Лидеры эскадренных миноносцев типа «Ягуар»
Лидеры эскадренных миноносцев типа «Ягуар» — тип лидеров французского флота времён Второй мировой войны. Всего в серии было построено шесть кораблей, названных в честь хищных животных: «Ягуар» (фр. Jaguar), «Пантер» (фр. Panthere), «Линкс» (фр. Lynx), «Леопард» (фр. Leopard), «Шакал» (фр. Chacal), «Тигр» (фр. Tigre)[4]. Тип «Ягуар» известен также как тип «Шакал».
Официально именовались контр-миноносцами (фр. contre-torpilleurs) и фактически не являлись лидерами эсминцев в традиционном понимании, так как предназначались для действий в однородных соединениях и должны были исполнять функции лёгких крейсеров. Фактически их можно было бы назвать истребителями эсминцев[5]. Не имели прямых аналогов за рубежом. Стали первыми кораблями этого класса во французских ВМС после Первой мировой войны, иногда именовались «2100-тонными контр-миноносцами». Оценивались командованием флота как не вполне удачные боевые единицы. Приняли активное участие во Второй мировой войне, пять из шести кораблей серии погибли в ходе военных действий. Дальнейшим развитием класса во французских ВМС стали лидеры типа «Гепард».
Содержание
Генезис класса французских контр-миноносцев
Первые контр-миноносцы Франции
Первые корабли, причисляемые к классу контр-миноносцев, появились в французском флоте (фр. La Marine Française) в конце XIX века. Их строительство было вызвано изменениями во взглядах военно-морского руководства Франции. На протяжении предшествующих полутора десятилетий Морское министерство Франции придерживалось доктрины «Молодой школы» (фр. Jeune Ecole). Эта теория утверждала, в частности, принцип «мобильной обороны», согласно которому осуществлять защиту французского побережья должны были, прежде всего, многочисленные флотилии малых миноносцев[6]. После того как морским министром Франции стал адмирал Теофиль Об, лидер «Молодой школы», было начато массовое строительство миноносцев, классифицировавшихся в французском флоте как torpilleurs[7].
В результате, Франция вышла на первое место в мире по количеству миноносцев, которых было построено более 200[8][9]. Однако боевые качества большинства этих кораблей были невысоки. В погоне за количеством флот требовал от проектировщиков дешевых и малых по размерам кораблей. Их мореходность была чаще всего неудовлетворительной, скорость умеренной, дальность плавания незначительной, а вооружение крайне слабым. Учения флота показали, что в штормовую погоду французские миноносцы неспособны эффективно действовать даже вблизи своих баз.
Конец увлечению французов массовым строительством малых миноносцев положило появление в 1893—1894 годах в Британском флоте «истребителей миноносцев» (англ. torpedoboats destroyers) типа «Хэвок», которые в дальнейшем именовались как «истребители» (англ. destroyers) и положили начало новому классу торпедно-артиллерийских кораблей — эскадренным миноносцам. Они были ориентированы, прежде всего, на борьбу с французскими миноносцами[10][11]. После успешных испытаний «хэвоков» британцы приступили к массовому строительству эсминцев, превосходивших французские миноносцы по всем характеристикам[12].
В 1896 году были заложены первые относительно крупные торпедно-артиллерийские корабли для французского флота типа «Дюрандаль», получившие классификацию контр-миноносцев (фр. contre-torpilleurs). Этих кораблей водоизмещением около 300 тонн было построено в четырех единицы. В течение последующих десяти лет был заложен еще 51 контр-миноносец так называемого «300-тонного типа», фактически разбивавшихся на пять подтипов. Все они имели водоизмещение чуть более 300 тонн, скорость 26—28 узлов, несли вооружение из одной 65-мм пушки и шести 47-мм и по два торпедных аппарата калибра 381 мм а последние эсминцы получили на вооружение 450-мм торпеды[13].
К моменту ввода в строй последних контр-миноносцев «300-тонного» типа они стали выглядеть слишком слабо вооруженными в сравнении с новейшими британскими эсминцами. Их недостатки попытались исправить увеличением размеров. Так появились контр-миноносцы «450-тонного» типа, включавшего подтипы «Спаги» и «Вольтижер», всего 13 единиц. Их водоизмещение превысило 500 тонн, вооружение теперь состояло из шести 65-мм орудий и трёх 450-мм торпедных аппаратов. На последних 450-тонных контр-миноносцах установили паровые турбины вместо паровых машин. Эти корабли вступили в строй в 1909—1912 годах. Наконец, в 1911—1914 годах флот пополнили 18 контр-миноносцев «800-тонного» типа двух серий: «Буклие» и «Биссон». Их полное водоизмешение превысило 800 тонн, скорость достигла 30 узлов, а вооружение включало две 100-мм и четыре 65-мм орудия, а также четыре 450-мм торпедных аппарата. 14 марта 1913 года командование флота изменило корабельную классификацию и все контр-миноносцы стали числиться эскадренными миноносцами (фр. torpilleurs d’escadre).Так завершилось развитие первой генерации французских контр-миноносцев[14].
Проектирование контр-миноносцев нового типа
30 марта 1912 года во Франции был принят Морской закон, призванный сократить отставание французского флота от великих морских держав. Согласно этому документу предполагалось иметь к 1920 году следующие силы:
- 28 линкоров;
- 10 крейсеров-скаутов;
- 52 больших эсминца;
- 94 подводных лодки[14].
Предложенная программа страдала явным дисбалансом. Количество лёгких кораблей совершенно не соответствовало количеству линкоров. Однако стесненное в средствах руководство Морского министерства считало наиболее важным строительство линкоров-дредноутов, которые в те годы оценивались как главная сила флота. Поэтому основные ассигнования были выделены на постройку линкоров типов «Бретань», «Норманди» и «Лион». Строительство прочих типов кораблей предусматривалось по остаточному принципу. В 1913 году флот заказал лишь три эсминца, хотя ранее их закладывалось по шесть—семь в год. В декабре 1913 года начальник Военно-морского генерального штаба (фр. Etat-Major General) вице-адмирал Ле Бри представил доклад, в котором было предложено построить 58 эсминцев нового типа и довести общее количество эсминцев в 1920 году до 115. В частности, предполагалось заложить в 1915—1918 годах 32 эсминца нового типа, водоизмещением 1500 тонн[14].
