловской области.

Ливенский городской Совет народных депутатов — подотчётен населению Ливен, состоит из 32 депутатов, избираемых в ходе муниципальных выборах на 5 лет. Организацией деятельности Ливенского городского Совета занимается председатель. Он избирается этим органом из своего состава тайным голосованием. Председатель Ливенского городского Совета подконтролен населению Ливен и работает на постоянной основе.

Глава города Ливны — возглавляет администрацию Ливен и руководит ею на принципах личной ответственности и единоначалия. Глава города работает на постоянной основе, подконтролен населению Ливен и городскому Совету народных депутатов. Он избирается сроком на 5 лет на основе всеобщего равного, прямого и тайного голосования.

Администрация города Ливны — постоянно действующая, наделена полномочиями решения вопросов местного значения и осуществления отдельных государственных задач, переданных федеральными законами и законами Орловской области. Главой администрации города по должности является глава Ливен. Структура администрации города утверждается городским Советом народных депутатов по представлению главы города.

Контрольно-ревизионная комиссия города Ливны — является постоянным контрольным органом местного самоуправления. Образуется в целях контроля исполнения местного бюджета, отчёта о его исполнении, а также контроля, управления и распоряжения муниципальным имуществом. Она формируется городским Советом по предложению главы Ливен. Подотчётна также городскому Совету. Руководит её работой председатель, назначаемый на должность (сроком на 5 лет) по предложению главы города Ливенским Советом народных депутатов. Председатель и сотрудники контрольно-ревизионной комиссии работают на постоянной основе.

Экономика

Наиболее крупные предприятия города:

• ОАО «Автоагрегат» — производство фильтров и фильтрующих элементов
• «Ливгидромаш» (Насосный завод ГМС НАСОСЫ) — производство насосов
• ОАО «Ливенский завод противопожарного машиностроения» — производство пожарно-технической продук­ции, выполнение работ в области пожарной безопасности
• ООО «Ливенская кондитерская фабрика» — производство кондитерских изделий
• ОАО «Ливнынасос» — производство погружных насосов
• ОАО «Ливныпластик» — переработка пластмасс
• ОАО «ПТК» Ливенский филиал — городские пассажирские перевозки
• ОАО «Промприбор» — производство нефтесервисного оборудования
• ООО «Ливны-Электро» — производство электроустановочных изделий и светотехнической продукции
• ГК «ХозОптТорг-Ливны» — оптовая продажа насосов и оборудования, фильтра чистки воды, хозтовары
• ОАО «Этанол» — производство и реализация спирта и вино-водочной продукции
• Ливенская ТЭЦ — теплоэлектроцентраль входящая в состав ОАО «Квадра».

Культура и достопримечательности

Наиболее старым из сохранившихся памятников истории и архитектуры Ливен является построенный в XVII веке Свято-Сергиевский кафедральный собор архиепископа Орловского и Ливенского. Кроме того по городу, в центральной его части, много зданий различного назначения, возникших на рубеже XIX—XX веков. Значительное их число отмечено памятными досками. Например, представленные ниже в фотогалерее здания Духовного училища и Русско-Азиатского банка.

У современной городской черты можно видеть очень интересный пример старинного промышленного строительства — Адамовскую мельницу. Созданная в конце XIX века с применением новейших тогда железобетонных элементов здания и электропривода от турбины к жерновам, она являлась одним из крупнейших предприятий своего времени.

В городе имеется краеведческий музей с картинной галереей, библиотеки, кинотеатры, несколько парков и спортивных сооружений, ряд высших, средних и начальных учебных заведений, а также Художественная школа, называемая «Художкой».

В пригороде Ливен, на месте массовых убийств коммунистами в 1937—38 годах жителей города и округи, располагается Мемориал Липовчик.

