Ликорт

Ликорт (др.-греч. Λυκορτας) из Мегалополя — древнегреческий военачальник и политический деятель. Четыре раза, в 185—184, 183—182, 182—181, 180—179 гг. до н. э., занимал должность стратега Ахейского союза. Был отцом видного древнегреческого писателя Полибия.

Политическая деятельность

Ликорт был другом ахейского стратега Филопемена и разделял его патриотические взгляды. Партия Ликорта отстаивала проведение Ахейским союзом умеренной и независимой от Рима и Македонии политики.

Политическая деятельность Ликорта известна с 192 г. до н. э., когда он в должности начальника конницы Ахейского союза успешно сражался против спартанского тирана Набиса.

Ликорт упоминается в 189 г. до н. э. как член посольства ахейцев в Рим по поводу решения сената о споре ахейцев со Спартой. Тогда проявилось его стремление проводить независимую политику.

В 187 г. до н. э. был одним из трёх послов к египетскому царю Птолемею V Эпифану о возобновлении союзных отношений между ахейцами и Египтом. Миссия завершилась успехом, и Ликорт привёз в дар от Птолемея 6 тысяч медных доспехов и 2 тыс. талантов.

В 187 г. до н. э. Ликорт, Филопемен и Архон на союзном собрании в Аргосе успешно отстояли право Союза самостоятельно решать дела со Спартой, не желавшей оставаться в союзе. В следующем, 184 г. до н. э., уже в бытность стратегом Союза, на заседании в Клейторе Ликорт вновь подтвердил право Союза самостоятельно вести диалог со Спартой без оглядки на римский сенат.

В 183 г. до н. э. от Ахейского союза отпала Мессения, власть в которой захватила олигархическая группировка Динократа. Первая попытка Ликорта привести Мессению к повиновению закончилась безрезультатно. Однако после гибели Филопемена в сражении с мессенцами, Ликорт, выбранный стратегом, снова вторгся в Мессению и силой включил её в Союз. От Мессении были отторгнуты несколько городов (в частности, Абия, Турия, Феры), вошедшие в Союз как отдельные полисы. Тогда же Ликорт вернул в состав Союза Спарту, за что в эпидаврском храме Асклепия установили его статую.

В 180 г. до н. э. Ликорт и его сын Полибий упоминаются как члены нового посольства к Птолемею Эпифану. Эта поездка не состоялась из-за смерти царя.

Тогда же партию Ликорта у власти сменила демократическая партия Калликрата, повернувшего политику Ахейского союза так, чтобы во всём угождать римлянам. В период до начала Третьей Македонской войны Ликорт настаивал на нейтралитете ахейцев. После поражения македонян, более нет сведений о политической деятельности Ликорта. Возможно, он умер или был интернирован в Италию среди тысячи других ахейцев, но об этом его сын Полибий в своих трудах не сообщает.

Литература

• Полибий. Всеобщая история
• W. Smith, Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology, 1870
• А. Я. Тыжов «Полибий и его „Всеобщая история“»

Отрывок, характеризующий Ликорт

Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!