Линейные корабли типа «Бретань»
Линейные корабли типа «Бретань» (фр. Classe Bretagne) — серия французских линейных кораблей 1910-х годов. Первый и единственный завершённый тип французских сверхдредноутов, корабли этой серии были спроектированы в рамках кораблестроительной программы 1912 года. Несмотря на свою классификацию как сверхдредноутов, представители типа по своим размерам не превосходили предшествующий тип «Курбэ», страдая от тех же ограничений, наложенных возможностями имевшихся на французских военно-морских базах доков.
Всего в 1912 году было заложено три линкора типа «Бретань», планировавшихся для замены в составе флота устаревших броненосцев «Карл Мартель», «Карно» и «Либертэ». К началу Первой мировой войны, корабли ещё находились в процессе постройки, но высокая степень их готовности побудила французское правительство продолжить достройку линкоров, несмотря на всемерную концентрацию усилий промышленности на сухопутном фронте. Ещё один модифицированный линкор типа «Бретань», получивший название «Басилевс Константинос», был заказан Грецией, но работы по нему, начатые только 12 июня 1914 года, были прекращены в августе и уже не возобновлялись. Три французских корабля вступили в строй в 1915—1916 годах, но в ходе Первой мировой войны не сделали ни одного выстрела по противнику, хотя «Прованс» применялся в операции по нейтрализации греческого флота 19 октября 1916 года.
|
После окончания Первой мировой войны и подписания Францией Вашингтонского соглашения, линкоры типа «Бретань» остались наиболее мощными кораблями французского флота до вступления в строй линкоров типа «Дюнкерк». С 1917 года и в межвоенном периоде линкоры типа «Бретань» последовательно прошли ряд модернизаций, хотя наиболее значительная из них свелась к увеличению недостаточного угла возвышения орудий главного калибра. В ходе Второй мировой войны корабли серии до капитуляции Франции использовались для выполнения вспомогательных задач и в боевых действиях участия не принимали. Два из линкоров этого типа были потоплены британскими силами в ходе операции «Катапульта», второй из них был поднят, но вновь затоплен в Тулоне в 1942 году и как боевой корабль уже не восстанавливался. Единственный переживший войну корабль, «Лоррэн», после её окончания использовался как плавучая казарма вплоть до своего окончательного списания в 1953 году.
Содержание
История
К 1910-ым годам, флот Франции пребывал в глубоком концептуальном и техническом упадке. Некогда занимавший второе место в мире после британского, он теперь со всей очевидностью уступал еще и германскому, американскому и терял позиции даже в сравнении с японским. Союз с традиционным противником — Великобританией — сломал выстраивавшуюся веками военно-морскую доктрину Франции; слабая организация конструкторских и строительных работ приводили к тому, что корабли закладывались уже морально устаревшими, и строились абсурдно долго. Сыграли роль и ошибочные представления французского флота о морском бое в будущем, что привело к закладке крупной серии эскадренных броненосцев типа «Дантон» в то время, когда почти все остальные морские державы уже считали корабли этого типа безнадежно устаревшими.
Закладка в 1910 первых французских дредноутов типа «Курбэ» не слишком улучшила положение; ничем не примечательные, эти корабли не выделялись на фоне аналогов даже на момент закладки, а к моменту спуска их на воду было уже известно о строительстве в Великобритании, США и Японии первых супердредноутов, значительно превосходивших строящиеся французские. Более того, традиционный средиземноморский оппонент Франции — Италия — закладывал более мощные дредноуты, чем французы.
В попытке исправить положение, правительство Франции издало «Statut Naval» от 30 марта 1912 года; этот закон авторизовал постройку океанского флота из двадцати восьми новых дредноутов и супердредноутов к 1920-му году. Первые корабли новой программы было приказало заложить в 1912. Из-за дефицита времени, а также ограниченных размеров французских доков, инженеры ограничились капитально переработанным проектом «Курбэ»; новые супердредноуты должны были иметь те же основные характеристики, но в качестве основного вооружения использовать предполагалось гораздо более мощные 340-мм 45-калиберные орудия, разработанные французскими арсеналами.