В 1913 году Технический комитет (фр. Comité Technique) Морского министерства опубликовал доклад о развитие французских эсминцев с 1908 года, где наметил дальнейшие пути развития этого класса кораблей. Было высказано мнение, что в связи с нестабильностью эсминцев как артиллерийских платформ, их высокой скоростью и малыми размерами, а также примитивными системами управления огнём, дистанция эффективной стрельбы в боях торпедно-артиллерийских кораблей не превысит 3000 м, а количество попаданий будет незначительным. Было рекомендовано оснащать будущие эсминцы орудиями максимально возможного калибра, даже за счет снижения их количества, с целью добиться максимального ущерба от каждого попадания в цель. В качестве возможных вариантов вооружение фигурировали шесть орудий калибра 90 мм, четыре калибра 100 мм и даже два калибра 138,6 мм, причем последний вариант считался наиболее предпочтительным. Количество торпедных труб калибра 450 мм должно было быть доведено до восьми[14].
28 января 1914 года Технический отдел морского министерства (фр. Service Technique des Constructions et Armes Navales) представил эскизный проект нового эсминца, утверждённый Военно-морским генеральным штабом 9 июня 1914 года. При нормальном водоизмещении 1530 тонн эсминец должен был разгоняться до 33 узлов. Вооружение включало восемь торпедных труб в тройных и одинарных установках и два 138,6-мм орудия компании Schneider с длиной ствола 25 калибров. Эта система стреляла снарядами массой 36 кг, причем эффективная дальность не превышала 6000 м. Но снаряд содержал 3,9 кг мелинита, что позволяло рассчитывать на большие разрушения при попадании в цель[14].
| орудие | Scheider 14cm/25[14] | |
|---|---|---|
| калибр, мм | 138,6 | |
| длина ствола, калибров | 25 | |
| масса установки, кг | 6,65 | |
| скорострельность, в/мин | 15 | |
| вес снаряда, кг | 36 | |
| начальная скорость, м/с | 550 | |
| эффективная дальность, м | 6500 | |
Два корабля этого типа, обозначенные как M89 и M90 должны были быть заказаны в 1914 году с закладкой в 1915 году и вводом в строй в 1917 году. Однако весной 1914 года морской министр отказался включить M89/90 в кораблестроительную программу 1915 года, хотя флот уже успел заказать для них торпеды. Работы по проектированию были продолжены, но начало Первой мировой войны привело к их прекращению[14].
Работы по проектированию новых эсминцев для ВМС Франции были возобновлены только в 1917 году. Предполагалось строить торпедно-артиллерийские корабли двух типов: эскадренные миноносцы (фр. torpilleur d’escadre) водоизмещением 1530 тонн и более крупные лидеры флотилий (фр. conducteur d’escadrille). Последние должны были вооружаться тремя короткоствольными 138,6-мм пушками Schneider. Эти предложение были основаны на опыте британского флота. Однако в дальнейшем было признано, что орудия Schneider не отвечают требованиям, так как не обеспечивают надежное поражение цели на дистанции более 5000 м. Поскольку других орудий подходящего калибра в то время не существовало, был предложен вариант с пятью 100-мм пушками[14][15].
12 марта 1919 года Морской генеральный штаб сформулировал свои представления о будущих торпедно-артиллерийских кораблях и их задачах в специальной записке. Согласно ей, основной задачей контр-миноносцев должна была стать разведка. Второй по важности задачей считалась защита своих линейных сил от атак лёгких кораблей противника. И только на третье место были поставлены торпедные атаки на боевую линию неприятеля. Для этого новые корабли должны были обладать хорошей мореходностью, высокой скоростью и мощным вооружением. Было признано, что водоизмещение такого корабля составит не менее 2000 т[14].
| Проекты контр-миноносцев Франции 1914—1920 годов[14] | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Основные элементы | M89/90 (1914) | Проект 1918 года | Проект 1920 года | ||
| Водоизмещение, нормальное/полное, т | 1530/1700 | 1650/н/д | 1780/2063 | ||
| Энергетическая установка, л.с. | 38 000 | 40 000 | 38 000 | ||
| Максимальная скорость, узлов | 33 | 35 | 35,5 | ||
| Дальность плавания, миль на скорости, узлов | н/д | 3600 (15) | 3000 (17) | ||
| Артиллерия главного калибра | 2×1 — 138,6-мм/25 | 3×1 — 138,6-мм/25 | 5×1 — 100-мм/45 | ||
| Зенитная артиллерия | — | 1×1 — 75-мм/50 | 2×1 — 75-мм/50 | ||
| Торпедное вооружение | 2×3 и 2×1 — 450-мм ТА | 2×3 — 550-мм ТА | 2×3 — 550-мм ТА | ||
| Экипаж, чел. | 155 | 176 | 178 | ||
История создания
В ходе Первой мировой войны командованием французских ВМС, когда небольшим французским эсминцам нередко противостояли более крупные и мощно вооруженные эсминцы германского и австро-венгерского флотов, была осознана необходимость некоего промежуточного класса боевых кораблей, занимавшего место между эсминцами и крейсерами[16]. В ходе войны французские моряки смогли ознакомиться с характеристиками итальянских скаутов (итал. Esploratore Leggero) типа «Аквила» (итал. Aquila) и оценить их мощное вооружение и высокую скорость хода. Значительное влияние на проектирование новых контр-миноносцев оказал также британский опыт применения лидеров флотилий типа «Шекспир» (англ. Shakespeare) и «Скотт» (англ. Scott), которые несли по пять 120-мм пушек. Наконец, по послевоенным репарациям в состав французского флота вошел бывший германский эсминец S-113, вооруженный четырьмя 150-мм орудиями. На этом фоне проект с пятью 100-мм орудиями смотрелся откровенно слабо[14].
Вскоре после окончания Первой мировой войны обострилось военно-морское соперничество на Средиземном море между Францией и Италией. Итальянский флот в начале 1920-х годов стал рассматриваться как главный потенциальный противник. В это время итальянский флот строил крупные эсминцы типа «Леоне», именовавшиеся по итальянской классификации «разведчиками» (итал. exploratori). Они несли по восемь 120-мм пушек в спаренных установках. В своей записке от 25 февраля 1919 года начальник Морского генерального штаба адмирал Де Бон отмечал, что итальянцы собираются построить не менее 12-ти кораблей этого класса[14]. Поскольку французский флот не имел в то время современных крейсеров, а их новое строительство было ограничено Вашингтонским договором, было принято решение создать промежуточный класс боевых кораблей, которые были бы сильнее итальянских разведчиков и при этом не подпадали под договорные ограничения[17].
