Линдерман, Владимир Ильич

Владимир Ильич Линдерман
Псевдонимы:	Абель
Дата рождения:	3 ноября 1958(1958-11-03) (65 лет)
Место рождения:	Рига, Латвийская ССР, СССР
Партия:	Национал-большевистская партия; За родной язык!
Род деятельности:	политический деятель, член НБП

Влади́мир Ильи́ч Ли́ндерман (известен также под псевдонимом А́бель; род. 3 ноября 1958, Рига, Латвийская ССР) — латвийский и российский политический деятель, идеолог, заместитель председателя Национал-большевистской партии, позднее лидер латвийской партии «За родной язык!». Член НБП с 1997 года.

Владимир Абель позиционирует себя как активный борец за права русскоязычных в Латвии. С 2003 года Абель незаконно находился в России, откуда был выдворен обратно в Латвию в 2008 год решением суда.

Колумнист Каспаров.ру.

Деятельность в Латвии до 2002 года

По национальности еврей. Имеет два неоконченных высших образования — экономическое (3 курса) и филологическое (2 курса).

В конце 1980-х годов издавал в Риге самиздатский литературный журнал «Третья модернизация», редактировал газету Народного фронта «Атмода» («Пробуждение», с 1990 года «Балтийское время»). Сотрудничал с диссидентской газетой «Экспресс-Хроникой» Александра Подрабинека.

В 1990-е годы издавал популярные газеты, в частности эротическую газету «Ещё», тиражом до полумиллиона, довольно быстро превратившуюся в контркультурное издание, где эротика представляла собой лишь один из элементов идеологической композиции. 24 октября 1993 года, после разгона Верховного Совета, постановлением президента России газета «Ещё» была закрыта вместе с газетами «Правда», «Советская Россия», «День», «Пульс Тушино». Сам Линдерман считал, что его газету закрыли с подачи владельца конкуретного издания «СПИД-инфо» Андрея Гнатюка.

В конце 1991-го открыл первый на территории СССР секс-шоп.

В октябре 1997 года вступил в Национал-большевистскую партию (НБП), ведёт активную партийную работу, являлся заместителем комиссара (руководителя) латвийского отделения. В 1998 году участвовал в работе первого съезда НБП, где познакомился с Эдуардом Лимоновым.

В июне 2001 года принял участие в выступлениях антиглобалистов в Генуе.

С конца 2001 года комиссар латвийского республиканского отделения НБП, председатель общества «Uzvara» («Победа») (легальное прикрытие НБП в Латвии). Редактор печатного органа НБП Латвии — газеты «Трибунал».

Деятельность в России

В ноябре 2002 года приехал из Риги в Саратов, чтобы в качестве свидетеля защиты принять участие в судебном процессе над Эдуардом Лимоновым. Показания Линдермана фактически развалили обвинения против Лимонова по «экстремистским» статьям; он принял на себя авторство манифеста «Вторая Россия», которое инкриминировалось Лимонову.

21 ноября 2002 года в Риге с видеосъёмкой был проведён обыск в квартире Линдермана. В результате обыска были обнаружены оружие, взрывчатка и листовки с призывами к свержению существующего строя в Латвии. Абель объявлен латвийской полицией безопасности в международный розыск, ему инкриминируется «покушение на жизнь президента Латвии Вайру Вике-Фрейбергу» и «призыв к свержению государственного строя Латвийской Республики».

Линдерман попросил в России политического убежища, но ему были поставлены неприемлемые условия для предоставления статуса политэмигранта, такие как отказ от политической деятельности. Находится на территории РФ нелегально.

Абель становится наиболее активным и близким помощником Эдуарда Лимонова по партии, выполняет большой объём организаторской работы. На 5 съезде партии, в 2004 году, был избран в ЦК, назначен заместителем председателя НБП. С момента переезда Линдермана в Россию НБП начала расти качественно и количественно, были проведены нашумевшие «акции прямого действия». НБП объявила о намерении участвовать в выборах в Госдуму в декабре 2007 года. Выдвигается лозунг «Нас не остановят ни тюрьма, ни пули» и «Мы за тех, кто работает».

Попытки выдачи Латвии

В связи с «террористическим делом Линдермана» российские силовые структуры по требованию латвийской стороны несколько раз предпринимали попытку выдачи Владимира Линдермана властям Латвии.

2003 год

24 сентября Абель задержан сотрудниками ФСБ для передачи его латвийским властям. 2 октября 2003 г. депутат Госдумы Виктор Алкснис, ссылаясь на неназванные источники в Риге, сообщил, что Линдерман находится в следственном изоляторе ФСБ в Лефортово.

8 октября Генеральная прокуратура РФ подтвердила, что Линдерман арестован по запросу латвийских властей и рассматривается вопрос о его выдаче.