Тщательная проработка проекта, однако, показала, что из-за значительного веса новых башен, уложиться в ограничения по длине и по водоизмещению новых супердредноутов не получится. Ограничения же представлялись для французского флота критическими, так как были сформулированы на основании размеров существующих доков (расхода средств на реконструкцию которых правительство желало избежать). В результате, было решено переработать проект, заменив две боковые башни — одной центральной, способной стрелять на оба борта. Таким образом сокращался погонный и ретирадный огонь, но бортовой залп оставался прежним по числу орудий.
Все три супердредноута типа «Прованс» были заложены в 1912 и спущены на воду в 1913 году. Достройка их задержалась из-за войны, и корабли вступили в строй только в 1916 году.
Конструкция
В основе своей, супердредноуты типа «Бретань» повторяли предшествующий тип «Курбэ». Они были больше примерно на 500 тонн; их стандартное водоизмещение составляло около 23900 тонн, при равных размерениях. Их корпуса имели аналогичную предшественникам конструкцию, с длинным полубаком, проходящим от форштевня и до барбета кормовой возвышенной башни главного калибра. Однако, в отличие от кораблей типа «Курбэ», на супердредноутах типа «Прованс», ширина палубы полубака равнялась ширине корпуса по всей длине корабля.
Основным конструктивным отличием от предыдущего типа было расположение башен главного калибра. В то время как дредноуты типа «Курбэ» имели две башни главного калибра в центре корпуса — по одной на каждом борту — дредноуты типа «Бретань» имели одну центральную башню, расположенную по продольной оси корабля, и способную стрелять на оба борта. За счет этого, французские инженеры сумели сэкономить вес, сделать корабль стабильнее и улучшить защиту погребов центральной башни, при этом сохранив бортовой залп из десяти орудий. Орудия эти были новыми, существенно более мощными 340-мм орудиями, превосходившими старые 305-мм пушки.
К иным отличиям супердредноутов типа «Бретань» относилось наличие только двух труб (впереди и позади от центральной башни) и различия в расположении мачт и надстроек.
Вооружение
Основное вооружение супердредноутов типа «Бертань» состояло из десяти 340-мм 45-калиберных орудий образца 1912 года. Это были удачные для своего времени тяжелые орудия, разработанные исходя из требований обеспечить новым кораблям огневую мощь, сравнимую с британскими и немецкими аналогами. Орудия этого типа стреляли 555-килограммовыми бронебойными снарядами с начальной скоростью до 790 метров в секунду, или облегченными 380—400 килограммовыми фугасами, с начальной скоростью более 800 метров в секунду. Скорострельность их составляла порядка двух выстрелов в минуту.
Орудия главного калибра располагались в пяти двухорудийных башнях, по длине корабля. Две башни располагались линейно-возвышенно в носу, на полубаке, одна башня в центре корпуса, и две в корме на верхней палубе. Все орудия корабля могли быть обращены на любой борт для ведения огня полными залпами. Однако, как и в случае с «Курбэ», угол возвышения орудий в башнях был совершенно недостаточным, и составлял поначалу не более 12 градусов; это ограничивало дальность стрельбы 14500 метрами.
Вспомогательное вооружение состояло из двадцати двух 138-мм орудий образца 1910 года. Они были расположены в казематах, побортно; недооценивая дистанции морского боя, французские адмиралы предполагали применять эти орудия не только для защиты от миноносцев, но и в линейном бою — для поражения надстроек кораблей противника. Орудия стреляли 40-килограммовыми снарядами на дистанцию до 15000 метров. Их скорострельность составляла 5-6 выстрелов в минуту. Скорее по традиции, корабли все еще несли семь 47-миллиметровых скорострельных орудий Гочкисса, предназначенных для поражения минных катеров и миноносцев, подошедших близко. Подводное вооружение их состояло из четырех 450-мм подводных торпедных аппаратов.
