Лилипуты и Блефуску

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Лилипуты и Блефуску — народ карликов из романа английского писателя Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера», в котором описана фантастическая страна Лилипутия, населённая крошечными людьми. В оригинале «Лилипутом» называется страна, а её жители — «liliputians».

Происхождение и значение слова

Английский литературовед Генри Морли высказал убедительное предположение, что Свифт образовал вымышленное название «лилипут» (Lilliput) от двух корней:

• lille (little) по-английски — маленький;
• put — презрительная кличка, происходящая от латинского слова putidus (испорченный), итальянского — putta, старофранцузских — put и pute; на этих языках таким словом называли мальчиков и девочек, предающихся порокам взрослых. От него же образовано слово puttana.

Имеется также версия о том, что термин образован от шведского слова lilla — «маленький», однако свидетельства знакомства Джонатана Свифта со шведским языком отсутствуют.

В значительном количестве современных языков изобретённое Свифтом слово стало обозначением человека очень маленького роста, в том же смысле, что и карлик или пигмей, а также используется для обозначения любых объектов, имеющих нестандартно маленькие размеры для своего класса («Машина-лилипут», саламандры-лилипуты и т. п.)

Характеристики

В Главе VI Гулливер «для удовольствия читателей» высказывает несколько общих замечаний о лилипутах и местной природе. Средний рост туземцев немного меньше шести дюймов (около 15 см), и ему точно соответствует рост животных и растений. Лошади и быки не бывают выше четырёх-пяти дюймов (10—13 см), а овцы полутора дюйма, и так далее вплоть до самых крохотных созданий, которые для самого Гулливера были почти не видимы. Самые высокие деревья не больше семи футов (около 2,1 м), вся остальная растительность соразмерна.

Природа приспособила зрение лилипутов к окружающим их предметам: они хорошо видят, но на небольших расстояниях. Гулливер отмечает, что ему доставило удовольствие наблюдать как лилипутский повар ощипывал жаворонка размером с муху, а девушка-швея продевала нитку в невидимую иглу.

У лилипутов хорошо развиты математические науки — так, например, они измерили рост Гулливера с помощью квадранта и определили, что он находится в соотношении 12:1 к лилипутскому, рассчитав его объём равным по крайней мере объёму 1728 тел лилипутов. На этом основании ему выделяют провизию.

При этом лилипутам не известно огнестрельное оружие и механические часы, о чём свидетельствует текст отчёта и описание реакции лилипутов на выстрел и тиканье в Главе II.

Особенности культуры

Яркой чертой письменности лилипутов является то, что они пишут наискосок. В соответствии со своими религиозными представлениями (лилипуты считают, что Земля плоская и через 11.000 лун перевернётся, а мертвые воскреснут), хоронят усопших вниз головой. Лилипуты считают мошенничество тяжким преступлением, и в редких случаях оно не карается смертью.

Гулливер отмечает, что в системе лилипутского права помимо наказания за нарушение законов существует развитый действующий на практике институт вознаграждения — если обвиняемый доказывает свою невиновность, то обвинителя казнят, а его имущество передают потерпевшему; также если лилипут убедительно докажет, что в течение 73 лун честно соблюдал законы своей страны, то он имеет право на денежное вознаграждение и титул «снильпела» (то есть блюстителя законов), который наследуется его потомками. Основным критерием выбора кандидатов на государственные и общественные должности являются нравственные качества. Лилипуты считают, что ошибка допущенная невеждой из благих намерений не будет иметь таких последствий, как умышленное злодеяние. Гулливер тут же оговаривается, что все перечисленные им законы — это исконные установления, к которым не относятся изменения нынешнего времени упадка, например, получение придворными отличия за перепрыгивание палки или пролезания под нею.

Институт семьи у лилипутов как таковой отсутствует — в силу убеждения о том, что воспроизводство потомства и любовь родителей к детям проистекает из животных инстинктов. Дети до 12 лет воспитываются с учётом их положения и пола в особых частных школах-интернатах опытными педагогами (хотя по замечанию Гулливера, между обучением девочек и мальчиков особой разницы нет; детей ремесленников и купцов с 11 лет начинают приучать к будущему делу).

Отрывок, характеризующий Лилипуты и Блефуску

«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?