Ливенские гармони

Дореволюционные Ливны были известны своими гармошками. Её прототип попал в Россию из Германии в 30-е годы XIX века. В 1860 году такие немецкие инструменты стали производить в Туле. Их особенностью был разный тон звука при раздвижении и собирании мехов. Нечто подобное осталось до сих пор у губных немецких гармошек. Когда по тульскому образцу решились открыть производство в Ливнах, то конструкцию гармони заметно переработали. Среди прочего тон звука перестал зависеть от направления движения мехов и вообще, фактически был создан новый оригинальный инструмент. Первоначально ливенка была одноголосой. То есть, при нажатии на клавишу открывался один клапан и это приводило к возникновению одного звука. Позже появились двух- и даже трехголосые инструменты с различием по тонам в одну октаву.

Плешковский гончарный промысел

Ливенские места также известны своим гончарным промыслом.

В ста метрах от деревни Плешково, названной по фамилии своего основателя ещё в XVI веке, находится месторождение огнеупорной глины, объём которой оценивается в 4 млн.тонн. Местные жители, не имея возможности полностью обеспечивать себя ведением сельского хозяйства, были вынуждены искать приработок, чем и стало гончарное дело. В 1880 году «Указатель промыслов Орловской губернии» сообщал, что «…плешковский промысел имеет немалую давность». Однако его расцвет совпал лишь с началом XX века; тогда в деревне было около 100 дворов, где проживало порядка 500 человек.

До 1929 года гончары работали единолично. Затем их объединили в промартель, производившую как домашние глиняные изделия — посуду, игрушки и т. п., так и кирпичи. Мастеров, работавших на гончарном круге, было порядка 15 человек. Для заготовки глины и производства кирпичей привлекалось ещё около 50. Кирпичи делали исключительно в летний период непосредственно у места добычи глины, а посуду — круглогодично, в закрытых помещениях. Обжиг проводили в специальных печах устраиваемых с противопожарной целью вдали от жилья. Мелкие игрушки, как правило, свистящие, обжигали в домашних печах (иногда — одновременно с приготовлением пищи). Интересно, что дрова для обжига, по причине отсутствия леса, закупались везде по округе, где продавались на слом ветхие строения.

Работа в артели требовала большой физической силы, особенно на заготовке глины. Делалось всё вручную; механизация присутствовала только в виде лошадей. Лишь после Великой Отечественной войны печи стали топить вместо дров мазутом.

Плешковские изделии хорошо раскупались на многочисленных ярмарках Орловской и Курской губерниях. Высокое качество глины и умение мастеров обеспечивали производство лёгких, изящных и прочных изделий. Посуду вообще делали «что звон», и она действительно звенела при ударе щелчком.

Ассортимент посуды был довольно широк. Это — кухонные и цветочные горшки, кувшины, плошки-тарелки, кружки, квасницы для приготовления кваса, большие сосуды по 10—20 литров (макитры) для хранения сыпучих и жидких продуктов. Из строительных изделий делали (кроме кирпичей различной формы) дымоходные трубы, плитку и изразцы для облицовки печей, черепицу для кровли.

Игрушки-свистелки обычно мастерились женской частью Плешково. Заметного дохода они не приносили и продавались буквально по копейке, но в качестве подарка детям с ярмарки пользовались огромным спросом. Обычно это были куколки, солдатики, уточки, лошадки; все они приспосабливались для свиста: у животных или птиц свисток встраивался в хвост, а у солдатиков или барыни свистела правая рука. Иногда свисток содержал несколько дополнительных отверстий, что позволяло подыгрывать простейшие мелодии.

Цех плешковской промартели гончаров прекратил своё существование в 1952 году. Восстановившаяся к этому времени металлургическая, стекольная, фарфоро-фаянсовая промышленности значительно снизили спрос на глиняные изделия. Вместе с промартелью постепенно исчезло и производство плешковских игрушек.

