Лима
Город
|
Ли́ма — город и столица республики Перу. Административный центр автономной провинции Лима региона Лима. Главный политический, экономический и культурный центр Перу.
Основана испанскими колонистами в 1535 году. Впоследствии стала центром испанских колоний в Южной Америке, после провозглашения независимости Перу в 1821 году — столица республики Перу. Исторический центр Лимы в 1988 году внесён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Содержание
История
В доколумбовы времена территорию нынешней Лимы населяли индейские племена ичма, занимавшиеся рыболовством и поливным земледелием. В XV веке они были включены в состав Империи инков.
18 января 1535 года испанский конкистадор Франсиско Писарро основал город Сьюдад-де-лос-Рейес, что в переводе с испанского означает «город королей». По сведениям историка Сьеса де Леона: «Так как губернатор дон Франсиско Писарро думал-таки соорудить это поселение, осмотрев долину Сангалья, и другие места на побережье, спускаясь однажды с несколькими испанцами там, где сейчас находится город, место ему показалось для этого пригодным, и что в ней были необходимые условия. И потому место было нанесено на чертёж, и был город сооружён в ровном поле этой долины, в двух малых лигах от моря»[2]. Однако среди местного населения ичма вместо этого названия укоренилось другое, данное городу по реке и ваке Римак и в долине Лима. Сама вака Римак представляла из себя круглый камень. После завоевания и раздела земель испанцами этот камень находился в саду некоего Херонимо де Сильвы[3].
Из первой индейской хроники Перу — «Сообщения кипукамайоков», 1542 — известно, что первоначально Город Королей находился в другом месте:
</div></blockquote>Маркиз [Франсиско Писарро], после раздела земли сразу же уехал, чтобы закончить заселение Города Королей [Лимы], перенеся его из долины Хауха [Xauxa], где поначалу он был поставлен, и оставил в Куско заместителем-губернатором Эрнандо Писарро и Хуана Писарро, своих братьев, и других капитанов, и Гонсало Писарро с ними.— Хуан де Бетансос, кипукамайоки Кальапиньа, Супно и др. Сообщение о Происхождении и Правлении Инков[4]
В 1536 году отряды инкских повстанцев под руководством Манко II осадили город, но испанцам удалось отбросить осаждающих, несмотря на многократное численное превосходство индейцев.
Когда в 1543 году Перу было провозглашено испанским вице-королевством, Лима стала центром испанского владычества в Южной Америке. Согласно переписи 1614 года, проведённой вице-королём Перу, маркизом Хуаном де Мендо́са-и-Луна в городе проживало 25 154 человека, из них: испанцев и креолов — 5257, испанок — 4359, негров-рабов — 4529, негритянок — 5857, мулатов и мулаток — 744, индейцев — 1116, индианок — 867, метисов и метисок — 192, монахов, монахинь и их обслуги — 2227.
Удобное географическое положение Лимы и её столичный статус способствовали расцвету города, ставшего главным торговым центром всей испанской Южной Америки. Богатство Лимы привлекало внимание враждебных Испании держав, а также множества пиратов. Для защиты города в 1684—1687 годах была сооружена грандиозная система оборонительных сооружений. Увы, сильнейшее землетрясение 1687 года в значительной мере разрушило как городские стены, так и сам город, став поворотным пунктом в истории Лимы. В последующие десятилетия город потерял своё торговое значение в пользу Буэнос-Айреса и Картахены. Не менее сильное землетрясение 1746 года вновь нанесло огромный ущерб городу, дав, вместе с тем, старт обширной реконструкции Лимы.
Опора городской экономики на торговлю с метрополией привела к тому, что элита Лимы выступала против набирающих популярность идей о независимости от Испанской империи. В сентябре 1820 года генерал Сан-Мартин высадился со своей армией в Перу, захватил Лиму и на следующий год, 28 июля 1821 года, провозгласил независимость государства Перу, а Лима получила статус столицы.
После 2-й Тихоокеанской войны Лима долгое время (с 1884 по 1929 г.) находилась в состоянии глубокого экономического кризиса. И только к 1930-м положение города стало стабилизироваться. Огромный ущерб городу нанесло землетрясение 1940 года. Однако в период политической нестабильности, продолжавшейся с середины 1940-х годов до начала 1990-х, в столице вновь отмечались массовая безработица и высокий уровень инфляции. Несмотря на все экономические проблемы, Лима стала центром притяжения сотен тысяч мигрантов из горных районов страны. Так, за период с 1940 по 1980 года население города выросло с 0,6 до 4,8 миллионов человек[5]. Массовый наплыв бедных жителей горных областей привёл к образованию обширных районов трущоб вокруг города, эту проблему не удаётся преодолеть и поныне.