Первоначальные проекты не предусматривали зенитного вооружения, но по мере того как постройка кораблей продолжалась во время войны, необходимость в противовоздушном вооружении стала очевидна. К моменту вступления в состав флота, супердредноуты типа «Бретань» несли по две 75-мм зенитные пушки, переделанные из полевых орудий образца 1897 года. Подобное вооружение считалось достаточным для отражения атак гидропланов-торпедоносцев и бомбардировщиков, и удерживания на безопасной дистанции неприятельских дирижаблей.
Броневая защита
Броневая защита в целом основывалась на тех же принципах, что и на предшествующей серии дредноутов «Курбэ», но несколько переработанных с учетом требований по вмещению более мощной артиллерии в ограниченное водоизмещение. Главный броневой пояс из цементированной стали тянулся вдоль ватерлинии от форштевня и до траверзной переборки в корме. Его толщина в центральной части достигала 270 миллиметров, к оконечностям сужаясь до 160 миллиметров. Выше главного пояса, казематы и борт между носовыми и центральной башней главного калибра до палубы полубака были защищены верхним поясом из 160 миллиметровой броней.
Горизонтальная защита была представлена тремя броневыми палубами. Нижняя проходила на уровне главного броневого пояса, и имела скосы, соединяющиеся с его нижней кромкой; её толщина составляла 45 миллиметров в центральной части, и 70 миллиметров на скосах. Выше неё располагалась плоская верхняя палуба, толщиной в 40 миллиметров, и палуба полубака, также толщиной в 40 миллиметров. В целом, бронирование палуб было неадекватным, более рассчитанным на то, чтобы выдерживать попадания снарядов под острым углом в ближнем бою, чем защищать от падающих под большим углом снарядов на дальней дистанции.
Броневые башни корабля имели различной толщины бронирование. Носовые и кормовые концевые башни были защищены 340 миллиметровыми плитами. Возвышенные носовые и кормовые башни имели облегченное для экономии веса бронирование, и защищались только 270 миллиметровыми плитами. Наиболее мощное бронирование — до 400 миллиметров — имела центральная башня. Барбеты под башнями имели толщину в 248 миллиметров.
Система управления огнём
Система управления огнём дредноутов типа «Бретань» была развитой, но устаревшей, соответствуя ошибочным представлениям французских адмиралов о том, что морской бой будет иметь решительный характер лишь на дистанции не более 8000 метров. Центральное наведение осуществлялось с помощью единственного 4,57-метрового дальномера на крыше боевой рубки, определявшего расстояние до цели. Директоров артиллерийского огня не имелось; каждая башня самостоятельно отслеживала цель, определяя поправку по всплескам от падений снарядов при помощи собственного 2-метрового дальномера.
Вспомогательное вооружение нацеливалось с помощью двух дальномерных постов, одного в носовой и другого в кормовой части.
Силовая установка
Силовая установка состояла из четырех турбин Парсонса, работающих на четыре винта; общая мощность составляла 29000 л.с. Котельная группа различалась на разных кораблях; «Бретань» получил двадцать четыре котла Никлосса, «Лоррейн» двадцать четыре котла дю Темпля, и «Прованс» восемнадцать котлов Белльвиля. Скорость на мерной миле не превысила 20 узлов.
Корабли несли запас топлива в 2680 тонн угля, и 300 тонн нефти, которой спрыскивали уголь для повышения теплоты горения. Запаса хватало на 8500 км на экономичной 10-узловой скорости.
