Лизи, Вирна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вирна Лизи
Virna Lisi

Вирна Лизи в марте 2011 года
Имя при рождении:

Virna Lisa Pieralisi

Дата рождения:

8 ноября 1936(1936-11-08)

Место рождения:

Анкона, Марке, Италия

Дата смерти:

18 декабря 2014(2014-12-18) (78 лет)

Место смерти:

Рим, Италия

Профессия:

актриса

Карьера:

1953—2014

Ви́рна Ли́зи (итал. Virna Lisi; 8 ноября 1936 — 18 декабря 2014) — итальянская актриса, лауреат премии «Сезар» и «Серебряной премии за лучшую женскую роль» Каннского кинофестиваля, трёхкратный лауреат премии «Давид ди Донателло» (1980, 1983, 1996)[1] и ряда других кинематографических наград.





Биография

Ви́рна Ли́за Пьерали́зи (итал. Virna Lisa Pieralisi) родилась в итальянском городе Анконе 8 ноября 1936 года. Кинокарьеру начала в подростковом возрасте, дебютировав в 1953 году в фильме «Стальной канат». В последующие годы актриса снялась в ряде итальянских музыкальных картин и кинокомедий, среди которых «Неаполь поёт» (1953) и «Гусары» (1955), а в начале 60-х годов приняла участие в нескольких телепроектах.

В то же время актрису заметили в Голливуде, где в течение десятилетия она снялась в нескольких кинокартинах, включая «Как пришить свою жёнушку» (1964), «Только не с моей женой, не смей!» (1966) и «Нападение на „Королеву“» (1966), где её коллегами по экрану были Джек Леммон, Тони Кёртис и Фрэнк Синатра. В 1965 году весь мир облетела фотография Вирны Лизи из журнала «Esquire», на которой актриса брилась. Успешными проектами в 60-х годах также стали её роли в фильмах «Ева» (1962), «Веские доказательства» (1963), «Чёрный Тюльпан» (1964), «Сегодня, завтра, послезавтра» (1965, премия «Золотой лавр»), «Казанова-70» (1965), «Дамы и господа» (1966, фильм получил «Гран-при» на Каннском кинофестивале), «25-й час» (1967), «Арабелла» (1967), «Девушка, которая не могла сказать „нет“» (1968, премия «Серебряная лента», 1969) и «Тайна Санта-Виттории» (1969).

В последующие годы Вирна Лизи снималась в основном на родине. Успешными проектами в 70—80-х годах стали её роли в фильмах «Белый Клык» (1973), «По ту сторону добра и зла» (1978, премии «Серебряная лента» и «Grolla D’Oro»), «Цикада» (1980, Премия «Давид ди Донателло» за лучшую женскую роль), «Аромат моря» (1982, Премия «Давид ди Донателло» за лучшую женскую роль второго плана, 1983, премия «Серебряная лента», 1984).

В 1994 году Лизи стала лауреатом премии «Сезар» и «Серебряной премии за лучшую женскую роль» Каннского кинофестиваля за роль королевы Екатерины Медичи в исторической драме «Королева Марго». Успешными проектами в 90—2000-х годах также стали её роли в фильмах «Весёлое Рождество… Хороший год» (1989, премия «Серебряная лента», 1990), «Там, куда ведёт сердце» (1996, Премия «Давид ди Донателло» за лучшую женскую роль второго плана, 1996, премия «Серебряная лента», 1997), «Лучший день моей жизни» (2002, премия «Серебряная лента», 2003). В дальнейшем актриса лишь раз появилась на большом экране, снимаясь исключительно в телефильмах и сериалах: «Христофор Колумб» (1985), «Страсти» (1993), «Пустыня в огне» («Огненная пустыня») (1997), «Бальзак» (1999), и др.

23 сентября 2013 года Лизи стала вдовой: её муж Франко Пески умер вследствие тяжелой болезни после 53 лет брака (поженились в 1960 году, в 1962 году родился их единственный сын Коррадо). Актриса пережила супруга чуть более чем на год и скончалась 18 декабря 2014 года во сне в возрасте 78 лет в Риме, спустя примерно месяц после диагностирования у неё рака.[2][3]

Избранная фильмография

Кинематограф

Телевидение

  • 1984 — Жизнь продолжается / …e la vita continua — Джулия Беточчи
  • 1985 — Христофор Колумб (мини-сериал) / Christopher Columbus (Италия, Франция, Германия, США), реж. Альберто Латтуада — донна Мониц Перестрелло
  • 1986 — Дела семьи / Affari di famiglia
  • 1988 — И они не хотят уходить / E non se ne vogliono andare! — Анита Джилиани
  • 1989 — А если они всё-таки уйдут? / E se poi se ne vanno? — Анита Джилиани
  • 1991 — Тайны тёмных джунглей (мини-сериал) / I misteri della giungla near (Германия) — Сара
  • 1993 — Страсти (сериал) / Passioni
  • 1996 — Один из нас (мини-сериал) / Uno di noi
  • 1997 — Пустыня в огне (Огненная пустыня) (мини-сериал) / Deserto di fuoco / Il deserto di fuoco (Италия, Франция, Германия), реж. Энцо Кастеллари — Кристина Дювивье
  • 1999 — Бальзак / Balzac (Франция, Италия, Германия), реж. Жозе Дайан — Лаура де Берни
  • 1999 — Горный хрусталь / Cristallo di rocca (Италия) — Санна
  • 2001 — Время сомнений / Piccolo mondo antico — маркиза Орсола
  • 2001—2003 — Салон красоты (сериал) / Il bello delle donne
  • 2004 — Мир Анны / A casa di Anna — Анна
  • 2005 — Катерина и её дочери (мини-сериал) / Caterina e le sue figlie — Катерина
  • 2006 — Честь и уважение (мини-сериал) / L’onore e il rispetto — Эрсилия Фортебраччи
  • 2008 — Кровь и роза (сериал) / Il sangue e la rosa — Лукреция Чиарра
  • 2011 — Женщина, которая возвращается (мини-сериал) / La donna che ritorna — Паола Силенти
  • 2013 — Целую руки (сериал) / Baciamo le mani: Palermo-New York 1958 — донна Аньезе Виталиано

Награды[1]

20-я церемония вручения наград премии «Сезар» (Франция)
Каннский кинофестиваль 1994 (Франция)
Премия «Давид ди Донателло» (Италия)

Премия «Давид ди Донателло» за лучшую женскую роль (1):

Премия «Давид ди Донателло» за лучшую женскую роль второго плана (2):

68-й Венецианский кинофестиваль (Италия)
  • 2011 — Приз имени Пьетро Бьянчи
Другие:

Напишите отзыв о статье "Лизи, Вирна"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.imdb.com/name/nm0514059/awards?ref_=nm_awd Биография В.Лизи (награды)] Биография В.Лизи на IMDB
  2. ↑ [www.corriere.it/spettacoli/14_dicembre_18/morta-virna-lisi-1eeb4f54-869a-11e4-bef5-43c0549a5a23.shtml È morta Virna Lisi]
  3. ↑ [www.ilgazzettino.it/CULTURA/virna_lisi_morta/notizie/1074318.shtml Addio a Virna Lisi, l’attrice aveva 78 anni: stroncata da un tumore]

Ссылки

  • [www.esquire.com/features/george-lois-0508 Обложка] журнала «Esquire» с изображением Вирны Лизи

Отрывок, характеризующий Лизи, Вирна

Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лизи,_Вирна&oldid=81136771»