 Итальянский скаут «Пантера» типа «Леоне»
|
 Британский лидер флотилии «Стюарт» типа «Скотт»
|
 Германский эсминец S-113
|
| Сравнительные ТТХ кораблей, повлиявших на разработку проект «Ягуар» | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Основные элементы |  «Леоне»[18]
|
 «Скотт»[19]
|
 тип S-113[20]
| ||
| Годы постройки | 1921—1924 | 1917—1919 | 1917—1918 | ||
| Водоизмещение, стандартное/полное, т | 2000/ | 1580/2050 | 2060/2475 | ||
| Энергетическая установка, л.с. | 42 000 | 40 000 | 45 000 | ||
| Максимальная скорость, узлов | 34 | 36 | 36 | ||
| Артиллерия главного калибра | 4×2 — 120-мм/45 | 5×1 — 120-мм/45 | 4×1 — 150-мм/45 | ||
| Зенитная артиллерия | 2×1 — 76-мм/40 | 1×1 — 76-мм/40 | — | ||
| Торпедное вооружение | 2×3 — 450-мм ТА | 2×3 — 533-мм ТА | 2×2 — 600-мм ТА | ||
Технический комитет Морского министерства высказал мнение, что планируемые для новых контр-миноносцев 100-мм орудия выглядят слишком слабо на фоне 120-мм артиллерии итальянских и британских конкурентов. Вместе с тем было высказано мнение, что 138,6-мм пушки будут слишком тяжелыми и наилучшим решением станет оснащение новых кораблей находящимися в разработке 130-мм орудиями. 14 января 1921 года Морской генеральный штаб рассмотрел новые предложения по будущим контр-миноносцам. Было предложено шесть вариантов вооружения, включавшие от четырёх до шести 138,6-мм пушек и от пяти до восьми 130-мм пушек. 1 мая 1921 года остановились на варианте из шести 130-мм орудий, размешенных в двух спаренных и двух одиночных установках. Особо оговаривалось наличие мощного противолодочного вооружения[14].
28 марта 1922 года французский парламент принял кораблестроительную программу, согласно которой предполагалось построить три лёгких крейсера (будущий тип «Дюгэ Труэн»), шесть контр-миноносцев (будущий тип «Ягуар»), 12 эсминцев (будущий тип «Бурраск») и девять подводных лодок (будущий тип «Рокен»)[14]. 18 марта 1922 года вместе с эсминцами типа «Бурраск» были официально заказаны шесть контр-миноносцев типа «Ягуар», причем по настоянию депутатов парламента только два корабля должны были строится военно-морскими арсеналами, а остальные заказы отдавались частным компаниям. На строительство всех шести единиц выделялось 156 миллионов франков[14].
Конструкция
Корпус и архитектура
|
Длинный, узкий корпус «ягуаров» проектировался для достижения высоких скоростей, соотношение его длины к ширине составило 10,8:1. Корабли этого типа впервые во французской практике имели явно выраженный полубак с наклонным форштевнем. Корпус корабля набирался по продольной схеме и состоял из 58 шпангоутов со шпацией 2,1 м, в оконечностях шпация уменьшалась. Шпангоуты нумеровались от кормы к носу. Обшивка корпуса была стальной, толщиной от 5 до 10 мм. 11 поперечных переборок разделяли корпус на 12 водонепроницаемых отсеков. Двойное дно тянулось почти по всей длине. Корпуса «ягуаров» собирались из стали с пределом прочности 50 кг/мм² исключительно на заклепках, электросварка стала внедрятся во французское кораблестроение после 1930 года. Общая масса корпуса составила 813 т, что равнялось 37,5 % от стандартного водоизмещения[14].
Корабли имели только одну непрерывную палубу — главную. Нижняя палуба прерывалась на протяжении пяти машинно-котельных отсеков, которые поднимались до главной палубы. В носовой части располагалась массивная четырехъярусная рубка квадратного сечения, где находились основные посты управления кораблем и его вооружением. Также в носу сосредотачивались кубрики унтер-офицеров и матросов, офицерские каюты, включая апартаменты командира традиционно размещались в корме[14].
Несмотря на стремление флота получить совершенно однотипные корабли, различия в применяемых подрядчиками технологиях привели к существенным отличиям в конструкции. В результате, пришлось разделить серию на три подтипа: «Ягуар» и «Пантер» именовались типом Arsenaux, «Шакал» и «Тигре» типом Industrie A, «Леопард» и «Линкс» типом Industrie B[14]..
Энергетическая установка
Около 50% длины корабля занимала энергетическая установка, построенная по линейной схеме. Её сухой вес составил 35% от стандартного водоизмещения. Пар для турбин поставляли пять небольших водотрубных котла Du Temple, размещенные в линию в трех отсеках. Каждый котел в сборе весил 74 т. При выборе котлов упор делался на выносливость и надежность, поэтому характеристики были весьма консервативными — давление 18 кг/см² и температура пара 216°[14].
Два турбозубчатые агрегата располагались в двух отдельных, но смежных отсеках. Каждый набор турбин был независим от другого. Общая масса одного агрегата составила 193,2 т. Они вращали два бронзовых винта диаметром 3,6 м. Четыре корабля были оснащены турбинами Rateau-Bretagne, которые, после преодоления некоторых проблем, оказались вполне надежны. Гораздо хуже показали себя агрегаты Breguet-Laval. Их эксплуатация принесла множество проблем и потребовалось несколько лет, чтобы разрешить их большую часть. После этого флот отказался от закупок турбин Breguet-Laval[14].
На испытаниях все шесть кораблей показали хорошие скоростные характеристики. При мощности 52 200 — 56 000 л.с. все продемонстрировали среднюю скорость 34,5 узла и 35,3 — 35,6 узла при форсировке турбин. Самым быстроходным оказался «Тигре», развивший 36,7 узла при мощности 57 200 л.с. Это достижение широко рекламировалось в тогдашней военно-морской печати. На службе «ягуары» легко поддерживали скорость 30 узлов даже в поздние годы[14].
Запас топлива включал 530 тонн нефти в четырех цистернах. Кроме того, корабли принимали по 35 тонн смазочного масла и 100 тонн питательной воды для котлов. Также имелось 12 тонн воды для санитарных нужд и четыре тонны питьевой воды для экипажа в цистернах в носу и корме. По результатам испытаний сочли, что дальность плавания на скорости 13 узлов при работе только турбин крейсерского хода, при двух котлах под парами, составит 3300 миль, что было близко к расчетным данным. Однако когда подключались главные турбины, расход топлива резко возрастал. На скорости 35 узлов контр-миноносцы могли пройти только 600 миль вместо расчетных 700 миль и 1000 миль на скорости 28 узлов[14].