Представители
| Название | Верфь | Закладка | Спуск на воду | Вступление в строй | Судьба |
|---|---|---|---|---|---|
| «Бретань» Bretagne |
верфь флота в Бресте | 1 июля 1912 | 21 апреля 1913 | сентябрь 1915 | потоплен 3 июля 1940 в ходе операции «Катапульта» |
| «Лоррэн» Lorraine |
A.C. de la Loire, St-Nazaire | 1 августа 1912 | 30 сентября 1913 | июль 1916 | списан 17 февраля 1953, продан на слом в 1954 |
| «Прованс» Provence |
верфь флота в Лорьяне | 1 мая 1912 | 20 апреля 1913 | июнь 1915 | затоплен 27 ноября 1942, продан на слом в 1949 |
Четвертый корабль этой серии, «Базилеос Константинос», был заложен по заказу греческого флота в 1914 году; однако, начало войны прервало строительство. Французский флот некоторое время рассматривал возможность достроить корабль для себя под именем «Савойя», но в результате отказался от этой идеи. После войны, корабль был сдан на лом.
Служба
Первая Мировая Война
Супердредноуты типа «Бретань» не были готовы к началу Первой Мировой Войны, но работы на них продвинулись достаточно далеко, чтобы французское правительство, опасающееся перспективы противостояния с объединенным австро-итальянским флотом в Средиземном Море, приняло решение их достроить. Тем не менее, из-за значительного оттока рабочей силы на фронт, и переориентирования промышленности на поддержание наземных войск, достройка кораблей затянулась.
Все три супердредноута вступили в состав французского флота в первой четверти 1916 года. К этому времени, Италия уже выступила на стороне Антанты, и французское правительство могло уже не опасаться перспективы утратить контроль над Средиземным Морем. Корабли типа «Бретань» составляли 1-ую боевую эскадру французского флота; базируясь на Корфу (занятом войсками Антанты не смотря на формальный нейтралитет Греции), они контролировали выход из Адриатики, на случай попытки австро-венгерского флота прорваться в Средиземное Море. «Прованс» в 1916 году стал флагманом французского флота, и держал этот статус до конца войны.
В боевых операциях Первой Мировой французские супердредноуты не участвовали. Австро-венгерский флот, осознавая своё невыгодное положение, не покидал защищенных баз. В 1917, экипажи французских линкоров были существенно уменьшены в связи с отзывом моряков для комплектования экипажей противолодочных кораблей. В то же время, базирующиеся на Корфу французские корабли служили эффективным инструментом давления на правительство Греции, враждебно настроенное по отношению к Антанте.
Межвоенный период
После окончания Первой Мировой Войны, супердредноуты типа «Бретань» использовались в ряде последующих операций. «Лоррейн» в 1919 принимал капитуляцию австро-венгерского флота, противовесом которому он так долго служил. Французское правительство собиралось направить «Лоррейн» и «Прованс» на Черное Море, для участия в интервенции в охваченную гражданской войной Россию; однако, масштабное недовольство моряков привело к отмене этих планов. В 1919—1921, оба этих корабля оперировали в Восточном Средиземноморье, базируясь на Константинополь.
В 1921 году, все корабли этого типа были отозваны во Францию для участия в первом послевоенном морском смотре; вскоре после этого, «Прованс» и «Лоррейн» были выведены в резерв для экономии средств.
Война наглядно продемонстрировала, что предположения, на которые опирались французские адмиралы, проектируя свои дредноуты, оказались неверны. Дистанции морского боя Первой Мировой составляли от 10000 до 15000 метров, с отдельными примерами ведения артиллерийской дуэли на расстоянии до 19000-20000 метров. На фоне новых условий войны на море, даже новейшие французские «Бретани» выглядели уже устаревшими; они серьезно отставали от требований времени в области:
- Дальности действия артиллерии главного калибра
- Систем управления огнём
- Противоторпедной защиты
- Горизонтальной защиты
- Зенитного вооружения
Вашингтонское морское соглашение 1922 года, приравняв французский флот по тоннажу линкоров к итальянскому, вынудило французов отказаться от достройки второго поколения супердредноутов типа «Норманди». Даже без учета договорных ограничений, разоренная войной экономика Франции не могла позволить себе масштабную военно-морскую программу; кроме того, во французском флоте существовал сильный перекос в сторону линейных сил, ценой отсутствия в нем современных турбинных крейсеров и достаточного количества современных эсминцев.
