Лига против хлебных законов

«Лига против хлебных законов» (англ. Anti-Corn Law League, «Анти-корн-ло-лига») — созданное в 1838 году в Англии общество, которое стремилось сперва к отмене хлебных пошлин, а затем вообще к установлению полной свободы торговли и добилось на этом поприще заметного успеха.

История

Ввозимая на Британские острова пшеница с 1660 года была обложена в Англии пошлиной, размер которой подвергался частым колебаниям. В 1815 году, когда после продолжительной блокады восточно-европейские государства снова появились на рынке с большим количеством товаров, английский парламент запретил импорт пшеницы, если цена её стояла ниже 80 шиллингов за квартер (11,34 кг), между тем как при более высоких ценах ввоз был вполне свободен.

После некоторых видоизменений эта система была снова заменена в 1828 году подвижной шкалой тарифа, причём различные статьи ввоза подвергались иногда весьма высокой пошлине, но ни одна из них не подвергалась безусловному запрещению. Промышленники опасались, что вследствие искусственного повышения цен на хлеб заработная плата будет держаться на такой высоте, которая не позволит им выдерживать конкуренцию с расцветавшей в то время континентальной европейской индустрией. Однако, со своей стороны, они не решались отказаться от покровительственной пошлины для собственных фабрикантов, а потому действительная агитация против хлебных законов оказалась впервые возможной только в 1830-х годах, после того как в среду фабрикантов проникло убеждение, что интересы их выиграют от свободы торговли гораздо более, чем от покровительственной тарифной системы. Так в 1838 году в Манчестере была основана под руководством Ричарда Кобдена, Боуринга, И. Б. Смита, Прентиса и других поначалу весьма скромная Anti-corn-law-league.

Сперва был собран фонд (около трёх тысяч фунтов стерлингов) для покрытия расходов на агитацию в печатных изданиях и проведение собраний и съездов. Но уже в 1839 году Лига решила распространить свою деятельность на всю страну и не прекращать её до тех пор, пока не последует отмена пошлины на хлеб. В том же году в Лондоне состоялось собрание с участием трёхсот делегатов, и Виллье впервые внёс в палату общин предложение об отмене хлебных законов, которое было отклонено значительным большинством голосов.

«Лига против хлебных законов» с ещё большей энергией продолжала свою деятельность, но только в 1841 году ей удалось провести в парламент страны своего лидера Кобдена. Лига привлекла на свою сторону диссидентское духовенство.

Даже женщины приняли участие в движении. Так, манчестерские дамы устроили в пользу лиги базар, принёсший в её бюджет 10 тысяч фунтов стерлингов. Однако только в 1842 году деятельность Лиги достигла своего пика - после того, как введено было новое изменение подвижной шкалы тарифа, крайне недостаточно понижавшее пошлины.

Кобден, которого поддерживал своим блестящим красноречием Джон Брайт (John Bright), а административным талантом Уильям Гладстоун, потребовал от своей партии подписки на 50 000 фунтов стерлингов, чтобы перенести агитацию в среду сельского населения.

Ирландская партия с О’Коннелом во главе протянула руку помощи Лиге. Противниками же явилась не только угрожаемая в своих интересах крупная земельная аристократия, но и самый чартизм, усматривавший в стремлениях Лиги лишь желание понизить заработную плату.

На парламентской сессии в 1844—1845 годах повторное предложение Виллье набрало уже 122 голоса, а другое, исходившее от Кобдена и требовавшее пересмотра хлебных законов, 221 голос. Еженедельное периодическое издание Лиги насчитывало уже 15 тысяч постоянных подписчиков. Чартисты, с своей стороны, воспользовались случаем, чтобы усилить движение в народе. Роберт Пиль высказался за свободу торговли и объявил на будущую сессию важные законопроекты и реформы, преимущественно по отношению к хлебному законодательству.

Лига в течение 1845 года напрягала все свои силы, чтобы добиться большинства в парламенте. Наконец, в 1846 году Роберт Пиль внёс под давлением возраставшей нужды в Ирландии и в связи с дальнейшими таможенными реформами предложение о полной свободе ввоза всех жизненных припасов, причём предлагалось удержать на три года постепенно понижающуюся шкалу тарифа для ввозного хлеба. Этот билль прошёл в июне в Палате общин, а затем и в Палате лордов, и сделался законом.

Через несколько дней после падения Пиля «Лига против хлебных законов» на большом собрании в Манчестере объявила свою цель достигнутой, но отложила самороспуск до 1849 года. С этого года пошлина на пшеницу должна была понизиться до 1 шиллинга за квартер. Позднее и эта пошлина была и вовсе отменена.

См. также

• Хлебные законы

Ссылки

• Анти-корн-лау-лига // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [oxfordpedia.ru/liga_borby_protiv_khlebnykh_zakonov-1061.html Лига борьбы против Хлебных законов]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Лига против хлебных законов

– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?