Потребности кораблей в электричестве обеспечивали два турбогенератора производства компании Fives-Lille, мощностью по 60 КВт/80 КВт, вырабатывавшие ток напряжением 115 вольт. Они размещались на верхней платформе перед машинным отделением. Там же находились испарители для производства дистиллированной воды. На случай выхода котлов из строя имелся резервный дизель-генератор мощностью 30 КВт/36 КВт. Теоретически он должен был полностью обеспечить корабль электроэнергией. В 1926 году на «ягуарах» установили еще один резервный дизель-генератор мощностью 15 КВт/18 КВт, но он мог обеспечить лишь освещение и некоторые другие функции[14].
Вооружение
Главный калибр
Эскизные проекты предусматривали вооружение «ягуаров» шестью и даже семью 130-мм орудиями. Первый вариант включал одну спаренную артустановку и четыре одиночных, второй — две спаренные и три одиночных. Однако испытания спаренной установки Mle 1921 на авизо «Амьен» оказались разочаровывающими. Обнаружилось, что при обслуживании спаренной установки комендоры мешают друг другу и её скорострельность оказывается заметно ниже, чем у двух одиночных. 14 августа 1923 года было принято решение оснастить тип Ягуар только одиночными установками[14].
Таким образом, главный калибр контр-миноносцев типа «Ягуар» был представлен пятью 130-мм орудиями M1919 с длиной ствола 40 калибров в одиночных установках. Четыре орудия размещались парами в носу и корме по линейно-возвышенной схеме, еще одно было установлено за третьей дымовой трубой. Разработка пушки началась вскоре после окончания Первой мировой войны с использованием довоенных технологий. Это была простая и надежная система. Орудие стреляло весьма тяжёлыми снарядами — вес полубронебойного составлял 32,05 кг, фугасного — 34,85 кг. Полубронебойный снаряд содержал 1,8 кг мелинита, фугасный — 3,6 кг мелинита. С дистанции 10 000 м полубронебойный снаряд мог пробить броню толщиной 80 мм, На дистанции 18 000 м этот показатель падал до 45 мм. Заряжание было раздельным. Баллистические характеристики также были очень хорошими — при угле возвышения 36° дальность стрельбы достигала 18 900 м, но значительная дальность была достигнута за счет увеличения высоты цапф, что затрудняло заряжание, так как затвор в этом случае находился на уровне плеч заряжающих. Однако скорострельность была не высока и не превышала 4 — 5 выстрелов в минуту, что было вызвано применением поршевого затвора. Даже с очень хорошо обученным экипажем темп стрельбы никогда не был выше 6 выстрелов в минуту. Такая величина считалась недостаточной для лёгкого корабля[14][21].
Уже в ходе строительства кораблей было ясно, что эта артсистема устарела, но ввиду неготовности орудий новых моделей на ягуары установили то, что имелось в наличие, с перспективой перевооружения в будущем на орудия новых образцов. Первоначально орудия имели лёгкие орудийные щиты, но в 1926 году арсенал Лорьяна разработал новые коробчатые щиты, дававшие гораздо лучшую защиту, которые и были установлены на все корабли серии. Боезапас в мирное время включал 660 снарядов и 745 зарядов. Все они хранились в носовом и кормовом погребах и доставлялись к орудиям при помощи цепных электрических подъемников[14].
Первоначальный проект предусматривал передовую систему управления огнём. Электромеханический компьютер Mle 1923B должен был рассчитывать все данные для стрельбы, после чего происходило дистанционное наведение орудий. Однако разработка этой системы отделом вооружений (фр. Direction Central des Armes Navales) затянулась и в итоге контр-миноносцы получили весьма простую систему Mle 1919, применявшуюся на авизо типа «Амьен». Данные она получала от трехметрового оптического дальномера совмещения Mle B.1926 компании SOM (фр. Société d’Optique et de Mécanique de haute precision), а приказы на наведение орудий передавались по телефону или с помощью голосовых труб[14].
Зенитный калибр
В период разработки контр-миноносцев ПВО кораблей уделяли лишь ограниченное внимание. Воздушная угроза считалась незначительной ввиду того, что торпедоносцы того времени летали очень медленно и представляли собой удобную цель для зенитных орудий. Возможность поражения маневрирующих кораблей авиабомбами ставилась под сомнение, а пикирующие бомбардировщики не существовали даже в проектах. Считалось достаточным иметь на корабле несколько зенитных пушек среднего калибра, которые должны были отогнать, а при удачном попадании сбить, тихоходные бипланы. Французские линкоры и крейсера начала 1920-х годов несли по четыре 75-мм зенитных орудия. Таким образом, два аналогичных орудия на относительно небольших контр-миноносцах представлялись достаточным вооружением[14].
Эсминцы были первоначально вооружены двумя 75-мм зенитными орудиями Model 1924. Это были корабельные пушки времен Первой мировой войны, которые установили на зенитные станки Mle 1922. Их установили по бортам на верхней палубе, на специальных подкреплениях ближе к корме, между 130-мм орудием №3 и кормовым торпедным аппаратом. Хорошо обученный экипаж мог вести огонь с скоростью до 12 выстрелов в минуту, при условии, что угол возвышения не превышал 75°. Централизованного управления зенитным огнём не было, цели выбирали командиры расчетов и вели обстрел используя прицелы самих орудий. Боезапас включал 600 снарядов, осколочно-фугасных и осветительных.
В качестве зенитного средства ближнего действия использовались спаренные пулемёты калибра 8-мм. Это были системы Hotchkiss Mle 1914, установленные на спаренные лафеты Mle 1926, которые размещались на полубаке, перед мостиком. Боезапас составлял 20 500 патронов. Пулемёты обычно хранились в подпалубном помещении и устанавливались на лафеты в случае необходимости[14].
| Артиллерия контр-миноносцев типа «Ягуар» | ||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| орудие | 130-мм/40 M1919[22] | 75 mm M1922[23] | 13,2 mm M1929[24] | |||||||
| калибр, мм | 130 | 75 | 13,2 | |||||||
| длина ствола, калибров | 40 | 50 | 76 | |||||||
| масса орудия, кг | 4050 | 1070 | 19,5 | |||||||
| скорострельность, в/мин | 4—5 | 8—15 | 200 | |||||||
| вес снаряда, кг | 32—34,85 | 5,93 | 0,052 | |||||||
| начальная скорость, м/с | 820 | 850 | 800 | |||||||
| максимальная дальность, м | 18 900 | 14 100 | 7200 | |||||||
| максимальная досягаемость по высоте, м | — | 10 000 | 1500 | |||||||
Торпедное вооружение
Торпедное вооружение французских кораблей межвоенного периода было превосходным. Еще в годы Первой мировой войны эксперты флота пришли к выводу о необходимости увеличения калибра торпед. В результате флот получил до начала следующей войны 550-мм торпеды четырех типов. По своим характеристикам они заметно превосходили зарубежные торпеды традиционного калибра 533-мм и были сравнимы с японскими 610-мм торпедами[25]. Контр-миноносцы типа «Ягуар» как и эсминцы типа «Бурраск» получили на вооружение по два трехтрубных торпедных аппарата Schneider Mle 1920T, стрелявших 550-мм торпедами Mle 1919D[14]. Эти торпеды имели керосиновый двигатель и обладали следующими характеристиками:
- Калибр — 550 мм;
- Длина — 8220 мм;
- Масса — 1900 кг;
- Масса боевой части — 250 кг мелинита;
- Дальность хода, м/при скорости, уз — 6000/35, 14 000/25[14][25].