Храмы Ливен

Начало строительства крепостей на Руси, традиционно начиналось в один из православных праздников и совмещалось с закладкой соответствующего празднику Соборного храма. Для ливенской крепости, так называемого, Малого острожка, в 1586 году днём закладки стала Троица, а храмом, соответственно, Соборный Храм Живоначальной троицы, чьё расположение примерно соответствовало центру современного городского парка. В дальнейшем, по мере роста населения, кроме Троицкого собора с пределом Рождества Богородицы, появилась церковь Николая Чудотворца и Воскресения Христова с девичьим монастырём, Пророка Илии с пределом Дмитрия Солунского, Святой Параскевы Пятницы, Вознесенская церковь.

Первоначально все городские сооружения, включая церкви, были деревянными и страдали от частых пожаров. Первым каменным храмом стал построенный в 1664 году Сергиевский храм мужского монастыря. А массовое использование камня для строительства началось лишь после очередного «великого пожара», случившегося в 1774 году.

С началом XX века, после Октябрьского переворота, по решению властей ливенские храмы стали закрываться и постепенно разбираться на строительные материалы. Последний из них, Сергиевская церковь, прекратил работу в 1938 году. Он стал единственным, восстановленным при Советской власти. Это произошло в 1948 году.

С конца XX века, по завершении Перестройки, в Ливнах вновь начали возводить храмы. На этот раз, не только православные, но и евангельских христиан-баптистов. Возникает, также, определённая потребность и в мусульманском культовом сооружении.

Спорт

Ливенские детские и юношеские команды по футболу успешно выступают в турнирах Детской футбольной лиги и в играх на приз клуба «Кожаный мяч». Так в 2007 году ливенская команда «Промприбор- Олимпиец» стала полуфиналистом Всероссийского турнира «Кожаный мяч» в младшей возрастной группе (1996—1997 г.р.).

Городские легенды

Древность Ливен

С давних времён бытовало мнение, об известности города с XII века. Например, его высказывал Г. Пясецкий, утверждая в 1893 году, будто «не подлежит сомнению, что Ливны принадлежат к числу древнейших городов Орловской губернии, так как они не только существовали в XII веке, но были тогда уже княжеским городом».

Мнение основывалось на трёх приводимых фактах:

• В 1888 году преподаватель Воронежской духовной семинарии и член Учёной Рязанской Архивной комиссии Стефан Егорович Зверев отыскал в частной библиотеке г-на Муромцева в селе Баловневе Данковского уезда Рязанской губернии рукописный сборник 1667 года. Там помещалась родословная Рязанских князей, где на листе 287 упоминались дети князя Глеба Ростиславича Рязанского (умершего в 1177 году) сидевшие «на Ливнах и на Воронеже».
• В. Н. Татищев (1686—1750) колебался в названии князя Святослава (XIII век) Липецким или Ливецким, то есть Ливенским.
• С. М. Соловьёв (1820—1879) вторя В. Н. Татищеву, считал, что территория княжения Святослава и сама его деятельность больше соответствует Ливнам, чем Липецку.

В 70-х годах XX века на ливенском въезде в названии города поместили дату основания — 1180 г. и даже поговаривали о скором праздновании 800-летия. Однако, после запроса руководства города, Главное архивное управление СССР официально сообщило, что город-крепость Ливны основан в 1586 году и никакими другими документами Центральный государственный архив древних актов не располагает. Поэтому к концу 1970-х годов дату при въезде изменили на нынешнюю, сообщённую архивным управлением, а празднование перенесли на 1986 год. Память о более раннем годе основания осталась лишь в некоторых изданиях и в виде панно на центральной улице. Здесь же размещена и мемориальная доска о награждении города орденом в связи с 400 летней годовщиной.

Сегодня аргументы Г. Пясецкого не считаются достаточно весомыми, так как мнения В. Н. Татищева и С. М. Соловьёва по сути — лишь сомнения, не подкреплённые документами. Кстати, в современных изданиях (например, у В. Н. Татищева) Святослав, попавший в хроники 1284—1285 гг., однозначно зовётся липецким. Найденные же документы Стефана Зверева вроде бы бесследно погибли в пожаре (впрочем, так же, как и оригинал «Слова о полку Игореве»).

