Линейные корабли типа «Андреа Дориа»
«Андреа Дориа» — тип линейных кораблей итальянского флота, улучшенный вариант типа «Конте ди Кавур». Построено 2 единицы: «Андреа Дориа» и «Кайо Дуилио».
Содержание
Конструкция
Корабли типа «Андреа Дориа» в основном повторяли своих предшественников — тип «Конте ди Кавур», но несли ряд существенных отличий.
Хотя общее расположение осталось прежним, конструкторы отказались от полной симметричности носовой и кормовой части и разместили фок-мачту перед дымовой трубой.
Полубак стал короче — он оканчивался сразу за передней трубой. В нём размещались передние батареи противоминного калибра. Кормовые батареи были перенесены на ярус ниже, под верхнюю палубу. Также на ярус ниже была опущена центральная башня главного калибра. Благодаря этому центр тяжести корабля снизился, что улучшило остойчивость, однако низкорасположенные противоминные орудия стали сильнее забрызгиваться водой. Кроме того, уменьшение полубака привело к сокращению числа кают и соответственному ухудшению обитаемости.
Линкоры типа «Андреа Дориа» имели 20 котлов — 12 смешанного и 8 нефтяного отопления, запас угля — 1476 тонн, нефти — 845 тонн. Дальность плавания на полном ходу (21,5 узла) — 1000 миль, на экономичном (10 узлов) — 4800 миль.
Артиллерия
Орудия главного калибра — 305 мм — были расположены в трёх трёхорудийных башнях и в двух возвышенных двухорудийных, дальность стрельбы орудий ГК — 24,8 км, боезапас — 70 снарядов на ствол, то есть всего 910 снарядов. Вперёд и назад могли стрелять по 5 орудий, на борт — все 13. Противоминный калибр включал 16 орудий калибра 152 мм (против 18 × 120 мм на типе «Конте ди Кавур») с боекомплектом по 215 снарядов на ствол.
Бронирование
Толщина главного броневого пояса высотой 2,8 м — 250 мм. К низу утончается до 170 мм, к носу — 80, к корме — 130 мм. Второй броневой пояс высотой 2,3 м — 220 мм находился выше первого. Носовой траверз — 130 мм, кормовой от верхней до средней палубы — 130, от средней до нижней — 76 мм.
Бронирование верхней палубы частичное — 32 мм — только над казематами вспомогательного калибра. Средняя броневая палуба — толщиной 30 мм. Нижняя палуба — 75-100 мм.
Бронирование башен главного калибра: лоб — 280, стенки — 240 мм, барбеты — 230 мм.
Представители
| Название | Место постройки | Закладка | Спуск на воду | Вступление в строй | Судьба |
|---|---|---|---|---|---|
| «Андреа Дориа» | Арсенале, Специя | 24 марта 1912 | 30 марта 1913 | 13 марта 1916 | В 1942 году выведен в резерв. |
| «Кайо Дуилио» | Ансальдо | 24 февраля 1912 | 24 апреля 1913 | 10 мая 1915 | В 1942 году выведен в резерв. В 1957 году пущен на слом. |
Модернизация 1930-х гг.
Вслед за линкорами типа «Конте ди Кавур», в 1937—1940 гг. линкоры «Андреа Дориа» и «Кайо Дуилио» подверглись аналогичной глубокой модернизации машин, оружия и архитектуры. При этом учитывался опыт предшественников и новые достижения военной техники, поэтому обновлённые корабли отличались от «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур» ещё сильнее, чем при постройке.
Носовая часть была надстроена вперёд с заменой форштевня (в отличие от «Конте ди Кавур», старый форштевень был срезан). Среднюю башню сняли, разместив на её месте новые машины и дымовые трубы. Корабли получили башенноподобную переднюю надстройку современного облика (более высокую, чем на типе «Конте ди Кавур»).
Орудия главного калибра были расточены до 320 мм, при этом из-за уменьшения толщины стенок начальную скорость снаряда пришлось снизить.
Вместо прежних противоминных орудий были установлены новые 135-мм пушки в 4 трёхорудийных башнях по бокам от носовой надстройки.
На кораблях типа «Андреа Дориа» была установлена зенитная артиллерия дальнего боя, аналогичная более позднему типу «Литторио». Она состояла из вновь разработанных 90-мм пушек «Ансальдо» в 10 одноствольных закрытых установках по бортам в центральной части корпуса.
Модернизация включала также усиление бронирования и установку противоторпедной защиты системы Пульезе.
Служба
«Андреа Дориа»
Вступил в строй 13 марта 1916 года.
В Первую Мировую войну линкор действовал в Южной Адриатике и на Чёрном море.
Во время Второй Мировой войны «Андреа Дориа» сопровождал конвои и участвовал в некоторых сражениях. В 1942 году его вывели в резерв, а затем корабль сдался англичанам.
«Кайо Дуилио»
Вступил в строй 10 мая 1915 года.
С 1941 года линкор участвовал в рейдах на английские конвои в Средиземном море, а также сопровождал итальянские конвои.
В 1942 году выведен в резерв. Сдался союзникам в сентябре 1943 года. До 1957 года использовался в качестве учебного судна, затем разобран на металл.
Напишите отзыв о статье "Линейные корабли типа «Андреа Дориа»"
Ссылки
- [base13.glasnet.ru/lk_wwi/doria.htm Линкоры типа «Андреа Дориа»]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Андреа Дориа»
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