Пуск торпед осуществлялся при помощи сжатого воздуха из 60-литровых резервуаров. В качестве запасного применялся пороховой пуск. Первоначально предполагалось оснастить торпедные аппараты дистанционным управлением с мостика и исключить ручные операции. Но довести систему до пригодного состояния не удалось и необходимые для наведения торпед данные передавались с мостика и вводились непосредственно на торпедных аппаратах. Использовалась та же системы управления, что и для главного калибра артиллерии. Несомненно, контр-миноносцы были слишком крупными и ценными кораблями, чтобы бросать их в ближний бой с линкорами, поэтому тактика применения торпед предполагала их массированный пуск с дистанции 10 000 — 12 000 м в направлении боевой линии кораблей противника. Запасных торпед на контр-миноносцах не имелось. По мнению французских специалистов, перезарядка торпедных аппаратов в открытом море была нереальна[14].
Противолодочное вооружение
По проекту контр-миноносцы типа «Ягуар» несли противолодочное вооружение нескольких типов. В двух желобах на корме размещалось 12 глубинных бомб Guiraud Model 1922 200 KG (2×6). Фактический вес бомбы составлял 260 кг, вес ВВ — 200 кг, цели могли поражаться на глубине до 100 м. Еще четыре такие бомбы были в резерве. Система желобов была оригинальной и хорошо продуманной, оставляла свободным квартердек, но намного более сложной, чем рельсовые бомбосбрасыватели на кораблях других стран. Кроме того, на контр-миноносцах имелось по четыре одноствольных 240-мм бомбомёта Thornycroft Mle 1918, установленных парами по бортам, в районе передней дымовой трубы. Они были установлены под фиксированным углом возвышения 50° и могли забросить глубинную бомбу Guiraud Model 1922 100 KG на 60 м. Общий боезапас 100-кг бомб достигал 30 штук[14].
Однако, имея на борту противолодочное оружие, контр-миноносцы не располагали приборами обнаружения подводного противника, хотя флот и промышленность вели работы в этом направлении. По проекту они должны были оснащаться так называемыми звуковыми линзами Вальзера (фр. Walser). По борту предполагалось установить два таких механических устройства. Фактически линзы Вальзера были установлены лишь на «Пантер». Практические испытания этой системы дали разочаровывающие результаты. Получить какую-то информацию о подводном противнике можно было лишь при полной остановке корабля. К 1931 году флот отказался от развития системы Вальзера[14].
В первый послевоенный период компания SIF (фр. Société Indépendante de télégraphie sans Fil) разрабатывала активный гидролокатор и такие приборы должны были быть установлены на эсминцы типа «Бурраск», причем предусматривались специальные отсеки для антенны локатора и размещения операторов. Монтаж системы на «бурраски» начался в 1929 году, но уже в следующем году флот отказался от этих локаторов ввиду их неэффективности и ненадежности. В результате, контр-миноносцы типа «Ягуар», как и другие корабли довоенного французского флота, могли рассчитывать лишь на визуальное обнаружение подводной лодки или следа от её торпед[14].
Маневренность и мореходность
На контр-миноносцах типа Ягуар устанавливался один сбалансированный руль площадью от 14,13 м² до 14,44 м° на разных кораблях серии. Этого оказалось недостаточно, особенно с учетом слабости рулевой машины. На скорости 30 узлов требовалось 25—3- секунд чтобы повернуть руль на максимальный угол 35°. В результате, «ягуары» отличались недостаточной маневренностью на высоких скоростях. На испытаниях «Тигре» в 1925 году было выявлено, что кораблю требуется 525 м для разворота на скорости 20 узлов и 570 м на скорости 25 узлов[14]. Этот недостаток особенно проявился в ходе боев в Ла-Манше в 1940 году, где в стесненных условиях «ягуарам» было очень трудно уклоняться от атак бомбардировщиков люфтваффе и торпедных катеров[26].
Высокий полубак в сочетании с наклонным форштевнем сделал «ягуары» хорошими морскими судами. Они могли поддерживать высокую скорость на волнении без сильной продольной качки. Вместе с тем, боковая остойчивость оказалась не на высоте. Чрезмерный верхний вес в сочетании со значительной парусностью привел к тому, что корабли имели в штормовом море бортовой крен до 25° с периодом 8—10 секунд. Это затрудняло применение оружия и делало существование экипажа дискомфортным. Были приняты меры к снижению боковой нестабильности кораблей, включавшие сокращение верхнего веса, но больших результатов они не дали, позволяя лишь не усугублять проблему. Пришлось отказаться от планов перевооружения на 138,6-мм орудия ввиду их большей массы. Кроме того, «ягуары» страдали от перегрузки на нос при полной заправке топливом, поэтому рекомендовалось расходовать в первую очередь топливо из носовых цистерн или даже не заправляться полностью[14].
Экипаж и обитаемость
По штатам мирного времени экипаж «ягуаров» состоял из 10 офицеров и 187 нижних чинов. Кораблем командовал офицер в чине капитана 2-го ранга (фр. Capitaine de frégate), старшим офицером был капитан 3-го ранга (фр. Capitaine de corvette). Два капитан-лейтенанта (фр. Lieutenant de vaisseau) отвечали за артиллерию и противолодочное оружие корабля. В число офицерского состава входили также два лейтенанта (фр. Enseigne de vaisseau), главный инженер-механик (фр. Ingénieur mécanicien de 1re classe) и два младших инженер-механика (фр. Ingénieurs mécani-ciens de 2e classe). Кроме того, на корабле имелся офицер медицинской службы (фр. Médecin de 1e/2e classe) или специалист по снабжению (фр. Commissaire de 1e/2e classe). Младший командный состав был представлен главным старшиной (фр. Premier maître) и 21 старшинами первого класса (фр. Maîtres) и второго класса (фр. Seconds maîtres). Также в экипаж входили 165 матросов. В военное время предполагалось иметь 12 офицеров, 33 старшины и 176 матросов[14].
