Лидия

Лидия
Λυδία
← XII век до н. э. — 546 год до н. э. →
Лидийское царство при Крёзе
Столица	Сарды
Крупнейшие города	Тиесс, Келены, Даскилий, Тирра
Язык(и)	лидийский
Религия	политеизм
Денежная единица	Статер
Династия	Тилониды, Гераклиды, Мермнады
Цари Лидии
- 717 - 700 гг. до н. э.	Кандавл
- 680 - 645 гг. до н. э.	Гиг
- 560 - 546 гг. до н. э.	Крёз
История
- 680 до н. э.	Основание Гигом династии Мермнадов
- 650 до н. э.	Вторжение Ашшурбанапала Ассирийского
- 546 до н. э.	Лидийское царство захвачено Киром Великим

К:Исчезли в 546 году до н. э.

Ли́дия (др.-греч. Λυδία, тур. Lidya) — в древности страна в Малой Азии, называвшаяся раньше Мэонией, доходившая до Эгейского моря и внутри полуострова занимавшая верхние течения Герма и Каистра, отделённые друг от друга Тмолом.

Близ левого берега Герма находилась Магнезия (ныне город Маниса), на северном склоне Сипила; жители её приводились в связь с магнетами Фессалии. Сарды (ныне Сард), царская твердыня Лидии, лежали на северном склоне Тмола, при Пактоле.

У Гигэйского озера находятся и поныне многочисленные могильные холмы Алиатта и других лидийских государей (нынеш. Бин-бир-тепе).

Из Эфеса вёл оживлённый путь в Сарды, проходивший по кильбианской долине с часто упоминаемым авторами г. Гинепою.

Вся страна имела плодородные поля, особенно у Сард и по Каистру, была богата лошадьми, давала хорошее вино, шафран, цинк и иные металлы, особенно золото, добывавшееся как в копях на Тмоле, так и в песке р. Пактола.

Население

Жители Лидии, рано достигшие известной степени культуры, принадлежали к неопределённой расе, родственной тирсенам, торребам и сарданам и подвергшейся сильному влиянию хеттов; одна из царских династий Лидии принадлежала, как предполагают, к племени хеттов.

Языком населения был лидийский, относящийся к анатолийской группе индоевропейских языков. Письменность — лидийский алфавит, внешне напоминавший греческий.

История

История Лидийского государства дошла до нас в полулегендарном отражении античной литературной традиции и фрагментарной информации восточных, в первую очередь ассирийских текстов. Но перспективы научной реконструкции лидийской истории связаны преимущественно с прогрессом археологических раскопок, которые наиболее систематически и результативно проводятся с 1958 года до настоящего момента на месте столицы Лидийского царства — города Сфарт (Сард по-гречески).

Центральная область называлась в честь столицы. Население долины Герма в VII в. до н. э. ассирийцы и греки называли лидийцами. Геродот указывает, что лидийцы первоначально назывались мэонами.

В значительной степени остаётся открытым вопрос о фригийском влиянии в Лидии, он требует дальнейших исследований. Предполагаемая политическая зависимость Лидии от Фригии в VIII в. до н. э. археологически фиксируется слабо. Можно говорить об общих чертах фригийской и лидийской керамики, фригийском воздействии на монументальную архитектуру Сард. Самым убедительным свидетельством фригийского влияния, очевидно, следует считать возникновение курганного обряда погребений у лидийцев.

По своему политическому устройству Лидия была монархией. Во главе государства стоял царь. Опору его власти составлял отряд телохранителей и войско; главную роль играли знаменитая конница и лидийские колесницы. Цари Лидии привлекали на службу и наемников, чаще всего соседей: карийцев, ионийцев и ликийцев. Большую роль при царском дворе играли так называемые царские соправители, происходившие из видных аристократических родов. Возможно, существовал и аристократический совет. Для решения важных вопросов внешней и внутренней политики созывалось народное собрание. Однако постепенно, с ростом могущества царской власти, оно утратило своё значение. В социальной и политической жизни Лидии сохранились пережитки архаических общественных отношений: деление по родоплеменному признаку, обычаи предков, древние родовые нормы права и др.