Все супердредноуты класса «Бретань» неоднократно модернизировались в межвоенный период. В 1921—1922, на всех кораблях этого типа (включая укомплектованный «Бретань») провели масштабные работы, в попытках приспособить их к новым требованиям войны на море. Угол возвышения орудий главного калибра увеличили до 18 градусов, что дало более приемлемую дальность стрельбы в 21000 метров. Система управления огнём была модернизирована с установкой директоров британского производства на главной мачте для орудий главного калибра, и 2-метровых дальномеров по бокам от боевой рубки для вспомогательного. Наконец, старые зенитные орудия и устаревшие 47-мм скорострельные орудия сняли, заменив четырьмя новыми 75-мм зенитками образца 1919 года.
Тем не менее, эта модернизация решила лишь часть проблем. В 1924—1925, супердредноуты типа «Бретань» прошли второй цикл модернизации. Угол возвышения орудий главного калибра вновь увеличили, на этот раз до 23 градусов; это дало предельную дальность стрельбы в 23700 метров. Часть носовой брони демонтировали, чтобы уменьшить верхний вес. Половину котлов перевели на нефтяное отопление, демонтировали четыре носовые 138-мм пушки и установили дальномеры для зенитных орудий.
Последний цикл модернизации корабли прошли в 1929—1934 году. При этом все котлы перевели на нефтяное питание, в очередной раз модернизировали систему управления огнём, сняли торпедные аппараты. Четыре кормовых 138-мм орудий демонтировали, установив на освободившееся место еще четыре 75-мм зенитки нового образца и батарею зенитных пулеметов. При этом, «Лоррейн» прошел дополнительный цикл модернизаций; его центральную башню демонтировали, и на её место установили ангар и катапульту для гидросамолета.
Модернизированные, супердредноуты типа «Прованс» более-менее соответствовали стандартам 1930-ых, исключая скорость. Они составляли основную линию французского флота, вплоть до вступления в его состав быстроходных линейных кораблей. В 1936 году, корабли этого типа действовали у берегов Испании, осуществляя контроль за невмешательством в гражданскую войну.
Вторая Мировая Война
В начале Второй Мировой Войны, супердредноуты типа «Бретань» находились в составе действующего флота; «Бретань» и «Прованс» стояли в Тулоне, в то время как «Лоррейн» возглавлял Атлантический Эскадрон в Бресте.
С началом военных действий, эти старые супердредноуты интенсивно использовались в конвойных операциях. «Прованс», базируясь на Касабланку, осуществлял патрулирование в поисках немецких рейдеров. «Бретань» осуществляла прикрытие атлантических конвоев, позднее присоединившись к «Force de Raid» в Бизерте. Там их застала капитуляция Франции.
Поражение Франции создало угрозу заполучения немцами французских военно-морских баз и по крайней мере части кораблей французского флота. С учетом вступления Италии в войну, подобные действия могли представлять смертельную угрозу для Великобритании. В связи с этим, Уинстон Черчилль отдал приказ нейтрализовать французские корабли, стоящие в колониальных портах; убедить их примкнуть к силам Свободной Франции, разоружиться и интернироваться до конца войны, либо уничтожить.
3 июля 1940 года, британская эскадра блокировала «Force de Raid» в Мерс-эль-Кебире. Британцы предъявили французам ультиматум, требуя либо увести корабли в Великобританию, либо направить их в Западное Полушарие, где французские моряки были бы интернированы американцами. Французское командование не дало своевременного ответа на ультиматум; вслед за этим, британский флот открыл огонь.