Командир имел апартаменты в кормовой части корабля, включавшие спальню, кабинет, ванную и кладовую. Офицеры жили также в корме на нижней палубе в одноместных каютах и имели свою отдельную ванную и кают-компанию. Главный старшина имел отдельную каюту в носовой части корабля. Рядом располагались кубрики для старшин. Матросы размещались в двух малых и двух больших кубриках в носу, причем на подвесных койках, здесь же принимали пищу. «Ягуар» стал единственным из кораблей серии, оборудованным как лидер флотилии, с помещениями для контр-адмирала (фр. Contre-amiral) четырех офицеров его штаба[14].
Контр-миноносцы типа «Ягуар» имели хорошую теплоизоляцию жилых помещений. Однако системы кондиционирования воздуха отсутствовали. Как и многие другие корабли французского флота они были удобны для службы в умеренных широтах, но во время службы в Западной и Северной Африке экипаж страдал от жары и духоты, поэтому члены команды часто спали прямо на верхней палубе[14].
Модернизации
Довоенные модернизации
Изначально предполагалось заменить 130-мм артиллерию контр-миноносцев на более мощные 138,6-мм пушки Model 1923. В 1925 году были даже размешены заказы на тридцать таких орудий, но проблемы с верхним весом не позволили реализовать этот проект. Оставалось лишь совершенствовать имеющееся вооружение. В конце 1920-х годов на орудия установили лотки автоматической загрузки, что улучшило условия работы заряжающих и позволило несколько повысить скорострельность. С 1927 года корабли, наконец, получили предусмотренный первоначальным проектом электромеханический компьютер управления огнём Mle 1923 Type B. В 1931 году трехметровый дальномер совмещения был заменен на стереоскопический дальномер OPL25 E.1926 или E.1927 с такой же базой, а с 1937 года они стали заменятся на пятиметровые стереодальномеры OPL (PC.1936). Вместе с тем, от планов установить второй дальномер в кормовой рубке пришлось отказаться[14].
В 1938 году было принято решение заменить старые 130-мм орудия 100-мм спаренными установками Model 1931. Эти орудия обеспечили бы возможность вести огонь и по воздушным целям. Однако производственные трудности помешали осуществить перевооружение. В 1932 году было принято решение заменить 75-мм зенитные орудия на восемь 13,2-мм крупнокалиберных зенитных пулемётов Hotchkiss Mle 1929, установленных на спаренных станках Mle 1931. Пулемёты были хорошим, надёжным оружием, но их скорострельность оказалась недостаточной из-за необходимости частой смены 30-зарядных магазинов, а поражающее действие и дальнобойность не отвечала требованиям борьбы со скоростными самолётами начала Второй мировой войны[27][14].
Модернизации военного времени
С началом войны выявилась необходимость усиление противолодочных возможностей контр-миноносцев. Запас глубинных бомб, сокращенный в предвоенный период, был вновь увеличен. Но главным новшеством стала размещение на кораблях британского гидролокатора Тип 123. В течение 1939—1940 годов его получили все корабли серии, кроме «Пантер». Эскортные операции французского флота в начале войны показали недостаточную дальность плавания «ягуаров» и было принято решение оснастить их оборудованием для дозаправки в море. Однако его успел получить только «Пантер»[14].
Сражения у берегов Норвегии и в проливе Ла-Манш выявили явную недостаточность зенитных средств французских кораблей. Был подготовлен проект усиления зенитного вооружения, согласно которому с контр-миноносцев снималась грот-мачта, а на её месте устанавливалась платформа со спаренной 37-мм установкой Model 1933. Этот спаренный полуавтомат уже не отвечал требованиям, но ничего лучшего у французского флота тогда не было[27]. Но пройти переоборудование успел только «Пантер». После заключения перемирия уцелевшие корабли типа «Ягуар» были признаны устаревшими и выведены в резерв, а их вооружение использовали для более современных кораблей[14].
Служба
| заложен | спущен | вступил в строй | судьба | |
|---|---|---|---|---|
| «Ягуар» | 22 августа 1922 года | 7 ноября 1923 года | 24 июля 1926 года | 23 мая 1940 года поражён двумя торпедами с немецких торпедных катеров, выбросился на мель и был окончательно уничтожен немецкой авиацией |
| «Пантер» | 23 декабря 1922 года | 27 октября 1924 года | 10 октября 1926 года | Затоплен в Тулоне 27 ноября 1942 года |
| «Линкс» | 14 января 1923 года | 25 февраля 1924 года | Затоплен в Тулоне 27 ноября 1942 года | |
| «Леопард» | в августе 1923 года | 29 сентября 1924 года | 10 октября 1927 года | 27 мая 1943 года сел на камни близ Бенгази и 19 июня 1943 года разрушен штормом |
| «Шакал» | 16 августа 1923 года | 27 сентября 1924 года | 12 июня 1926 года | 24 мая 1940 года потоплен немецкими пикирующими бомбардировщиками Ju-87 в районе Булони |
| «Тигр» | 15 сентября 1923 года | 2 августа 1924 года | 1 февраля 1926 года | Списан 4 января 1954 года и сдан на слом |
«Ягуар»
Корабль был построен на верфи Арсенала Лорьяна (фр. Arsenal de Lorient)[21]. Сразу после вступления в строй вошел в состав 2-го дивизиона контр-миноносцев и базировался на Брест. В 1928—1937 годах периодически выступал в качестве флагманского корабля миноносных флотилий. В конце лета 1926 года участвовал в походе отряда французских кораблей в Балтийское море, в декабре 1926 года посетил Дакар. В апреле 1927 года заходил в Севилью, в в мае—июне 1927 года в числе других кораблей обеспечивал официальный визит Президента Франции в Великобританию[14].
Весной 1939 года его хотели переоборудовать в эскадренный миноносец ПВО и заменить основное вооружение на 100-мм зенитные орудия. Начавшаяся война сорвала эти планы. С началом Второй мировой войны действовал в районе Ла-Манша в составе 2-го дивизиона лидеров. 17 января 1940 года столкнулся с британским эсминцем «Кеппел» и получил лёгкие повреждения. Во время Французской кампании поддерживал артиллерийским огнём сухопутные войска в районе Дюнкерка. Около полуночи 23 мая 1940 года был атакован немецкими торпедными катерами S 21 и S 23. Получив попадания двух торпед, «Ягуар» выбросился на мель и был оставлен экипажем. Погибли один офицер и 20 матросов. Затем был окончательно уничтожен немецкой авиацией[26].
