Лилиенфельд-Тоаль, Анатолий Павлович

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Анатолий Павлович Лилиенфельд-Тоаль
Пензенский губернатор
2 ноября 1910 — 29 ноября 1914
Предшественник:	Иван Францевич Кошко
Преемник:	Александр Александрович Евреинов
Санкт-Петербургский вице-губернатор
26 июня 1906 — 2 ноября 1910
Предшественник:	Николай Алексеевич Косач
Преемник:	Александр Николаевич Толстой
Архангельский вице-губернатор
2 октябрь 1902 — 13 августа 1905
Предшественник:	Владимир Фёдорович фон дер Лауниц
Преемник:	Дмитрий Дмитриевич Григорьев
Род:	Лилиенфельды
Отец:	Павел Фёдорович Лилиенфельд-Тоаль
Образование:	Александровский лицей
Награды:

Анатолий Павлович (Анатоль Шарль Морис) Лилиенфельд-Тоаль (1865—1931) — пензенский губернатор в 1910—1914 гг., действительный статский советник, камергер.

Биография

Родился 25 октября 1865 года в Санкт-Петербурге. По происхождению — остзейский немец. Сын социолога-органициста и сенатора Павла Лилиенфельд-Тоаля (1829—1903).

Окончил Александровский лицей с золотой медалью (1887).

Служил в Министерстве внутренних дел, чиновником особых поручений при Санкт-Петербургском губернаторе, правителем его канцелярии.

С 7 октября 1902 по 13 августа 1905 гг. — Архангельский вице-губернатор, с 26 июня 1906 по 2 ноября 1910 гг. — Санкт-Петербургский вице-губернатор.

С 2 ноября 1910 года до 29 ноября 1914 года — Пензенский губернатор.

При нём в г. Пензе в 1910—1911 гг. было построено здание Пензенского отделения Дворянского земельного и Крестьянского поземельного банка по проекту архитектора А. И. фон Гогена. Ныне в этом здании располагается Пензенская областная картинная галерея имени К. А. Савицкого. Здание является одним из самых интересных архитектурных памятников старой Пензы.

После начала Первой мировой войны принял решение уйти в отставку с государственной службы из-за немецкого происхождения.

После ухода с государственной службы уехал из Пензы и жил в Петрограде. Летом 1917 года семья Лилиенфельд-Тоаля эмигрировала в Германию. Преподавал русский язык в Кильском университете в Германии.

Скончался в Киле в ноябре 1931 года.

Награды

• Орден Святого Станислава 3 степени
• Орден Святой Анны 3 степени
• Орден Святого Станислава 2 степени
• Орден Святой Анны 2 степени (1899)
• Орден Святого Владимира 4 степени
• Орден Святого Владимира 3 степени (1909)
• Орден Святого Станислава 1 степени (1912)
• Медаль «В память царствования императора Александра III» (1896)
• Медаль «В память коронации Императора Николая II» (1896)
• Медаль «За труды по первой всеобщей переписи населения» (1897)
• Медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых» (1913)
• Знак отличия за труды по землеустройству
• Золотой нагрудный знак в память 50-летия земских учреждений.

Иностранные:

• прусский Орден Короны 4 степени (1890)
• французский ордена Почётного легиона кавалерский Крест (1890)
• болгарский орден «Святой Александр» 4-й степени (1898).
• румынский Орден Короны командорский крест (1899).

Отрывок, характеризующий Лилиенфельд-Тоаль, Анатолий Павлович

– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.