Лига чемпионов УЕФА 1992/1993
Лига чемпионов УЕФА 1992/93 | |
1992–93 UEFA Champions League | |
Данные турнира | |
---|---|
Даты проведения: | |
Количество команд: |
32 (основной этап) |
Официальный сайт: |
[ru.uefa.com/uefachampionsleague/index.html uefa.com] |
Итоговая расстановка | |
Победитель: | |
Финалист: | |
Статистика турнира | |
Сыграно матчей: |
73 |
Забито: |
193 (2,64 за игру) |
Бомбардир(ы): |
Ромарио (7) |
← 1991/92 ... 1993/94 → |
Лига чемпионов УЕФА 1992/93 — 1-й розыгрыш Лиги чемпионов УЕФА и 38-й розыгрыш Кубка европейских чемпионов. Финал прошёл 26 мая 1993 года на Олимпияштадионе в Мюнхене. Победителем стал «Марсель», обыгравший в финале «Милан» со счётом 1:0.
Во втором раунде предварительного этапа московский ЦСКА сотворил сенсацию, обыграв испанскую «Барселону» с общим счётом 4:3 и вышел в групповой этап. В нём ЦСКА был вынужден играть домашние матчи в немецких Бохуме и Берлине, так как УЕФА в связи с гиперинфляцией не разрешил проводить матчи в постсоветской Москве.
Содержание
Предварительный этап
название | счёт | название | 1-й матч | 2-й матч |
---|---|---|---|---|
Шелбурн | 1:2 | Таврия | 0:0 | 1:2 |
Валлетта | 1:3 | Маккаби Тель Авив | 1:2 | 0:1 |
КИ Клаксвик | 1:6 | Сконто | 1:3 | 0:3 |
Олимпия | 5:0 | Норма | 3:0 | 2:0 |
1/16 финала
название | счёт | название | 1-й матч | 2-й матч |
---|---|---|---|---|
Гётеборг | 3:2 | Бешикташ | 2:0 | 1:2 |
Лех | 2:0 | Сконто | 2:0 | 0:0 |
Рейнджерс | 3:0 | Люнгбю | 2:0 | 1:0 |
Штутгарт | 4:4* | Лидс Юнайтед | 3:0 | 1:4 |
Слован | 4:1 | Ференцварош | 4:1 | 0:0 |
Милан | 7:0 | Олимпия | 4:0 | 3:0 |
Куусюси | 1:2 | Динамо Бухарест | 1:0 | 0:2 (д.в.) |
Гленторан | 0:8 | Олимпик Марсель | 0:5 | 0:3 |
Маккаби Тель Авив | 0:4 | Брюгге | 0:1 | 0:3 |
Аустрия Вена | 5:4 | ЦСКА София | 3:1 | 2:3 |
Сьон | 7:2 | Таврия | 4:1 | 3:1 |
Унион (Люксембург) | 1:9 | Порту | 1:4 | 0:5 |
АЕК | 3:3 | АПОЭЛ | 1:1 | 2:2 |
ПСВ | 8:0 | Жальгирис | 6:0 | 2:0 |
Викингур | 2:5 | ЦСКА Москва | 0:1 | 2:4 |
Барселона | 1:0 | Викинг | 1:0 | 0:0 |
* результат матча аннулирован, «Лидсу» присуждена тех.победа 3:0, доп. матч 2:1
1/8 финала
название | счёт | название | 1-й матч | 2-й матч |
---|---|---|---|---|
Гётеборг | 4:0 | Лех | 1:0 | 3:0 |
Рейнджерс | 4:2 | Лидс Юнайтед | 2:1 | 2:1 |
Слован | 0:5 | Милан | 0:1 | 0:4 |
Динамо Бухарест | 0:2 | Олимпик Марсель | 0:0 | 0:2 |
Брюгге | 3:3 | Аустрия Вена | 2:0 | 1:3 |
Сьон | 2:6 | Порту | 2:2 | 0:4 |
АЕК | 1:3 | ПСВ | 1:0 | 0:3 |
ЦСКА Москва | 4:3 | Барселона | 1:1 | 3:2 |
Групповой турнир
Условные цветовые обозначения |
---|
Команда, занявшая первое место, выходит в финал. |
Команды, занявшие второе, третье и четвёртое место, выбывают из еврокубка. |
Группа А
# | Клуб | И | В | Н | П | М | Очки |
---|---|---|---|---|---|---|---|
|
Марсель Олимпик | <center>6 | <center>3 | <center>3 | <center>0 | <center>14 — 4 | <center>9 |
<center>2 | Рейнджерс | <center>6 | <center>2 | <center>4 | <center>0 | <center>7 — 5 | <center>8 |
<center>3 | Брюгге | <center>6 | <center>2 | <center>1 | <center>3 | <center>5 — 8 | <center>5 |
<center>4 | ЦСКА Москва | <center>6 | <center>0 | <center>2 | <center>4 | <center>2 — 11 | <center>2 |
25 ноября, 1992 |
|
Ян Брейдел - Брюгге Зрителей: 20 000 Судья: Б.Карлссон (Швеция) |
||||||
