Лига выдающихся джентльменов (комикс)

Эта статья — о комиксе. О кино-адаптации см. Лига выдающихся джентльменов (фильм).

The League of Extraordinary Gentlemen
Обложка 1 тома
История
Издатель	ABC/Wildstorm/DC Comics (1999–2007) Top Shelf/Knockabout Comics (2009—наши дни)
Даты публикаций	1999 — наши дни
Количество выпусков	14, плюс один графический роман
Персонажи	Мина Мюррей Аллан Квотермейн Хоули Гриффин Генри Джекил/Эдвард Хайд Капитан Немо Орландо
Создатели
Сценаристы	Алан Мур
Художники	Кевин О'Нилл
Авторы	Билл Оукли

Лига выдающихся джентльменов (англ. The League of Extraordinary Gentlemen) — серия комиксов, написанная Аланом Муром и проиллюстрированная Кевином О’Нилом, публикация которой началась в 1999 году. Серия охватывает две шеститомных серии, графический роман от America's Best Comics, изданный Wildstorm/DC, и третью минисерию, опубликованную Top Shelf и Knockabout Comics. По словам Мура, концепция серии изначально была «Лига справедливости Викторианской Англии», но быстро переросла в возможность объединить несколько художественных произведений в одном мире.

Мур и О’Нил заявили, что они планируют наметить различные эпохи в Лиге с Алланом Квотермейном и Миной Мюррей, которые будут постоянными персонажами. По мотивам первого тома создан фильм, выпущенный в 2003.

Сюжет

Том I

После событий, описанных в романе «Дракула», теперь опальная и разведенная Мина Харкер (урожденная Мюррей), нанимается Кампионом Бондом от имени британской разведки и получает задание собрать команду других экстраординарных личностей для защиты интересов империи. Вместе с Капитаном Немо, Мина путешествует в Каир, чтобы найти Аллана Квотермейна, затем — в Париж для поиска Доктора Джекила, и, наконец, в Лондон, где она насильно вербует Хоули Гриффина, человека-невидимку, который завершает воплощение Лиги. После встречи с Профессор Кавором Лига отправляется в логово Фу Манчу, который украл единственный известный экземпляр кейворита — вещества, с помощью которого тот планировал создать военный воздушный корабль и угрожать им Британии. В конечном итоге, получив кейворит, Лига передает его в руки своему работодателю — ни кому иному как Профессору Мориарти, который планировал использовать его на своем воздушном корабле, с которого будет бомбить логово противника в Лаймхаусе, большую часть Лондона и Лигу вместе с ним. Начинается воздушный бой над Лондоном, и Лига в конечном счете побеждает. Майкрофт Холмс занимает место Мориарти в качестве работодателя Лиги, и выдающиеся джентльмены получают задание остаться на службе Короне в ожидании вызова Англии.

Том II

Помещенный во времена событий романа Герберта Уэллса «Война миров», том II начинается на Марсе, где Джон Картер и лейтенант Гуливер Джонс (Эдвард Арнольд, «Гулливер на Марсе») создали союз чтобы бороться с марсианскими захватчиками. Когда захватчики вынуждены покинуть Марс и высадиться на Земле, они начинают строить треноги. Гриффин покидает Лигу под покрытием невидимости, чтобы заключить союз с захватчиками, но прежде чем открыто предать, крадёт планы относительно защиты Лондона, также физически и эмоционально нападая на Мину.

Майкрофт Холмс отправляет Немо и Хайда защищать столицу, патрулируя реки Лондона в Наутилусе. Тем временем Мина и Квотермейн встречаются с доктором Моро в его лесном убежище и говорят ему, что MI5 спрашивает про что-то известное как H-142. Хайд возвращается в музей и мучает Гриффина: ломает его ногу и насилует, прежде чем убить. Хайд умирает, борясь с треногой, давая MI5 запустить H-142. Однако прежде, чем он умирает, он просит у Мины две вещи: поцеловать её и коснуться её груди.

MI5 запускает H-142: гибридная бактерия, составленная из сибирской язвы и стрептококка. Немо приведен в бешенство от H-142, и прохладным ответом Бонда, что они будут утверждать, что, официально, марсиане умерли от простуды. Возмущенный бессердечным использованием британским правительством биологического вооружения, Немо уезжает в Наутилусе и говорит, чтобы Квотермейн и Мюррей «никогда не искали [его] снова», по ошибке полагая, что они знали детали британского плана.

Персонажи

• Мина Мюррей — женщина, укушенная Дракулой, считается главой Лиги. После событий романа «Дракула» многие сплетничали по поводу её связи с жестоким вампиром. Её нанимает Кампион Бонд для задачи государственной важности — спасти империю, для чего необходимо собрать людей с выдающимися способностями. Из-за отсутствия должного качества лидерства и ответственности у команды, она сразу же становится главной. По мере событий влюбляется в Квотермейна.
• Аллан Квотермейн — стареющий охотник и искатель приключений, ныне одинокий старик, зависящий от опиума. Ворчливый, недовольный положением Мины в Лиге, но во всём её слушавшийся. Он мастерский стрелок. Он и Мина — единственные, кто остаются в Лиге после её распада.
• Капитан Немо — старый пират, долгое время считавшийся погибшим после событий романа «Таинственный остров». Мрачный, нетерпящий землю, верно преданный своему кораблю, ненавидит Империю. Единственная причина, по которой он в Лиге — обещание Британий освободить Индию, но после событий второго тома он навсегда разочаровывается в людях и уезжает на Наутилусе прочь.
• Генри Джекил и Эдвард Хайд — профессор, страдающий раздвоением личности. Вечно угрюмый, худощавый, но очень благородный. Его вторая личность — Эдвард Хайд — жестокий маньяк, убивающий проституток в Лондоне. Именно он насилует Гриффина во втором томе. Погибает во время битвы с треногой.
• Хоули Гриффин — учёный, изобретший способ становиться невидимым. После событий романа «Человек-невидимка» долгое время скрывался в пансионе, где он насиловал молодых девушек, из-за чего многие его считали «Святым духом» и беременели от него. Сначала помогает Лиге, потом предаёт их марсианским захватчикам и крадёт планы Лондона. Его мучает и насилует Хайд, узнавший о предательстве.

Отрывок, характеризующий Лига выдающихся джентльменов (комикс)

– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.