С 1993 года в экономике Перу наметился некоторый прогресс, к началу 1994 года экономика столицы и страны в целом начала быстро развиваться. В настоящее время экономико-политическую обстановку в Лиме можно охарактеризовать как стабильную.
География и климат
Географические сведения
Лима расположена на побережье Тихого океана, в долинах рек Римак, Чийон и Лурин, у подножья Анд. Исторический центр города находится примерно в 15 километрах от океана, на берегу Римака. Высота города над уровнем колеблется от 0 (набережная океана) до 500 (трущобы на окружающих Лиму горах) метров над уровнем моря. Естественная растительность представлена главным образом редкими кустарниками и кактусами.
Город-порт Кальяо, окружённый с трёх сторон территорией Лимы и с запада — Тихим океаном, формально является отдельным населённым пунктом, но фактически давно слился с Лимой.
Климат
Климат в Лиме весьма своеобразный — с высоким уровнем влажности, но с практически полным отсутствием осадков, несмотря на то, что город расположен на 12-м градусе южной широты и почти на уровне моря. Он определяется влиянием холодного океанического течения Гумбольдта, идущего из Антарктиды, близостью Анд и тропической широтностью.
Климат города тропический, без экстремальной жары и сильных похолоданий. Среднегодовая температура составляет от 18,5 °C до 19 °C, при максимальной ежегодной летней около 29 °C. С декабря по апрель температуры держатся в диапазоне от 28 °C до 21 °C, с середины июня по сентябрь — в диапазоне от 19 °C до 12°С. Самая низкая зарегистрированная температура воздуха 8,9°С. Весной (сентябрь-октябрь) и осенью (май) температуры от 23 °C до 17 °C. Относительная влажность воздуха очень высока (100 %), что ведёт к стойким туманам в июне и декабре.
Из-за почти постоянной низкой плотной облачности длительность солнечного сияния в Лиме составляет 1284 часа в год (в среднем 28,6 часа в июле и 179,1 часа в январе). Для широты, на которой расположен город, эти показатели исключительно низки.
- Среднегодовая температура: +19,5 °C
- Абсолютный минимум температуры воздуха: +8,9 °C (15 июля 1986 года)
- Абсолютный максимум температуры воздуха: +33,3 °C (31 марта 1983 года)
| Климат Лимы | |||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Показатель | Янв. | Фев. | Март | Апр. | Май | Июнь | Июль | Авг. | Сен. | Окт. | Нояб. | Дек. | Год |
| Абсолютный максимум, °C | 32,7 | 32,6 | 33,3 | 31,5 | 30 | 30 | 28,3 | 25,4 | 28 | 24,8 | 27,6 | 30,4 | 33,3 |
| Средний максимум, °C | 26,3 | 27,3 | 26,8 | 24,6 | 22,1 | 20,1 | 19,4 | 19 | 19,5 | 20,5 | 22,2 | 24,5 | 22,7 |
| Средняя температура, °C | 22,6 | 23,3 | 22,8 | 20,9 | 18,9 | 17,7 | 17,1 | 16,7 | 16,9 | 17,6 | 18,9 | 21 | 19,5 |
| Средний минимум, °C | 20,2 | 20,8 | 20,3 | 18,6 | 17 | 16,2 | 15,7 | 15,4 | 15,4 | 15,9 | 17,1 | 18,8 | 17,6 |
| Абсолютный минимум, °C | 15 | 15 | 14 | 11,1 | 11,1 | 10 | 8,9 | 10 | 12,5 | 11,1 | 11,1 | 12 | 8,9 |
| Норма осадков, мм | 0,3 | 0,6 | 0,8 | 1 | 0,3 | 0,8 | 0,7 | 1 | 0,8 | 0,3 | 0,2 | 0,4 | 8 |
| Температура воды, °C | 20 | 21 | 21 | 19 | 19 | 17 | 16 | 16 | 16 | 17 | 18 | 19 | 18 |
| Источник: [www.pogoda.ru.net/climate2/84628.htm Погода и Климат], [svali.ru/catalog~117~84628~index.htm Туристический портал] | |||||||||||||
Население
Численность жителей Лимы (с пригородами) — более 9 млн человек, что составляет примерно треть населения Перу. Город отличается крайне разнообразным этническим и расовым составом населения:
- белые — 40 %
- метисы — 44 %
- азиаты — 8 %
- индейцы — 5 %
- Афро-латиноамериканцы — 3 %
Большая часть белых являются потомками (в порядке убывания численности) испанских, итальянских, немецких и хорватских переселенцев. Лима располагает крупнейшей по численности в Латинской Америке китайской общиной[6] и второй (после Сан-Паулу) японской.