Расцвет Лидийского царства приходится на VII—VI вв. до н. э., когда к власти пришла династия Мермнадов, основателем которой был Гигес (первая половина VII в. до н. э.). Он происходил из знатного, но не царского рода и захватил власть в результате дворцового переворота. Гигес был одним из самых могущественных лидийских царей. Он присоединил к Лидии часть Фригии и Карии, Троаду и Мисию, благодаря чему лидийцы получили выход к важнейшим морским проливам и торговым путям в Причерноморье.

С Ионией начата была война, продолжавшаяся полтора столетия; лидийцы жгли сады, разрушали города, грабили храмы. Ионийская культура проникла ко двору Мермнадов и постепенно сгладила следы предшествовавших влияний — хеттского и ассирийского.

Нашествие киммерийцев заставило Гигеса обратиться к помощи царя Ассирии Ашшурбанапала; тот ему помог, но заставил платить себе дань. Когда Гигес (Гуггу в ассирийских надписях) перестал платить эту дань и даже послал карийских и ионийских наёмников к возмутившемуся Псамметиху I, киммерийцы снова вторглись в Лидию. Во время этого вторжения Гигес был убит, Лидия была опустошена и Сарды взяты, за исключением внутренней крепости (650 до н. э.).

Ардис II, сын Гигеса, возвратил большую часть утерянной территории и расширил свои владения за счёт греческих поселений. Начав войну с Милетом, он отрезал тот от остальных городов Ионийского союза, заняв укреплённый акрополь Приены.

Садиатт, следующий царь (630—618 до н. э.), дважды разбил пехоту города Милета в долине Меандра.

Алиатт (617—560 до н. э.), отчаявшись взять Милет приступом, решил принудить его к сдаче посредством голода, но безуспешно. Он заключил с Милетом мир и, направив силы на другие менее укреплённые города, взял Смирну. Едва только удалось ему утвердить свою верховную власть до левого берега Галиса, как он столкнулся с Киаксаром мидийским. Борьба продолжалась 6 лет, с переменным успехом. Война между Лидией и Мидией завершилась миром, на заключение которого повлияло солнечное затмение 29 мая 585 г. до н. э., признанное дурным предзнаменованием (во время битвы обе стороны в ужасе побросали оружие). Границей между враждовавшими государствами была признана река Галис. Договор был скреплен династическим браком: мидийский царевич Астиаг женился на лидийской царевне. Крупным успехом внешней политики Лидии в этот период было изгнание из Малой Азии воинственных племен киммерийцев. После этой войны Алиатту удалось добиться влияния на Эфес; последние годы своего царствования он употребил на постройку гигантской гробницы.

Внешнеполитический расцвет Лидии приходится на время правления Крёза (562—547 гг. до н. э.). Он покорил греческие города в Малой Азии, заставив их платить Лидии дань. Но при нём в 546 до н. э. Лидийское царство было разрушено персидским царём Киром и с тех пор делило судьбы Передней Азии под владычеством персов, македонян, сирийцев и римлян.

Культура

Лидийская культура — явление сложное и многообразное. Свою алфавитную письменность лидийцы заимствовали у греков Малой Азии. У лидийцев были популярны гимнастические военные игры и воинские пляски, различные игры в кости, кубы, мяч. Высока была музыкальная культура, были широко известны лидийские музыкальные инструменты (флейты, дудки, трещотки, тимпаны, кимвалы, многострунные лиры). В Лидии была развита медицина, накоплены знания о лекарствах.

Лидийцы сооружали неприступные крепости, монументальные царские гробницы, строили сложные искусственные водохранилища (озеро Гигея). Красочным своеобразием отличаются произведения лидийского изобразительного искусства: многоцветные терракотовые рельефы, ювелирные изделия из горного хрусталя, сердолика, золота, серебра, вазы с сюжетной росписью.

В лидийской религии большим распространением пользовались культы умирающих и воскресающих божеств (Сандан, Аттис, Сабазий), оргиастические мистерии в их честь. Наибольшую популярность получила богиня, известная под именами Великой Матери, Матери богов, Ма, Кибелы и другими, олицетворявшая культ плодородия и одновременно почитавшаяся как божество войны во всей Малой Азии.

Лидийская культура оказала влияние на греческую, а также передала Греции ряд культурных достижений Востока.