13 октября Генпрокуратура России отказала Латвии в выдаче Линдермана и отменила в его отношении меру пресечения в виде содержания под стражей.

14 октября адвокат Линдермана Сергей Беляк заявил, что намерен заняться вопросом предоставления его подзащитному политического убежища в России или российского гражданства.

18 октября МИД Латвии связал освобождение в России из-под ареста Линдермана и отказ выдать его Латвии с кратковременными политическими соображениями, а не принципами деятельности правового государства.

21 ноября генеральный прокурор Латвии Янис Майзитис направил России повторную просьбу о выдаче Линдермана, утверждая в своем запросе, что Линдерман в Латвии не подвергается преследованию по политическим действиям и убеждениям, а преследуется в связи с уголовно наказуемыми деяниями.

2006 год

21 июня года задержан у входа на станцию метро «Рязанский проспект» Московского метрополитена силами оперативников центра «Т» (по борьбе с терроризмом) МВД РФ. Затем Абель доставлен в ОВД «Выхино». Кузьминский суд Москвы принял решение о выдворении Абеля с территории РФ.

4 июля Мосгорсуд признал законным решение Кузьминского суда. Во время конвоирования в Латвию на поезде «Москва-Рига» он исчез. В латвийских СМИ озвучивалась версия, что он уже находится на территории Латвии. Но в Генпрокуратуре Латвии сообщили, что им ничего не известно о его местонахождении. В пресс-службе пограничной охраны страны также заявили, что они не располагают информацией о том, что Линдерман передан правоохранительным органам Латвии.

2008 год

29 февраля 2008 года задержан в Москве на конспиративной квартире в ходе спецоперации ФСБ. После задержания он был доставлен в ОВД «Измайлово». Измайловский районный суд постановил выдворить Абеля в Латвию. Под конвоем доставлен в посёлок Северный в центр временного содержания иностранных граждан. Предложение уехать в Израиль, чтобы попросить там политического убежища, Абель отверг. 19 марта Линдермана депортировали в Латвию, где он был взят под стражу.

Возвращение в Латвию: уголовные дела

После депортации из России Линдерман находился в Рижской центральной тюрьме. Обвинение в призыве к свержению действующей власти с Абеля было снято.

3 июля 2008 года оправдан по обвинению в хранении взрывчатых веществ судом Центрального района Риги. Прокуратура опротестовала приговор, и 6 октября Линдерман был осуждён Рижским окружным судом. Однако 3 февраля 2009 года Верховный суд вернул дело на новое рассмотрение, и 2 сентября Рижский окружной суд оправдал Линдермана.

В 2015 г. был задержан по делу о проникновении двух граждан России на военную базу в Адажи.

Латвия: судебные споры и политическая деятельность

27 сентября 2009 г. Линдерман в присутствии двух сотен единомышленников учредил новую партию социалистической ориентации, названную «Движение 13 января».

В 2010 году Линдерман обратился в суд с требованием к государству о компенсации морального ущерба за ложное обвинение.

В 2011 году стал одним из руководителей общества «Родной язык», инициировавшего поправки к Конституции о придании русскому языку статуса второго государственного; в первой инстанции выиграл суд против Управления по делам гражданства и миграции об отказе рассматривать заявление о натурализации.

Также Линдерман в первой инстанции выиграл суд против Министерства юстиции о взыскании символической суммы в 1 лат за ложное обвинение; приговор был обжалован министерством юстиции, но в 2012 году Линдерман выиграл дело и во второй инстанции.

Стал лидером партии «За родной язык» (возникла путём слияния возглавлявшегося Линдерманом Движения 13 января и Партии Осипова).

В 2012 г. в суде первой инстанции проиграл дело по иску против экс-президента В. Вике-Фрейберги, который проиграл в 2013, как и право дело о праве натурализоваться (в суде второй инстанции).

В том же году во главе организации "Защитим наших детей" (Sargāsim mūsu bērnus) начал кампанию за проведение референдума о запрете пропаганды гомосексуализма в школах. После раскрытия информации о роли Линдермана в этом процессе, участвовавшие в этом процессе христианские организации отказалась от продолжения работы.

Литература

• Инга фон Кремер [www.reakcia.ru/article/?792 Сексуальная комфортность] // Re: Акция. — (22 декабря 2005 — 15 января 2006). — № 2, "Я хорошо себя вела, Дед Мороз...".

Ссылки

• [www.nazbol.info/ Национал-большевистская партия]
• [web.archive.org/web/20060224011209/latvia.nb-info.org/ НБП Латвия]
• [www.tribunal.times.lv/ Трибунал]
• [gln.freeservers.com/ Генеральная линия]

Отрывок, характеризующий Линдерман, Владимир Ильич

Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.