В ходе последовавшей затем ожесточенной перестрелки, супердредноут «Бретань» был поражен 380-мм снарядами британских линкоров, один из которых пробил его тонкие броневые палубы, и разорвался в погребе боеприпаса. Мощный взрыв полностью разрушил линкор, весь его экипаж погиб. «Прованс» был тяжело поврежден попаданиями снарядов, загорелся и лег на грунт. В дальнейшем, французы сумели поднять корабль и перевели его в Тулон, где он был затоплен экипажем 27 ноября 1942 года, чтобы не попасть в руки немцам.
Единственным выжившим кораблем этого класса стал «Лоррейн». В момент капитуляции Франции, линкор находился в Александрии; по соглашению с британским командованием, линкор был разоружен и поставлен на хранение. В декабре 1942 года, после высадки союзников в Северной Африке, экипажи интернированных в Александрии кораблей присоединились к флоту Свободной Франции. Летом 1943, вновь укомплектованный «Лоррейн» прошел Суэцким Каналом, и, обогнув Африку, прибыл в Оран. Там, его катапульта и ангар для гидросамолетов были демонтированы, и заменены дополнительным противовоздушным вооружением.
«Лоррейн» принимал участие в операции «Драгун» — высадке на юге Франции в 1944 году. Он поддерживал огнём высадку войск, вместе с американскими линкорами обстреливая немецкие береговые батареи возле Тулона, на французской Ривере и в Сен-Тропе. В декабре 1944, линкор перешел в освобожденный Шербур, впервые за время войны вернувшись во французский порт.
В 1945, «Лоррейн» принимал участие в завершающих операциях войны — ликвидации изолированных немецких гарнизонов на севере Франции. 14-20 апреля он, вместе с другими французскими кораблями, бомбардировал немецкие укрепления вокруг Жиронды, прокладывая дорогу для наступления союзных войск. Вернувшись в Тулон после капитуляции Германии, линкор был переквалифицирован в учебно-артиллерийский корабль, и использовался до 1947 года. В 1955 последний французский супердредноут был продан на лом.
Оценка проекта
Супердредноуты типа «Бретань» стали первыми и последними супердредноутами французского флота. Построенные как развитие предшествующего типа «Курбэ», они были сравнительно невелики по размерам, но адекватно защищены и вооружены по меркам времени.
Их главный недостаток был целиком заимствован от типа «Курбэ» — недостаточная приспособленность к боям на дальней дистанции. Французские адмиралы упорно придерживались устаревших представлений о том, что решающий морской бой будет вестись на расстоянии не более 8000 метров; из-за этого, угол возвышения орудий главного калибра кораблей типа «Бретань» был недостаточным, а система управления огнём примитивной. Крупным недостатком также являлось неадекватное горизонтальное бронирование, не рассчитанное на попадание в палубу тяжелых снарядов под большим углом.
Тем не менее, «Бретани» на момент закладки были сильнейшими кораблями французского флота, в достаточной степени паритетными существующим британским и немецким супердредноутам. Затянувшаяся достройка в определенной степени помогла им, позволив исправить ряд недостатков проекта. После того, как Вашингтонский Договор ввел временный мораторий на постройку новых линейных кораблей, супердредноуты типа «Бретань» стали основой французского линейного флота на два десятилетия. Регулярные модернизации в 1920-ых позволяли поддерживать эти корабли на уровне требований времени, поддерживая паритет французского флота с итальянским.
Напишите отзыв о статье "Линейные корабли типа «Бретань»"
Литература
- С. А. Балакин. ВМС Франции 1914—1918. Справочник по корабельному составу. — Москва: Моделист-конструктор, 2000. — 32 с. — (Морская коллекция № 3 (33) / 2000). — 5000 экз.
- В. В. Иванов. Корабли Второй мировой войны. ВМС Франции. — Москва: Моделист-конструктор, 2000. — 32 с. — (Морская коллекция № 11 (68) / 2004). — 4000 экз.
- Gray, Randal (ed). Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1906-1921. — London: Conway Maritime Press, 1985. — 439 p. — ISBN 0-85177-245-5.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Бретань»
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
