Ликвидация Шамиля Басаева

Ликвидация Шамиля Басаева — операция российских спецслужб по ликвидации одного из главных лидеров чеченского бандподполья, международного террориста, генералиссимуса Чеченской республики Ичкерия, Шамиля Салмановича Басаева.

Предыстория

Вооружённые формирования Шамиля Басаева составляли костяк вооружённых формирований чеченских сепаратистов в 1994 — начале 1995 гг. 9 мая 1995 года Басаев заявил, что делает упор на диверсионно-подрывную деятельность, так как только посредством такой тактики они могут вынудить российское руководство сесть за стол переговоров.

Одни из наиболее резонансных терактов, к которым был причастен Ш. Басаев:

14—20 июня 1995 года организовал и возглавил рейд отряда чеченских боевиков на г. Будённовск Ставропольского края, в результате которого погибли 130 мирных российских граждан.

В августе — сентябре 1999 г. совместно с Хаттабом возглавил объединённые отряды полевых командиров во время вторжения бандгрупп на территорию Дагестана.

Басаев в специальном заявлении взял на себя ответственность за организацию захвата 23 октября 2002 года театрального центра на Дубровке в Москве, в результате которого погибло 129 безоружных заложников.

Взрыв грузовика со взрывчаткой возле Дома правительства в Грозном 27 декабря 2002 года, в результате которого было убито 72 человека.

Басаев взял на себя ответственность за взрыв 9 мая 2004 года на стадионе «Динамо» в Грозном, в результате которого были убиты президент Чеченской Республики Ахмат Кадыров и председатель госсовета ЧР Хусейн Исаев.

В ночь на 22 июня 2004 года боевики под руководством Басаева совершили рейд на Ингушетию, в ходе этого нападения были убиты 97 человек

Взрывы двух российских пассажирских лайнеров Ту-134 24 августа 2004 года (89 погибших), по заявлению Басаева, также были организованы им.

Басаев взял на себя ответственность за организацию захвата школы № 1 в Беслане (Северная Осетия) 1—3 сентября 2004 года, в результате которого погибло свыше 300 человек из числа заложников (из них 186 детей).

Нападение на город Нальчик (Кабардино-Балкария) 13 октября 2005 года, в результате которого, по официальным данным, было убито 12 мирных жителей и 26 сотрудников силовых структур.

После событий в Будённовске Генеральная прокуратура России возбудила в отношении Басаева уголовное дело и объявила его в федеральный розыск. Ему вменялись ст. 205, ч. 3 (терроризм); ст. 209, ч. 1 (бандитизм) и ст. 317 (покушение на жизнь сотрудников правоохранительных органов) УК РФ. Басаев также был внесён в списки террористов ООН, Госдепартамента США и Европейского союза.

Попытки ликвидации Басаева

Сообщения о смерти Шамиля Басаева, как и в случае со многими другими лидерами боевиков, появлялись неоднократно (первый раз ещё в 1995 году).

В феврале 1995 года, во время штурма Грозного в Первую чеченскую войну, «Абхазский батальон» под командованием Шамиля Басаева был взят в окружение войсками генерала Рохлина. Однако, несмотря на то, что значительная часть «Абхазского батальона» была уничтожена, Басаеву удалось вырваться из блокированного города.

Позднее, сообщения о ликвидации Басаева появлялись в мае 2000 года, 3 февраля 2005 года, 13 октября 2005 года.

Во время Второй чеченской войны, в первых числах февраля 2000 года Басаев командовал выходом основных сил боевиков из Грозного. При этом он сам подорвался на мине и получил тяжёлое ранение правой ноги, которую позже пришлось ампутировать в военно-полевых условиях.

В мае 2002 года о гибели Басаева заявлял командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник Геннадий Трошев. Он подчеркивал, что фактические доказательства гибели боевика найти будет трудно. «По отряду Басаева был нанесен огневой налет артиллерии. В результате осталось в живых только 4 человека, один из них, который был задержан федеральными войсками, заявил, что Басаев погиб от разрыва снаряда, и найти части его тела не представляется возможным», — говорил командующий СКВО. Он также подчеркивал, что после огневого налета по отряду Басаева тот больше не выходил в эфир, поэтому словам боевика можно верить.

С июля до конца августа 2003 года с женой Марьям и двумя охранниками скрывался в частном домовладении в г. Баксан в Кабардино-Балкарии. В конце августа в спецслужбы поступила информация о местонахождении Басаева, и в ночь на 24 августа спецподразделения МВД и ФСБ окружили дом и предприняли попытку штурма. Но Басаеву с женой, одним из охранников и гостем удалось с боем вырваться из окружения (сам Басаев получил ранения в ногу.)