«Пантер»
Корабль был построен на верфи Арсенала Лорьяна[21]. После вступления в строй вошел в состав 1-го дивизиона контр-миноносцев 1-й эскадры и базировался на Тулон[14]. В начале Второй мировой войны действовал в Северном море, Атлантическом океане и на Средиземном море. После капитуляции Франции был выведен в резерв и разоружён в сентябре 1940 года. Стоял в Тулоне. Затоплен там же 27 ноября 1942 года. Поднят итальянскими спасателями в марте 1943 года и включён в состав итальянского флота как FR 22. Приведён на буксире в Италию и ремонтировался в Специи. 9 сентября 1943 года затоплен ввиду угрозы захвата немецкими войсками.
«Линкс»
Корабль был построен на верфи Ateliers et Chantiers de la Loire в Сен-Назере[21]. Сразу после вступления в строй вошел в состав 2-го дивизиона контр-миноносцев и базировался на Брест. В январе—апреле 1930 года вместе с контр-миноносцем «Гепард» и лёгкими крейсерами «Ламотт-Пике» и «Примогэ» совершил длительное плавание в Французскую Вест-Индию и посетил Антильские острова[14]. С начала Второй мировой войны действовал на Средиземном море. Участвовал в сражении при Мерс-эль-Кебире 3 июля 1940 года. В сентябре 1940 года был разоружён и выведен в резерв в Тулоне. Затоплен в Тулоне 27 ноября 1942 года. 22 января 1944 года поднят немецкими спасателями и разобран на металл[28].
«Леопард»
Корабль был построен на верфи Ateliers et Chantiers de la Loire в Сен-Назере[21].Сразу после вступления в строй вошел в состав 2-го дивизиона контр-миноносцев и базировался на Брест. В момент капитуляции Франции стоял в Портсмуте, где и был захвачен британцами 3 июля 1940 года. 31 июля 1940 года передан морским силам Свободной Франции. Средства ПВО были усилены за счёт установки британских зенитных орудий и крупнокалиберных пулемётов. Зимой 1940—1941 года базировался на Клайд, участвуя в сопровождении конвоев. Весной 1941 года прошёл ремонт в ходе которого было удалено переднее котельное отделение и вместо него установлены топливные цистерны. Дальность плавания при этом увеличилась, корабль мог развивать скорость 30 узлов. Зенитное вооружение ещё более усилено за счёт установки 40-мм «пом-помов» и 20-мм «эрликонов». Также установлены радар и гидролокатор[28].
11 июля 1942 года совместно с британскими шлюпами «Спей» и «Пеликан» потопил немецкую подводную лодку U 136. В ноябре 1942 года принял участие в операции Свободной Франции против Реюньона. 27 ноября 1942 года высадил на Ренюньон небольшой отряд десантников. В 1943 году действовал на Средиземном море, сопровождая конвои. 27 мая 1943 года выскочил на камни в 30 милях северо-восточнее Бенгази. Экипаж потерь не понёс и был снят с корабля. Спасти «Леопард» не удалось, 19 июня 1943 года он был окончательно разрушен штормом[29].
«Шакал»
Корабль был построен на верфи Ateliers et Chantiers de St Nazaire Penhoët в Сен-Назере. После вступления в строй вошел в состав 1-го дивизиона контр-миноносцев 1-й эскадры и базировался на Тулон. В июне 1926 года был направлен в Финляндию, где представлял Францию на регате Ханко. В августе—сентябре 1926 года вместе с «Ягуаром», «Симуном» и двумя подводными лодками осуществлял миссию показа флага на Балтике. В ноябре—декабре 1926 года в составе соединения кораблей совершил плавание в восточной Атлантике. В мае 1927 года участвовал в визите президента Франции в Великобританию. В январе—апреле 1931 года вместе с «Тигром» и лёгким крейсером «Примогэ» побывал у берегов западной Африки[14].
В начале Второй мировой войны входил в состав 2-го дивизиона лидеров. Действовал в Атлантике, сопровождал конвои. В мае 1940 года действовал в Ла-Манше, поддерживая сухопутные войска, обстреливал немецкие береговые батареи в районе Булони. 24 мая 1940 года был атакован немецкими пикирующими бомбардировщиками Ju-87 или бомбардировщиками He-111[14] в районе мысе Гри-Не. Получил прямое попадание авиабомбы и потерял ход. Экипаж эвакуировался под огнём немецких береговых батарей. «Шакал» затонул, потери экипажа убитыми 3 офицера и 28 матросов[28].
«Тигр»
Корабль был построен на верфи Ateliers et chantiers de Bretagne в Нанте. После вступления в строй вошел в состав 1-го дивизиона контр-миноносцев 1-й эскадры и базировался на Тулон[14]. В январе—апреле 1931 года вместе с «Шакалом» и лёгким крейсером «Примогэ» побывал у берегов западной Африки[14]. Участвовал в сражении при Мерс-эль-Кебире 3 июля 1940 года. В сентябре 1940 года был разоружён и выведен в резерв в Тулоне. Затоплен в Тулоне 27 ноября 1942 года. Поднят итальянскими спасателями 23 мая 1943 года и включён в состав итальянского флота как FR 23. Действовал как войсковой транспорт. Возвращён французам 28 сентября 1943 года в Бизерте[28].
Прошёл ремонт в Касабланке с установкой нового зенитного вооружения — 40-мм автоматов «Бофорс» и 20-мм «Эрликон». Участвовал в освобождении Корсики. В апреле 1944 года был повреждён немецкими бомбардировщиками. В ходе ремонта лишился носового котельного отделения, вместо которого установили топливные цистерны, скорость упала до 28,5 узлов, но дальность плавания выросла. В дальнейшем действовал как эскортный корабль и войсковой транспорт. После войны был учебным кораблём, действовал на Средиземном море. Списан 4 января 1954 года и сдан на слом[28].
Оценка проекта
Первые контр-миноносцы французского флота следует оценить как не вполне удачные боевые единицы. Они были совершенно новыми кораблями, резко отличившимися от довоенных «800-тонных» эсминцев и страдали множеством «детских болезней». Если проблемы с силовой установкой в итоге удалось решить, то проблему чрезмерного верхнего веса устранить не удалось и это воспрепятствовало серьезной модернизации кораблей. До самого конца карьеры они испытывали слишком сильную бортовую качку[14].
Заметно увеличенное водоизмещение не привело к столь же резкому повышению боевых качеств. Строившиеся одновременно «чистые» французские эсминцы «Бурраск» при стандартном водоизмещении 1500 тонн несли немногим менее сильное вооружение. Хотя 130-мм орудия считались весьма мощными по меркам 1920-х годов, их скорострельность была недостаточной для кораблей такого класса, а реализовать значительную дальность стрельбы не позволяла несовершенная система управления огнём. Возможности ПВО «ягуаров» оказались совершенно неадекватны воздушной угрозе, что выявилось в ходе военных действий. Хотя эта проблема была характерна для всех французских контр-миноносцев, на типе «Ягуар» она усугублялась недостаточной маневренностью, особенно на высоких скоростях[26].