Экономика

Основой экономики Лидии было развитое земледельческое хозяйство. Лидийская почва, орошаемая реками Герм, Пактол, Меандр и удобряемая илом, отличалась плодородием. В долинах сеяли зерновые культуры, а по склонам гор разводили виноград, смоковницу и другие садовые культуры. Огромные пастбища позволяли в больших масштабах заниматься скотоводством, в особенности коневодством. Богатство металлами (золото, серебро, железо, медь, цинк) способствовало расцвету металлургического производства. «Золотоносная» река Пактол в изобилии давала самородки и золотой песок. Лидийцы умели добывать золото из породы, имели приспособления для его очистки.

Лидийцы изготовляли дорогие узорчатые ткани, роскошные одежды, головные уборы, обувь. Славилась лидийская керамика: расписные сосуды и облицовочная плитка. Они делали прочный кирпич, хорошие минеральные краски, например знаменитую сардскую охру, использовали пурпурную краску.

Находясь на стыке западного (греческого) и древневосточного миров, Лидия вела активную торговлю. Об «оборотистых» лидийских торговцах неоднократно упоминали античные авторы. Для удобства приезжих торговцев в Лидии строились гостиницы. Согласно античной традиции, Лидия была родиной монеты — наиболее удобного средства обращения в торговле. В VII в. до н. э. при царе Гигесе стала чеканиться монета из электрума — природного сплава золота и серебра, затем наладилась чеканка серебряной монеты, а в VI в. до н. э. при Крёзе чеканилась уже и золотая. Лидийская монетная система была широко распространена, и ею пользовались, например, греческие города Ионии.

Основные даты истории Лидийского царства

• начало VII в. до н. э. — приобретение Лидией самостоятельности после распада Фригийского царства, воцарение династии Мермнадов, первым представителем которой стал Гигес;
• первая половина VII в. до н. э. — активная завоевательная политика на западе Малой Азии, признание власти Ассирии в борьбе против киммерийцев, начало чеканки в Лидии монеты из электрума (природного сплава золота и серебра);
• середина VII в. до н. э. — союз Лидии с Египтом и Вавилоном в борьбе против Ассирии, участие в антиассирийском восстании Шамаш-шум-укина в Вавилонии, вторжение в страну полчищ киммерийцев
• вторая половина VII в. до н. э. — правление Ардиса, который признал власть Ассирии и таким образом смог избавиться от господства киммерийцев, война Ардиса с греческим городом Милетом;
• конец VII — начало VI в. до н. э. — после гибели Ассирии Лидия попыталась распространить свою власть на восток, что испортило её отношения с Мидией;
• 590—585 гг. до н. э. — война между Лидией и Мидией;
• 29 мая 585 г. до н. э. — битва между лидийским и мидийским войсками, которая закончилась из-за начавшегося солнечного затмения, заключение мира между государствами;
• середина VI в. до н. э. — расцвет Лидийского царства в правление Крёза, покорение греческих городов Малой Азии, тесные отношения с Египтом и Вавилоном перед лицом персидской угрозы;
• 547 г. до н. э. — вторжение персов под предводительством Кира на территорию Лидии, разгром лидийского войска и гибель Лидийского царства. [www.bspu.unibel.by/teacher/Maliugin/Ancient2/Asia_Minor_dates.htm]

Именем Лидии назван астероид (110) Лидия, открытый в 1870 году

См. также

• Лидийские цари
• Лидийское письмо

Литература

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• Olfers, «Ueber die lydischen Königsgräber bei Sardes» («Abhandlung der Berl. Akad. der Wissenschaften» 1858);
• Schubert, «Geschichte der Könige von Lydien» (Бреславль, 1884);
• Hölzer, «Das Zeitalter des Gyges» («Rhein. Museum», XXXV);
• Barclay V. Head, «The coinage of Lydia and Persia» (Лондон, 1877);
• Radet, «La Lydie et le monde grec au temps des Merninade?» (П., 1893);
• Масперо, «Древняя история народов Востока» (М., 1895).

Ссылки

• [liberea.gerodot.ru/a_quest/lidia.htm Клаудио Мазетти. Вопросы лидийской хронологии.] — В Лебереи «Нового Геродота»

Отрывок, характеризующий Лидия

– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.