По всей видимости, неоднозначность года основания Ливен происходит из фактически двойного их рождения.

Первое — «спонтанно-экономическое»; произошло в XII веке в лесу у слияния рек Ливна Полевая и Ливна Лесная. Это подтверждено проводившимися раскопками древнего городища, остатки которого отнесены к 1150—1200 годам. По данным С. П. Волкова, первое рождение закончилась уничтожением поселения ордами хана Батыя в 1237 году.

Второе — «декретно-оборонное»; произошло по Указу 1586 года сравнительно недалеко от места первого, в четырёх километрах южнее, у впадения реки Ливны (ныне Ливенки) в реку Сосну (то есть на самой границе ногайских и московских территорий).

Именно эта разрывность времени и места существования является причиной разночтений даты рождения города.

Отметим одну интересную особенность датировки года основания 1586-м годом. Выше упоминалось, что и Ливны, и Воронеж основаны в этом году одним и тем же указом царя Фёдора Иоанновича. Однако официально считается, что Воронеж на год старше Ливен, то есть основан в 1585 году.

Предание о Колоколе

Тьма ночная над водою,

Город наш заснул,
И несётся над рекою
Колокола гул…
Заунывный… как тоскою

Полон этот звон…

Стихи написаны С. Н. Булгаковым ещё в юности. Они о едва ль не самой распространённой городской легенде, известной всякому ливенцу с детства, настоящем романтическом рассказе, почти сказании о граде Китеже. Якобы в старое время, когда в кремле, стоявшем на крутом откосе, что над Сосной, взялись устанавливать большой Колокол, он неожиданно сорвался, скатился с горы и утонул в реке. Дна там, как известно, нет, а потому доставать даже не пытались. С той поры и до сих пор перед каждым большим известием слышится ночами из-под воды его глухой рокот.

Тайники и подземелья

Как и в любом старинном городе, в Ливнах можно услышать о различных подземных галереях, сохранившихся с древности. Кое-что находит подтверждение в документах:

• В конце 70-х годов XX века газета «Орловская правда» опубликовала заметку в которой сообщалось, что при сносе остатков церкви Новая Никола, располагавшейся на пересечении улиц Ф.Дзержинского и М.Горького в подвале обнаружен глубокий колодец. Воды в нём не было, но в нижней части находились горизонтальные ходы. Во избежание трагических случайностей колодец заровняли бульдозером. Но место это и сейчас можно легко найти по скульптуре ученика ремесленного училища.

• В 80-х годах прошлого века орловский историк и краевед Владимир Михайлович Неделин нашёл в Российском военно-историческом архиве план ливенской крепости конца XVII века. Там был обозначен подземный ход от кремля (сейчас это территория городского парка) до левого берега Сосны. Судя по всему, ход мог служить для снабжения водой защитников крепости.
• В 1644 году ливенский воевода И.Бутурлин в письме Государю и великому князю Михаилу Фёдоровичу сообщает, что обвалился один из двух бывших в Ливнах подземных тайников. Но по причине отсутствия леса восстановить его нет никакой возможности.

Взяточники XIX века

Многие уездные города украшают свою историю рассказами о прокладке железной дороги. Где дали взятку и, сделав крюк, дорога прошла рядом, а где вместе с крюком даже чужое название станции присвоили их городу. Ливны скромный населённый пункт. Железнодорожная легенда также скромна. Говорят, что в 1864 году ливенские купцы и промышленники раздали взятки чиновникам в министерстве путей сообщений, чтобы строившуюся Московско-Курскую железную дорогу провели через Ливны. Но узнали об этом орловско-мценские конкуренты и перекупили царское МПС. О возврате же ливенцам напрасной взятки ничего не известно. Эта легенда, если взглянуть на карту, вызывает серьёзные сомнения. Железная дорога из Москвы на Курск могла пройти либо через Орёл, либо через Ливны. Трудно представить, чтобы в подобной ситуации не предпочли губернский город. Да и взятки всё-таки разумнее давать на стадии проектирования.

