Лизогуб, Фёдор Андреевич

Фёдор Андреевич Лизогуб<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
1-й Отаман-министр (председатель) Совета Министров Украинской Державы
4 мая — 14 ноября 1918
Предшественник:	Николай Прокофьевич Василенко
Преемник:	Сергей Николаевич Гербель
3-й Министр внутренних дел Украинской Державы
4 мая — 24 октября 1918
Предшественник:	Александр Андреевич Вишневский
Преемник:	Игорь Александрович Кистяковский
Вероисповедание:	православие
Партия:	Октябристы
Образование:	Реальное училище
Награды:	1-й ст. 3-й ст. 4-й ст. 2-й ст. 2-й ст.

Фёдор Андреевич Лизогуб (6 октября 1851 года, Седнев, Черниговская губерния, Российская империя — 1928 год, Белград, Королевство сербов, хорватов и словенцев) — видный русский и украинский общественный, политический и государственный деятель, Председатель Рады Министров Украинской Державы (гетмана П. П. Скоропадского) и Министр внутренних дел Украины (до июля 1918).

Биография

Родился в богатой украинской помещичьей семье старинного дворянского рода Лизогубов. Отец — Андрей Иванович Лизогуб (1804—1864) был образованным человеком — кончил курс в Женевском университете и был членом губернского комитета по освобождению крестьян. Знаток литературы и искусства, сам прилично музицировал и рисовал, слыл украинофильствующим либералом, был хорошим приятелем Тараса Шевченко, переписывался с ним; мать — Надежда Дмитриевна Дунин-Борковская (1820 — после 1864), представительница старинного дворянского датско-польского рода Дунин-Борковских. Старшие братья: Илья (1846—1906) — чиновник министерства юстиции (с 1872), член Тифлисской судовой палаты (с 1890), действительный статский советник (с 1906); Дмитрий (1849—1879) — революционер—народник.

Окончил курс реального училища подполковника А. Г. Гавловского в Санкт-Петербурге.

5 декабря 1883 года определён на службу помощником секретаря в съезд мировых судей Черниговского судебно-мирового округа. Указом Правительствующего Сената от 26 апреля 1884 года произведён в коллежские регистраторы. В 1884 году на дворянских выборах избран депутатом в Черниговское дворянское депутатское собрание Городнянского уезда, в этой должности был до 22 мая 1887 года.

24 июля 1884 года уволен от должности помощника секретаря съезда по собственному прошению. В мае 1887 года на дворянских выборах избран кандидатом на должность уездного предводителя дворянства по Городнянскому уезду. На земских выборах Городнянским уездным земским собранием избирался в почётные мировые судьи по Городнянскому уезду с 1888 года по 1903 год. С 22 февраля 1888 года — исполняющий обязанности, а с 18 марта 1888 года — уездный предводитель дворянства Городнянского уезда. Неоднократно избирался уездным предводителем дворянства и был им до 5 августа 1897 года, когда подал прошение об отставке. Исполнял должность губернского предводителя дворянства Черниговской губернии с 19 января по 6 марта и с 6 апреля по 12 мая 1895 года.

4 июня 1897 года утверждён в чине статского советника Высочайшим приказом по гражданскому ведомству. Лохвицким уездным земским собранием избирался почётным мировым судьёй по Лохвицкому уезду в 1896, 1897, с 1900 по 1903 год. Полтавским губернским земским собранием неоднократно избирался председателем Полтавской губернской земской управы, каковым был с 1901 по 1915 год.

6 декабря 1903 года произведён в действительные статские советники. Будучи председателем Полтавской губернской земской управы зарекомендовал себя как покровитель развития украинской культуры и искусства. Выступал одним из инициаторов открытия памятника И. П. Котляревскому в Полтаве, издания его произведений, постройки для земства нового здания и открытия городского музея. Материально поддерживал школу художественных промыслов им. Гоголя в Миргороде.

С 1915 года — член Совета земельного самоуправления и начальник канцелярии при наместнике Кавказа великом князе Николае Николаевиче. С февраля 1917 года — заведующий отделом иностранных подданных Министерства иностранных дел Временного правительства России, товарищ министра при Временном правительстве.

Спасаясь от красного террора, в конце 1917 года переехал на Украину, где стал консультантом по земским вопросам при Генеральном секретариате Украинской Центральной Рады. После гетманского переворота возглавил Министерство внутренних дел в правительстве Н. Н. Сахно-Устимовича. С мая по 14 ноября 1918 год — Председатель Рады Министров Украинской Державы (гетмана П. П. Скоропадского) и Министр внутренних дел Украины (до июля 1918 года).

После отречения гетмана эмигрировал. Умер в Белграде.

Семья

Был женат на Александре Фёдоровне Левиц. Их дети:

• Елена (р. 10 сентября 1890 года)
• Елизавета (р. 11 сентября 1892 года)
• Вера (р. 27 апреля 1897 года)

Награды

• Орден Святого Станислава 2-й степени — 22 июня 1890 г.
• Орден Святой Анны 2-й степени — 30 августа 1893 года
• Орден Святого Владимира 4-й степени — 6 декабря 1895 года
• Орден Святого Владимира 3-й степени — 22 сентября 1897 года
• Орден Святого Станислава 1-й степени — 26 июня 1909 года

• Медаль «В память царствования императора Александра III»
• Медаль «В память коронации Императора Николая II»
• Медаль «За труды по первой всеобщей переписи населения».

Ссылки

• www.archives.gov.ua/Publicat/AU/AU_6_2011/19.pdf
• [histpol.pl.ua/ru/?option=com_content&view=article&id=2312 Лизогуб, Фёдор Андреевич] на сайте [histpol.pl.ua/index.php?lang=rus История Полтавы]

‎

Отрывок, характеризующий Лизогуб, Фёдор Андреевич

Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.