3 апреля 2004 года в непосредственной близости от села Али-Юрт в Ингушетии на автодороге были обстреляны две легковые автомашины, на которых передвигался Шамиль Басаев со своей охраной. Сведения об этом появились в мае того же года. Сообщалось, что в результате обстрела Басаев был тяжело ранен и через несколько дней скончался и был тайно похоронен в горной части Веденского района Чечни.

4 февраля 2005 года в МВД Чечни «не исключали, что Басаев, возможно, погиб». Информацию проверяло республиканское отделение ФСБ. Тогда о гибели Басаева сообщили абхазские СМИ. Они ссылались на родственников Басаева, проживающих на территории этой республики. Журналисты утверждали, что Басаев погиб в столкновении со своими соратниками. Группа боевиков из другого отряда, состоявшая преимущественно из арабских наемников, почему-то открыла огонь по своему лидеру. Столкновение, как писали СМИ Абхазии, произошло в Гудермесском районе.

Последний раз о возможной гибели Басаева сообщалось в октябре 2005 года. Тогда газета «Чеченское общество», ссылаясь на данные источника в управлении ФСБ по Кабардино-Балкарии, сообщила, что «террорист № 1» убит, но так как официальное опознание еще не проведено, то до завершения операции информация остается закрытой. Источник рассказывал, что группа боевиков во главе с Басаевым якобы была заблокирована и ликвидирована при попытке захвата аэропорта в Нальчике.

16 июня 2005 года Рамзан Кадыров назвал Басаева своим личным врагом и заявил, что тот ответит за гибель первого президента республики Ахмада Кадырова и многих других чеченцев. Это заявление прозвучало через день после того, как Басаев взял на себя ответственность за теракт 9 мая 2004 года, в результате которого погиб отец Рамзана Кадырова, Ахмад Кадыров. «Теперь я точно знаю, с кого спрашивать за кровь моего отца», — говорилось в заявлении Рамзана Кадырова. — «Уничтожить Басаева — это мой священный долг как мусульманина и как гражданина Российской Федерации».

Осенью 2004 года ФСБ назначила награду в 300 миллионов рублей за информацию о Басаеве.

Спецоперация по уничтожению Басаева

Смерть Басаева

Внешние изображения
Взорванный "КамАЗ" Шамиля Басаева
	[www.rosconcert.com/ic/images.newsru.com/pict/id/large/871794_20060720162113.gif Остатки "КамАЗа", в котором погиб Басаев]

Внешние изображения
Уничтоженный автомобиль "ВАЗ"
	[www.itogi.ru/7-days/img/787/I-28-OBSCH-bas-f51_640.jpg Автомобиль "ВАЗ", сопровождавший взорванный "КамАЗ"]

После ликвидации Масхадова для спецслужб России было необходимо добраться и до Басаева. Перед его уничтожением российские спецслужбы ликвидировали Абдул-Халима Сайдулаева, так называемого президента Ичкерии.

Последний раз Шамиль Басаев был обнаружен в городе Тырныауз (Кабардино-Балкария) 8 июня 2006 года. Велась спецоперация по его уничтожению, но террористу удалось уйти. Ранее, 10 марта, интенсивные поиски Басаева велись в горах Чечни. Рамзан Кадыров заявил тогда, что поисками занимаются 3 тыс. человек, хорошо знающих горы. Он также не исключил, что «Басаеву помогают скрываться и ему потворствуют представители спецслужб отдельных государств, иначе он ни при каких обстоятельствах не мог бы такое длительное время уходить от правоохранительных органов».

По информации ФСБ, Шамиль Басаев был ликвидирован в ночь на 10 июля 2006 года в районе с. Экажево (Назрановский район Ингушетии) в результате взрыва сопровождаемого им грузовика «КамАЗ» с оружием и боеприпасами. По одной из версий, грузовик предназначался для подрыва здания МВД Ингушетии. Через несколько часов после обнаружения и осмотра ингушской милицией места взрыва, директор ФСБ Николай Патрушев официально заявил, что Басаев вместе с другими боевиками был убит в результате секретной спецоперации, а планировавшийся Басаевым взрыв был связан с предстоящим саммитом «Большой восьмёрки».