Георгий Димитров — ливенский земляк?

Ходили слухи, что лидер Коминтерна и Болгарской компартии Г. Димитров родом из Пол-Успенья, Ливенского уезда. Ныне это Краснозоренский район. Разговоры возникли после публикации в 1998 году «Орловским вестником» воспоминаний Киры Козьяковой о семье своего прадеда. Аргументы приводились следующие:

• В июне 1882 года в семье прадеда Михаила Петровича Дмитриева родился седьмой ребёнок — Георгий. По-домашнему звали его Гора, а в документах Дмитриев Георгий Михайлович. Гора вырос и после разных перипетий в 1901 году устроился работать наборщиком в одной из типографий Софии (Болгария). Здесь его связь с Пол-Успеньем теряется.

Отметим, что Георгий Димитров также начинал трудиться в софийской типографии примерно в то же время.

• В 1934 году деревенские родственники узнают пропавшего Гору в газетных фотографиях прибывшего в СССР Георгия Димитрова. Кстати, «Орловский вестник» приводит фотографии К. Кизьяковой и Г. Димитрова, в которых видно явное портретное сходство.
• Официальная биография Г. Димитрова, относящаяся к XIX веку, весьма туманна. Отмечается, что родители и он сам — беженцы с территорий, находившихся под турецким игом (то есть приехали ниоткуда). Сведения о его близких вообще крайне скупы — хотя для серьёзного дела всегда находятся «надёжные свидетели» (например, каждый Лжедмитрий последовательно узнавался женой и матерью). А значит, версия ливенского происхождения не может быть однозначно отметена.
• Кроме внешней схожести, схожести имени, времени рождения, общего трудового начала — идентичность некоторых навыков, например, знание языка жестов глухонемых и вообще склонность к языкам. Гора языку глухонемых научился у своей тётки.
• Большое расположение Г. Димитрова к СССР. В частности, общение в его семье с детьми и двумя жёнами шло на русском языке.

Завершалась статья словами К. Козьяковой: «…я окончательно утвердилась в мысли, что фотографии, письма и разные сведения, имевшиеся в нашей семье, правы, доказывая тот факт, что Г. Димитров — сын моего прадеда».

Опубликованная версия так и осталась неопровергнутой, хотя и иных документов в её подтверждение также не публиковалось.

Трагедия на адамовской мельнице

История мельницы связана с трагическим самоубийством её заказчика, Адамова-отца — Фёдора Ивановича. Причина, приводимая С. П. Волковым, в следующем:

Мельница во всех смыслах была чудом тогдашней техники, объединившем самые передовые достижения в строительных технологиях и в инженерном оборудовании. Спроектирована сыном Фёдора Ивановича Адамова — Михаилом Фёдоровичем, тогда ещё студентом Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии. Как всякое чудо, мельница потребовала предельного напряжения от создателей. Однако ноша оказалась непосильным бременем для Адамова-отца.

Энергия воды передавалась к жерновам мельницы посредством электричества. То есть в сущности это была гидроэлектростанция, питавшая все мельничные механизмы. Случилось так, что гидротурбины в день пуска не смогли провернуться. Это стало катастрофой для Адамова-отца, потратившего на стройку около пяти миллионов рублей. Произошёл нервный срыв, он обезумел и в тот же день повесился.

В дальнейшем мельница была благополучно запущена проектировщиком и наследником — Михаилом Фёдоровичем Адамовым.