Благодаря столь разнообразному культурному наследию горожан Лиму часто называют «Кулинарная столица обеих Америк», здесь можно встретить рестораны практически всех кухонь мира.
Официальных языков два: испанский и кечуа. Верующие в основном католики. Уровень преступности довольно высок, как и во всех крупных латиноамериканских городах.
Административное деление
Регион Лима-Метрополитана состоит из 7 округов, которые, в свою очередь, делятся на 49 районов:
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Экономика
Лима является крупнейшим финансовым и промышленным центром Перу (город даёт более 2/3 ВВП страны) и одним из основных экономических центров Латинской Америки.
Благодаря дешёвой и квалифицированной рабочей силе, развитой инфраструктуре и доступу к дешёвому сырью в городе и окрестностях размещено свыше 7 000 промышленных предприятий, в основном текстильной, пищевой, нефтеперерабатывающей и химической промышленности.
Основные финансовые учреждения Лимы сосредоточены в районе Сан-Исидро и включают в себя такие банки, как Banco de Crédito del Perú, Interbank, Bank of the Nation, Banco Continental, MiBanco, Banco Interamericano de Finanzas, Banco Finaciero, Banco de Comercio, и Credit Scotia. В Лиме также размещена региональная штаб-квартира банка Standard Chartered.
Всё большую роль в городской экономике с каждым годом играет туризм. Большая часть из миллионов туристов, ежегодно посещающих страну, начинают своё знакомство с ней со столицы.
Транспорт
Лиму обслуживает Международный аэропорт им. Хорхе Чавеса (IATA: LIM, ICAO: SPIM), расположенный в 11 километрах к северо-западу от исторического центра города, с пассажирооборотом 13,3 млн человек в год (2012)[7], что является четвёртым показателем на континенте. Регулярные пассажирские рейсы выполняются в десятки городов Северной и Южной Америк, а также в Париж, Мадрид и Амстердам. В 2012 году Skytrax признал аэропорт Лимы лучшим в Южной Америке.
Через Лиму проходит Панамериканское шоссе. Также в городе начинается Центральное шоссе (исп. Carretera Central), соединяющее столицу с внутренними районами страны и заканчивающееся в Пукальпе у границы с Бразилией. Автобусный транспорт в Перу прекрасно развит, десятки компаний предлагают междугородние рейсы на комфортабельных двухэтажных автобусах.
Порт Лимы, расположенный в пригороде Кальяо, является крупнейшим в Южной Америке рыболовным портом и одним из крупнейших по грузообороту.
В Лиме начинается 535-километровая железная дорога Ferrocarril Central Andino, соединяющая центр горнодобывающего региона Серро-де-Паско с морским портом, вторая по высоте над уровнем моря в мире. Кроме доставки руды дорога используется также в туристических целях.
Система общественного транспорта Лимы отличается изрядной долей хаоса. В городе действует около 500 транспортных компаний, обслуживающих вдвое большее число автобусных маршрутов. В рамках наведения порядка в сфере транспорта городские власти в 2010 году открыли 33-километровый маршрут скоростных автобусов El Metropolitano, а в 2011 году начала работу первая ветка Лимского метрополитена (16 станций, 21 километр).
Культура и достопримечательности
На культуру Лимы оказало огромное влияние индейское наследие Перу, а также древняя цивилизация инков, живших на перуанской земле до завоевания её испанцами. До возникновения империи инков, в 1 в. до н. э. — 7 в. н. э. на территории Лимы существовала Лимская культура. Наследие высокоразвитой цивилизации инков можно видеть не только в многочисленных археологических памятниках и находках, которые хранятся в музеях Лимы, но и в современном народном творчестве жителей столицы Перу.