10 июля 2006 г. директор ФСБ Николай Патрушев доложил президенту Владимиру Путину об уничтожении российского «террориста № 1» Шамиля Басаева. По сообщению информагентства «Росбалт», кроме Басаева в результате спецоперации были уничтожены еще 12 боевиков. По данным же ФСБ вместе с Басаевым погиб командующий Ингушским сектором Кавказского фронта Иса Куштов и ещё три боевика (Тархан Ганижев, Мустафа Тагиров и Саламбек Умадов), а также хозяин участка Алихан Цечоев.

В ночь на 10 июля 2006 года в Ингушетии на окраине села Экажево близ Назрани взорвался «КамАЗ» с фурой. К вечеру следующего дня было официально объявлено о том, что вместе с «КамАЗом» уничтожен Шамиль Басаев и еще несколько боевиков. Взрыв грузовика с оружием произошел около двух часов ночи. Сила взрыва была такой мощности, что в доме, непосредственно примыкающем к месту происшествия, обрушилась стена, а во многих домах селения были выбиты стёкла. По некоторым данным, совокупная мощность заложенного заряда и сдетонировавшей от его подрыва взрывчатки могла составить до ста килограммов в тротиловом эквиваленте. Тела было тяжело опознать. Но спецгруппа, обследуя местность, осуществляла контрольные выстрелы по телам главных террористов. Одним из членов спецгруппы являлся племянник Р. Кадырова, Денис Усманов. По некоторым данным, он произвел контрольный выстрел в Басаева. Четырех сообщников террористов, сидевших в двух легковушках ВАЗ-2114 и одной ВАЗ-2109, погибших от взрыва, удалось опознать.

Как сообщил корреспонденту Страна. Ru сотрудник пресс-службы УФСБ по Республике Ингушетия Юрий Муравьев, среди опознанных оказался хорошо известный правоохранительным органам республики некий Тархан Ганижев (позывной «Тарелла»), 1986 года рождения, являвшийся ближайшим помощником полевого командира Доку Умарова. «Ганижев был координатором между группами ингушских боевиков, — уточнили в пресс-службе УФСБ Ингушетии. — Он принимал участие в нападении на республику в июне 2004 года и в похищении тестя президента Ингушетии Мурата Зязикова Магомеда Чехкиева». Вторым опознанным боевиком оказался некий Иса Куштов, подозреваемый в совершении преступлений, предусмотренных статьями УК РФ 209 («Бандитизм»), 126 («Похищение человека»), 222 («Незаконный оборот оружия»), 206 («Захват заложника»), 163 («Вымогательство») и еще в 2003 году объявленный в федеральный розыск. "Куштов также являлся подручным бандглаваря Доку Умарова, — отметили в пресс-службе УФСБ. — Он занимался вопросами приобретения, хранения и распределения оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ. В радиоэфире этот бандит отслеживался по позывным «Мустафа», «Таргим» «Абдурахман» и «Вовокар».

По словам Юрия Муравьева, тела Басаева среди тех самых единственно уцелевших четырех тел боевиков, поддающихся опознанию, обнаружено не было — «в эпицентре горело все, даже металл. Естественно, что ничего не осталось и от тел». Но у чекистов имеются достоверные данные о том, что в составе этой группы находился именно «террорист N 1». Окончательно опознать тело Басаева удалось только через полгода, после проведения молекулярно-генетической экспертизы.

Чеченские сепаратисты подтвердили факт смерти Шамиля Басаева. На сайте боевиков появилось сообщение, в котором представитель военного комитета Абу Умар заявляет, что «Шамиль и другие наши братья стали шахидами» «по воле Аллаха». При этом сепаратисты утверждают, что «никакой спецоперации не было»: Басаев «погиб в результате случайного самопроизвольного взрыва грузовой автомашины со взрывчаткой». В этом сообщении также подтверждается гибель еще троих боевиков.

Подробности спецоперации

На данный момент (2014 г.) все подробности спецоперации и её исполнители сохраняются в тайне. Общий ход спецоперации реконструируется различными источниками на основании немногочисленных официальных заявлений представителей российских спецслужб и показаний очевидцев.

В первых заявлениях УФСБ по республике Ингушетия было сказано, что подрыв «КамАЗа» произошёл случайно. «- В „КамАЗе“ боевики везли оружие и боеприпасы, потому что готовилось несколько терактов, причем не только в Ингушетии. Дорога, по которой ехал грузовик, проселочная, по всей видимости, при тряске сдетонировал заряд.»