Ливны в географических названиях

• Ливны — село в Гвардейском районе Калининградской области.
• Ливны — село в Краснознаменском районе Калининградской области.
• Ливенская — деревня в Задонском районе Липецкой области.
• Ливенская — улица в Москве.
• Ливенская — улица в Орле.
• Ливенская — улица в Самаре.
• Ливенская — улица в Донецке на Украине.
• Ливенка — микрорайон пос.Чернянка, Белгородской области.

Города-побратимы

• Кобрин
• / Саки
• Исперих

Фотогалерея

• Ливны конца XIX века
• Old Livny 12.jpg

  Земство
• Old Livny 18.jpg

  Русско-Азиатский банк
• Old Livny 9.jpg

  Гостиница Каменева
• Old Livny 11.jpg

  Женская гимназия, фасад

• Old Livny 10.jpg

  Женская гимназия
• Old Livny 17.jpg

  Реальное училище
• Old Livny 3.jpg

  Реальное училище
  (актовый зал)
• Old Livny 7.jpg

  Вокзал

• Old Livny 6.jpg

  Вокзальная площадь
• Old Livny 4.jpg

  Базарная площадь
  (ныне Городской парк)
• Old Livny 2.jpg

  Акатовская улица
  (ныне Дружбы народов)
• Old Livny 1.jpg

  Акатовская улица
  (ныне Дружбы народов)

• Old Livny 13.jpg

  Казанская улица
  (ныне К.Маркса)
• Old Livny 14.jpg

  Казанская улица
  (ныне К.Маркса)
• Old Livny 8.jpg

  Ворота Городского сада
  (ныне Городского парка)

• Old Livny 15.jpg

  Красная улица
  (ныне Поликарпова)
• Old Livny 20.jpg

  Соборная улица
  (ныне Ленина)

• Ливны начала XXI века
• ZemstvoLiv.JPG

  Бывшее Земство
• Rus-AzBNK.JPG

  Бывший Русско-Азиатский банк
• DuhScho.JPG

  Бывшее духовное училище
• GorPark.JPG

  Ворота Городского парка

• Sergievskaya Church in Livny, July 07, 2009.jpg

  Сергиевский храм
• Livny View Over The Sosna River 07Jul09.JPG

  Вид на «заречную» часть города
• The Sosna River Livny 07Jul09.JPG

  Река Сосна
• The Sosna River Livny 07Jul09 2.JPG

  Река Сосна

Литература

• Ливны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Ливны. Книга-альбом о городе Ливны Орловской области / Альшанова Л. М., Булатников О. Н., Коростелкин Ю. В., Середа В. Г. —Ливны: Издательский Дом «Орлик», 2007. — 128 с. — ISBN 5-903259-09-X.
• Ковалёв Ф. В. Ливны. — Тула: Приокское кн. изд-во, 1980. — 144 с.
• Пясецкий Г. М. Исторические очерки города Ливен и его уезда в политическом, статистическом и церковном отношении. — Орёл: ОГТРК, 1999. — 208 с.

Ссылки

• [geo.1september.ru/article.php?ID=200501204 Павлюк С. Г. О городе Ливны и Ливенском районе Орловской области]
• [rusk.ru/st.php?idar=421753 Таратухин К. Крестьянское восстание в Ливенском уезде Орловской губернии в августе 1918 года]
• [www.albombomond.ru/article_135.vhtm Чертов А. Ливенская провинция — современная и заповедная!]
• [www.adm.orel.ru/index.php?head=2&part=72&unit=12&in=0 Ливны на портале Орловской области]
• [oryol.ru/material.php?id=861 Ливны. Орловское информбюро.]
• [www.makewebmap.com/city.php?kod=2395584-ru Ливны на Сайте Makewebmap]
• [heraldicum.ru/russia/subjects/towns/livny.htm История герба Ливен. Материалы сайта Союза геральдистов России]
• [orleya.net/livny/ Ливны. Историко-архитектурные памятники, монументы, памятные знаки, мемориальные доски, достопримечательности]

Отрывок, характеризующий Ливны

– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.