Здания колониального периода представляют собой смешение испанского и индейского стилей, сочетание которых перуанцы назвали креольским стилем. Помимо великолепных построек, возведенных под влиянием испанской и индейской культур, в Лиме есть несколько архитектурных сооружений, построенных в стиле мудехар, с ярко выраженным мавританским влиянием. Также в столице можно увидеть множество образцов современной архитектуры. 
Среди музеев Лимы следует отметить Национальный музей истории; Музей Республики, экспозиции которого относятся к колониальной эпохе и раннему периоду независимости; Национальный музей антропологии и археологии, где представлена богатая коллекция произведений искусства доколумбова периода; Музей вице-королевства, хранящий образцы мебели, одежды и живописи колониального периода; Естественноисторический музей «Хавьер Прадо»; Галерею современного перуанского искусства.
В стране практически ежегодно открываются новые ВУЗы, в частности в Лиме, помимо всемирно известного университета Сан-Маркос, есть ещё несколько высших учебных заведений. Значительное собрание книг хранится в Национальной библиотеке и библиотеках университетов. В столице находится Национальная консерватория и симфонический оркестр, созданный в 1938 году. В программе оркестра преобладают произведения композиторов Перу: Андреса Саса Оршассаля, Карлоса Санчеса Малаги, Армандо Геваро Очаро и других.
С середины XVI века важное место в культурной жизни Лимы занимает театр. В 1548 году на площади Сан-Педро состоялось первое светское театральное представление. В настоящее время самым известным театром страны является Муниципальный театр в Лиме, помещение которого также используется в качестве концертного зала.
Среди крупнейших газет, выходящих в Лиме, особой популярностью пользуется газета «Комерсио», основанная в 1839 году, а также «Экспрессо», «Република» и официальное правительственное издание «Перуано».
|
Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 500bis [whc.unesco.org/ru/list/500bis рус.] • [whc.unesco.org/en/list/500bis англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/500bis фр.] |
Города-побратимы
-
Лос-Анджелес (англ. Los Angeles), США - Майами (англ. Miami), США
- Кливленд (англ. Cleveland), США
- Остин (англ. Austin, Texas), США
-
Киев (укр. Київ), Украина -
Акхисарай (тур. Akhisar), Турция -
Каир (араб. القاهرة), Египет -
Монреаль (фр. Montréal), Канада -
Тегусигальпа (исп. Tegucigalpa), Гондурас -
Пекин (кит. 北京), Китай
Памятники
- Памятник севиче — национальному перуанскому блюду на основе свежей рыбы, маринованной в соке лайма — открыт в 2013 году[8].
Напишите отзыв о статье "Лима"
Примечания
- ↑ [www.inei.gob.pe/Anexos/libro.pdf PERU Instituto Nacional de Estadística e Informática INEI]
- ↑ Педро Сьеса де Леон. [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-primera-al-ruso/ Хроника Перу. Часть Первая.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 июля 2008). Проверено 11 ноября 2012. [archive.is/sQQr Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].
- ↑ [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/jsa_0037-9174_1967_num_56_1_2269 Persée]
- ↑ Хуан де Бетансос, кипукамайоки Кальапиньа, Супно и др. [kuprienko.info/relacion-de-quipucamayos-por-callapina-y-supno-y-otros-1542-al-ruso/ Сообщение о Происхождении и Правлении Инков, 1542 г.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (3 января 2010). — Первая хроника перуанских индейцев, из книги Juan de Betanzos. Suma y Narracion de los Incas. — Madrid, Ediciones Polifemo, 2004, ISBN 84-86547-71-7, стр. 358-390. Проверено 11 ноября 2012. [archive.is/Ev2g Архивировано из первоисточника 5 декабря 2012].
- ↑ [www.inei.gob.pe/biblioineipub/bancopub/Est/LIb0002/cap0101.htm Instituto Nacional de Estadística e Informática]
- ↑ [www.ocac.gov.tw/english/public/public.asp?selno=1163&no=1163&level=B Overseas Compatriot Affairs Commission]
- ↑ [www.fraport.com/en/investor-relations.html Fraport AG Figures]
- ↑ [www.fontanka.ru/2013/06/29/002/ Памятник национальному блюду открыт в Перу]
Ссылки
- [www.echo.msk.ru/programs/historyofcity/43213/ Лима (Перу)] — в передаче «История одного города» радиостанции «Эхо Москвы», 30.04.2006
| ||||||
| ||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Лима
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