По данным МВД Ингушетии Басаев намеревался произвести подрыв здания МВД Ингушетии. Как рассказали «Известиям» в РОВД Назрани, спецподразделения заблокировали грузовик и две легковушки на окраине с. Экажево, после чего произошёл подрыв. Директор ФСБ Н. Патрушев во время официального заявления о ликвидации Басаева об подробностях операции ничего не сообщил, отметив лишь, что проведение её «стало возможным благодаря тому, что была создана оперативная подготовительная база прежде всего в тех странах, где собиралось оружие, которое впоследствии переправлялось боевикам в Россию».После ликвидации Басаева в СМИ появилось несколько версий произошедшего. Источники, связанные с чеченскими сепаратистами, склонны утверждать о случайности и неосторожном обращении со взрывчаткой. В 2011 году на Первом канале был показан документальный фильм «План „Кавказ-2“: Метастазы» в котором прозвучала аудиозапись Доку Умарова, в которой он заявлял что Басаева взорвали либо грузинские, либо российские спецслужбы. Государственные каналы объявили, что Басаева, так-же как и Джохара Дудаева, вычислили по сигналу мобильного телефона и уничтожили направленным ракетным ударом.

Однако в 2010 году были опубликованы снимки, сделанные сотрудниками ФСБ в ходе проведения спецоперации по ликвидации Шамиля Басаева. «Камаз»-фура с осетинскими номерами, как предполагается, предназначался боевиками для совершения теракта за пределами Ингушетии, наподобие захвата больницы в Будённовске или школы в Беслане. В тайниках грузовика находились 296 реактивных снарядов, 19 гранатомётов, 16 автоматов, 2 пулемёта, ок. 200 мин, 143 кг взрывчатки, 93 000 патронов и иное вооружение. Судя по фотографиям, часть оружия Басаеву пришла из-за границы — на упаковках реактивных снарядов можно различить эмблему ВВС Саудовской Аравии.

По сообщению корреспондента журнала «Итоги» Григория Санина, им удалось взять анонимное интервью у одного из участников спецоперации:

« — Все докладывалось Директору (глава ФСБ России, на тот момент Николай Патрушев. — „Итоги“), а участвовали практически все службы — ФСБ, СВР, ГРУ и даже МВД на определенном этапе. Через агентуру Басаеву „загрузили“ информацию о том, что братья по вере из Ирана готовы прислать ему крупную партию оружия. В основном это были мины, самодельные пусковые установки для НУРСов, ну и стрелковое оружие, включая гранатомет АГС-17 „Пламя“. Из Ирана оружие перебросили в Турцию, где партию уже ждали люди Басаева. из Турции оружие ушло в Грузию и уже потом в Ингушетию. На территорию Ингушетии партия оружия въехала на КамАЗе с осетинскими номерами.»

По предположению сайта «Око Планеты», Басаев с помощниками был усыплен с помощью снотворного в мотеле. Известно, что среди 26 человек, которых Путин награждал в Кремле за ликвидацию Басаева, были две женщины. Возможно они работали под официанток в мотеле, при этом подавали водителю еду или питье. Они могли подмешать снотворное, причем именно в той дозе, которая своим воздействием не вызовет подозрения у преступников и позволит угнать «КамАЗ» на несколько часов. Скорее всего существовал и двойник машины, который на всякий случай все время стоял под окнами. Однако, по данным корреспондента журнала «Итоги» Григория Санина, «…на самом деле все было гораздо проще — водилу, получившего, кстати, пять тысяч долларов за перегон грузовика из Осетии в Ингушетию, просто отправили спать, а машину загнали в большой ангар. Было это в одном из небольших приграничных поселков в Ингушетии.»

Внешние изображения
"КамАЗ" с оружием
	[komprinfo.ru/uploads/posts/2010-12/1291760670_fsb.jpg Выемка оружия из тайников "КамАЗа". Съёмка ФСБ.]

За время сна боевиков «Камаз»-фура с госномером В319ЕУ, регион 15-й (Республика Северная Осетия) был угнан оперативниками ФСБ. Тайники, в которых боевики прятали оружие, вскрыты, груз вытащен, переписан и сфотографирован. О том, что опубликованные снимки сделаны не боевиками, говорит и подробная опись содержимого «КамАЗа» с указанием заводских номеров стрелкового оружия. После этого оружие было уложено обратно в фуру, а сам «Камаз» заминирован. После того, как боевики проснулись и продолжили путь, на окраине с. Экажево взрывное устройство было приведено в действие. По данным корреспондента журнала «Итоги» Григория Санина подробная опись находившегося в машине оружия была необходима для отчёта перед вышестоящим начальством: «Мы же, как и все спецслужбы, — бумажная контора. Это означает, что все оружие необходимо было переписать, внести в протокол, ведь за него государевы деньги уплачены — около 300 тысяч долларов! Если бы по каким-то причинам оружие попало к боевикам, под суд отправились бы все причастные к планированию операции.»