Брюгге: Верлинден, Дистль, Ван дёр Эльст, Верхейен, Боркельманс, Коссей, Пловье, Верспай (Креве, 78'), Сталенс, Дзюбинский, Амокаши (Кертер, 89') |
25 ноября, 1992 |
|
Айброкс — Глазго |
9 декабря, 1992 |
|
Рурштадион - Bochum Зрителей: 16 000 Судья: К.М.Нильсен (Дания) |
||||||
ЦСКА: Гутеев, Бушманов, Гущин (Иванов, 68'), Быстров, Колотовкин, Малюков, Фокин, Минько (Гришин, 61'), Карсаков, Файзулин, Сергеев. |
9 декабря, 1992 |
|
Велодром — Марсель |
3 марта, 1993 |
|
Ян Брейдел — Брюгге |
3 марта, 1993 |
|
Olympiastadion - Берлин Зрителей: 12 500 Судья: Ф.Балдас (Италия) |
||||||
ЦСКА: Плотников, Мамчур, Колотовкин, Быстров, Малюков, Антонович, Минько (Карсаков, 53'), Иванов (Дудник, 46'), Сергеев, Бушманов, Файзулин. |
17 марта, 1993 |
|
Айброкс — Глазго |
17 марта, 1993 |
|
Велодром - Марсель Зрителей: 35 000 Судья: С.Мументалер (Швейцария). |
||||||
«ОЛИМПИК»: Бартез, Англома, Ди Меко, Боли, Созе (Эйдели, 67'), Дезайи, Дюран, Бокшич, Феллер (Феррери, 65'), Абеди Пеле, Дешам. |
7 апреля, 1993 |
|
Olympiastadion - Берлин Зрителей:2 500 Судья: А.Амендолиа (Италия). |
||||||
ЦСКА: Плотников, Гущин, Колотовкин, Машкарин, Малюков, Бушманов, Минько, Карсаков (Мамчур, 73'), Иванов (Антонович, 31'), Сергеев, Файзулин. |
7 апреля, 1993 |
|
Велодром — Марсель |
24 апреля, 1993 |
|
Ян Брейдел — Брюгге |
24 апреля, 1993 |
|
Айброкс - Глазго Зрителей:43 150 Судья: П.Миккельсен (Дания). |
|||
«РЕЙНДЖЕРС»: Горам, Макколл, Робертсон, Гоф, Макферсон, Браун, Стивен (Максуиган, 80'), Фергюсон, Маккойст, Даррант, Хейстра. |
Группа В
# | Клуб | И | В | Н | П | М | Очки |
---|---|---|---|---|---|---|---|
<center>1 | Милан | <center>6 | <center>6 | <center>0 | <center>0 | <center>11 — 1 | <center>12 |
<center>2 | Гётеборг | <center>6 | <center>3 | <center>0 | <center>3 | <center>7 — 8 | <center>6 |
<center>3 | Порту | <center>6 | <center>2 | <center>1 | <center>3 | <center>5 — 5 | <center>5 |
<center>4 | ПСВ | <center>6 | <center>0 | <center>1 | <center>5 | <center>4 — 13 | <center>1 |
25 ноября, 1992 |
|
Дас Антас — Порту |
25 ноября, 1992 |
|
Сан Сиро — Милан |
9 декабря, 1992 |
|
Филипс — Эйндховен |
9 декабря, 1992 |
|
Уллеви — Гётеборг |
3 марта, 1993 |
|
Даш Анташ — Порту |
3 марта, 1993 |
|
Филипс — Эйндховен |
17 марта, 1993 |
|
Сан Сиро — Милан |
17 марта, 1993 |
|
Уллеви — Гётеборг |
7 апреля, 1993 |
|
Филипс — Эйндховен |
7 апреля, 1993 |
|
Уллеви — Гётеборг |
24 апреля, 1993 |
|
Даш Анташ — Порту |
24 апреля, 1993 |
|
Сан Сиро — Милан |
Финал
Лучшие бомбардиры
<center>
Игрок | Команда | Голов |
---|---|---|
Ромарио | ПСВ | 7 |
Ален Бокшич | Олимпик Марсель | 6 |
Франк Созе | Олимпик Марсель | 6 |
Марко ван Бастен | Милан | 6 |
Джонни Экстрём | Гётеборг | 5 |
Напишите отзыв о статье "Лига чемпионов УЕФА 1992/1993"
Ссылки
- [ru.archive.uefa.com/competitions/ucl/history/season=1992/intro.html Лига чемпионов 1992/93 на сайте УЕФА]
- [ru.uefa.com/uefachampionsleague/season=1992/matches/all/index.html Матчи Лиги чемпионов 1992/93]
- [football.sport-express.ru/eurocups/championsleague/1992-1993/ Лига чемпионов 1992/92 на сайте «Спорт-Экспресс»]
- [www.rsssf.com/ec/ec199293.html Статистика Еврокубков сезона 1992/93 на сайте RSSSF] (англ.)
|
Отрывок, характеризующий Лига чемпионов УЕФА 1992/1993
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».