Лимасов, Михаил Иванович

Михаил Иванович Лимасов
Род деятельности:	токарь
Дата рождения:	28 сентября 1909(1909-09-28)
Место рождения:	Симбирск Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя→ СССР СССР→ Россия Россия
Дата смерти:	29 июня 2013(2013-06-29) (103 года)
Место смерти:	Ульяновск, Российская Федерация
Награды и премии:

Михаи́л Ива́нович Лима́сов (28 сентября 1909 года — 29 июня 2013 года) — советский и российский рабочий, старейший токарь на Земле, проработавший на Ульяновском патронном заводе более 80 лет, занесён в Книгу рекордов Гиннесса.

Биография

Родился Лимасов в Симбирске (ныне Ульяновск).

В 1928 году окончил ремесленное училище имени графа Орлова-Давыдова, получил специальность «мастер-техник по холодной и горячей обработке металла». В октябре 1930 года устроился на Ульяновский патронный завод.

Лимасов считался одним из лучших токарей предприятия, о его работе хорошо отзывался конструктор Лев Кошкин, за изготовление сложнейших деталей для технологических линий, которые не имели аналогов в мире, он объявил молодому токарю благодарность и даже предложил перевестись в Москву, но Михаил Иванович отказался.

В годы Великой Отечественной войны проявил трудовую доблесть, изготавливая боеприпасы для фронта. В это время Ульяновский патронный завод стал одним из ведущих предприятий оборонной промышленности СССР.

После войны Михаил Иванович продолжал работать. За все годы работы он проявил себя как высококлассный специалист, бравшийся за самую трудную работу. Ему было присвоено звание «Лучший токарь завода».

В преклонном возрасте Лимасов токарем уже не работал, но завод не покинул, заняв должность помощника директора Народного музея революционной, боевой и трудовой славы открытого акционерного общества «Ульяновский патронный завод». Активно участвовал в общественной жизни.

В 2009 году, ещё при жизни Михаила Ивановича, была учреждена заводская премия имени Лимасова в размере 100 тысяч рублей, вручаемая особо преуспевшим в профессии.

Скончался 29 июня 2013 года в Ульяновске. Прощание состоялось во Дворце культуры имени 1 мая.

Награды

• Медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «Ветеран труда»
• Медаль «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «Тридцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
• Медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945»
• Медаль «65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945»
• Почётный гражданин Ульяновской области (2001)
• ряд ведомственных медалей, нагрудных знаков и почётных грамот

Ссылки

• Виктория Чернышёва. [www.rg.ru/2012/09/28/reg-pfo/limasov.html Старейшему токарю планеты из Ульяновска исполнилось 103 года] (рус.). Российская газета (28 сентября 2012).

Отрывок, характеризующий Лимасов, Михаил Иванович

«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»