Как сообщил глава ФСБ, мероприятие по ликвидации Басаева «стало возможным благодаря тому, что была создана оперативная подготовительная база, прежде всего, в тех странах, где собиралось оружие, которое впоследствии переправлялось боевикам в Россию».

Общественный резонанс на ликвидацию Басаева

В поздравительной речи сотрудникам спецслужб В. Путин сказал: «Это заслуженное возмездие для бандитов за наших детей в Беслане, в Буденновске, за все теракты, которые они совершили в Москве, в других регионах России, включая Ингушетию и Чеченскую Республику». Президент РФ также подчеркнул: «Мы хорошо понимаем, что террористическая угроза еще очень велика и нельзя ослаблять внимание к этому направлению, нужно усилить и повышать эффективность деятельности на этом направлении». Он поручил главе ФСБ подготовить предложение о представлении к наградам тех сотрудников спецслужб, которые готовили и провели данную операцию. Президент России Владимир Путин лично наградил в Кремле 26 участников спецоперации по ликвидации Басаева, в том числе двух женщин.

«Басаев никогда не был ни мусульманином, ни верующим человеком». «Это был шакал, и умер он, как шакал, и тело его собирали по кускам», — заявил будущий глава Чечни Рамзан Кадыров. «Никому другому и в голову не пришло заявить, что он организовал и совершил теракт против президента Кадырова. Я считал своим священным сыновним долгом отомстить Басаеву за смерть своего отца, и с большой радостью по поводу его ликвидации меня не покидают и чувства сожаления, что этот изверг ушел на тот свет не с моей помощью», — сказал Кадыров, отметив, что мечтал «собственными руками задушить его».

Эмиссар чеченских сепаратистов в Лондоне Ахмет Закаев в интервью радиостанции «Эхо Москвы» сказал: «…если Басаев уничтожен, то это не повлияет на ситуацию в Чечне и на Северном Кавказе в целом. Прерогатива заканчивать и начинать войны всегда оставалась за Россией, и сейчас ничего не изменилось. Ни гибель Басаева, ни гибель Масхадова, Дудаева, Сайдулаева и других чеченцев и русских, которые погибают зазря в этой бессмысленной бойне, не могут решить эту проблему».

Президент Чеченской республики Алу Алханов по поводу уничтожения Басаева сказал: «Я считаю, что сегодняшний день можно считать датой логического завершения тяжелейшей борьбы с незаконными вооруженными формированиями, которую проводили спецслужбы, федеральные силы и правоохранительные органы»

Бывший премьер РФ и директор ФСБ Сергей Степашин: «Для меня Басаев, можно сказать, был кровником. То, что он сотворил в Буденновске, было сильнейшим ударом по стране. Уничтожение Басаева являет собой коренной перелом в борьбе с терроризмом в целом».

Глава комитета по безопасности Госдумы Владимир Васильев: «Уничтожение Басаева является ярким примером того, что терроризм должен быть наказуем теми методами, которыми располагает государство».

Спикер Совета Федерации Сергей Миронов: «Я поздравляю наши спецслужбы с этим успехом. Басаев воспринимался как некое знамя различными террористами и террористическими группировками, и этот убийца детей понес заслуженное и справедливое наказание».

Пресс-секретарь ЕС Кристина Галлах: «Европейский союз приветствует ликвидацию лидера чеченских экстремистов Шамиля Басаева. Шамиль Басаев несет ответственность за страшные преступления. Теперь мы рассчитываем увидеть прогресс в мирном развитии Чечни».

Председатель ОБСЕ Карел де Гухт: «Басаев был террористом наихудшего сорта. Он несет ответственность за самые кровавые теракты, в частности, за захват школы в Беслане в 2004 году, в результате которого погибли сотни детей. Его ликвидация стала справедливым и хорошим делом»

Президент США Джордж Буш: «Если он действительно является тем человеком, который взял ответственность за захват и убийство заложников в Беслане, то он это заслужил».

Отрывок, характеризующий Ликвидация Шамиля Басаева

– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…