Тем не менее, несмотря на свои недостатки, лидеры типа «Ягуар» положили начало развитию класса истребителей эсминцев французского флота и привели в дальнейшем к появлению весьма совершенных проектов, ставших визитной карточкой французского флота в межвоенный период. Что касается вероятных противников Франции, то появление «ягуаров» вызвало серьёзное беспокойство в военно-морских кругах Италии и привело к постройке для итальянских ВМС скаутов типа «Навигатори»[30][31]. Кроме того, «ягуары» повлияли и на конструирование японских эсминцев типа «Фубуки»[32].
| Сравнительные ТТХ | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Основные элементы |  «Бурраск»[33]
|
Ягуар
|
«Навигатори»[31]
| ||
| Водоизмещение, стандартное/полное, т | 1319/1900 | 2126/2950 | 1944/2580 | ||
| Энергетическая установка, л.с. | 33 000 | 50 000 | 50 000 | ||
| Максимальная скорость, узлов | 33 | 35,5 | 38 | ||
| Дальность плавания, миль на скорости, узлов | 2150 (14) | 2900 (16) | 3800 (18) | ||
| Артиллерия главного калибра | 4×1 — 130-мм/40 | 5×1 — 130-мм/40 | 3×2 — 120-мм/50 | ||
| Зенитная артиллерия | 1×1 — 75-мм/50 | 2×1 — 75-мм/50 | 2×1 — 40-мм/39 и 4×2 — 13,2 | ||
| Торпедное вооружение | 2×3 — 550-мм ТА | 2×3 — 550-мм ТА | 2×3 — 533-мм ТА | ||
| Экипаж, чел. | 142 | 197 | 179 | ||
Напишите отзыв о статье "Лидеры эскадренных миноносцев типа «Ягуар»"
Примечания
- ↑ French warships of the World War II. — London: Ian Allan, 1971. — P. 52.
- ↑ Le Masson H. Navies of the Second World War. The French navy. V.1. — London: Macdonald, 1969. — P. 110.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press, 1980. — P. 267. — ISBN 0-85177-146-7.
- ↑ Дашьян А. В., Патянин С. В., и др. Флоты Второй мировой. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2009. — С. 355. — ISBN 978-5-699-33872-6.
- ↑ Кофман В.Л. Лидеры типа «Могадор» // Морская коллекция. — 2008. — № 8. — С. 2.
- ↑ Roskund A. The Jeune Ecole. The strategy of the weak. — Boston, USA: Brill, 2007. — P. 20. — ISBN 978-90-04-15723-1.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1860—1905. — London: Conway Maritime Press, 1979. — P. 323. — ISBN 0-85177-133-5.
- ↑ Британские эсминцы в бою. Часть 1. Боевая деятельность британских эскадренных миноносцев в мировых войнах XX века / Морозов М. Э., Грановский Е. А. — М.: ЧеРО, 1996. — С. 2. — ISBN 5-88711-051-1.
- ↑ Марч Э. Британские эсминцы. История эволюции. 1892-1953. Часть 1.. — СПб: Галея-Принт, 2012. — С. 40. — ISBN 978-5-8172-0132-1.
- ↑ Патянин С. В. Эсминцы ВМС Великобритании. — СпБ: Галея-Принт, 2004. — С. 7. — ISBN 5-8172-0088-0.
- ↑ Марч Э. Британские эсминцы. История эволюции. 1892-1953. Часть 1.. — С. 44.
- ↑ Марч Э. Британские эсминцы. История эволюции. 1892-1953. Часть 1.. — С. 59.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1860—1905. — P. 326-327.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 Jordan J., Dumas R. French Destroyers. Torpilleurs d'Escadre & Contre-Torpilleurs. 1922—1956. — Barnsley: Seaforth Publishing, 2015. — ISBN 978-1-84832-198-4.
- ↑ Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — СпБ, 2003. — С. 6.
- ↑ Lassaque J. Les CT de 2800 tonnes du type Le Fantasque. — Nantes: Marines edition, 1998. — P. 8. — ISBN 2-909675-44-0.
- ↑ Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — С. 5.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1906—1921. — London: Conway Maritime Press, 1986. — P. 267. — ISBN 0-85177-245-5.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1906—1921. — P. 83.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1906—1921. — P. 170.
- ↑ 1 2 3 4 5 Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — С. 16.
- ↑ Campbell J. Naval Weapons of World War Two. — Annapolys, Maryland, USA: Naval Institute Press, 2002. — С. 302. — ISBN 0-87021-459-4.
- ↑ Campbell J. Naval weapons of World War Two. — P. 306.
- ↑ Campbell J. Naval weapons of World War Two. — P. 310.
- ↑ 1 2 Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — С. 15.
- ↑ 1 2 3 Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — С. 17.
- ↑ 1 2 Патянин С. В. Французские крейсера Второй мировой. «Военно-морское предательство». — М: Яуза, ЭКСМО, 2012. — С. 149. — ISBN 978-5-699-58415-4.>
- ↑ 1 2 3 4 5 Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — С. 19.
- ↑ Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — С. 20.
- ↑ Пахмурин Ю. Эскадренные миноносцы типа «Навигатори» // Морская коллекция. — 2010. — № 9. — С. 2.
- ↑ 1 2 Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — P. 299.
- ↑ Stern R. Destroyer Battles. Epic of Naval Close Combat. — Barnsley: Seaforth Publishing, 2008. — ISBN 978-1-84832-007-9.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — P. 269.
Ссылки
[www.navycollection.narod.ru/library/Garros/contents.htm Гаррос Л. Военно-морской флот Франции во Второй мировой войне]
Литература
- Патянин С. В. Лидеры, эскадренные миноносцы и миноносцы Франции во Второй мировой войне. — СпБ, 2003.
- Le Masson H. Navies of the Second World War. The French navy. V.1. — London: Macdonald, 1969. — ISBN 0-356-02834-2.
- Campbell J. Naval weapons of World War Two. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1985. — ISBN 0-87021-459-4.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1945. — London: Conway Maritime Press, 1980. — ISBN 0-85177-146-7.
- Couhat J.L. French warships of the World War II. — London: Ian Allan, 1971. — ISBN 0-7110-0153-7.
- Jordan J., Dumas R. French Destroyers. Torpilleurs d'Escadre & Contre-Torpilleurs. 1922—1956. — Barnsley: Seaforth Publishing, 2015. — ISBN 978-1-84832-198-4.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Лидеры эскадренных миноносцев типа «Ягуар»
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
