Линейные корабли типа «Конте ди Кавур»
Линейные корабли типа «Конте ди Кавур» (итал. Classe Conte di Cavour) — серия линейных кораблей Королевского итальянского флота.
Содержание
История создания
Еще во время закладки первого линкора Итальянского ВМФ «Данте Алигьери», в Италии появились сведения что Австро-Венгрия спешно начала разработку своих дредноутов. Также в Австро-Венгрии были решено поставить на свои линкоры трёхорудийные башни. Создание чертежей нового линкора было поручено контр-адмиралу Эдоардо Масдеа. Масдеа предложил новый проект более крупного корабля с оригинальным размещением артиллерии в пяти башнях: в носу и корме нижние башни были трехорудийными, а верхние — двухорудийными. Еще одна трехорудийная башня располагалась точно на миделе — между дымовыми трубами.
Появление новых английских дредноутов с 15 дюймовыми орудиями главного калибра сделало очевидным устаревание итальянских линкоров ещё на стапеле.
История строительства
Летом 1910 года на трёх итальянских верфях были заложены три линкора нового типа. Линкоры строились на верфях «Арсенале» в Специи, «Ансальдо» в Генуе и «Одеро» в Фоче близ Генуи. Новые линкоры получили названия: «Конте ди Кавур», «Джулио Чезаре», «Леонардо да Винчи».
Представители
| Название | Закладка | Принятие на вооружение |
Статус |
|---|---|---|---|
| Конте ди Кавур | 1910 | 1914 | Потоплен 11 ноября 1940 года. |
| Джулио Чезаре | 1910 | 1914 | Передан СССР в качестве репарации в 1948 году. |
| Леонардо да Винчи | 1910 | 1914 | Перевернулся и затонул в 1916 году. Разобран на металл в 1923 году. |
Конструкция
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Корпус и надстройки
На стадии проектирования линкоров типа «Конте ди Кавур» обводы корпуса многократно испытывались в экспериментальном бассейне. Корма имела закругленную форму с двумя рулями, расположенными в продольной оси корпуса. Корпус линкора был выполнен почти целиком из высокопрочной стали и имел на всем протяжении двойное дно. На корабле было три палубы: броневая, главная, верхняя.
Профиль корабля был намеренно сделан симметричным, чтобы противник не сразу мог определить направление движения. В центре корпуса находилась башня главного калибра № 3, в нос и корму от неё располагались две мачты, далее к оконечностям следовали разнесённые трубы, боевая рубка и симметричный ей кормовой командный пост, и завершали силуэт две группы башен ГК — носовая и кормовая. Носовые башни располагались на палубе полубака — на ярус выше кормовых.
Поскольку фок-мачта размещалась сразу за дымовой трубой, её марс на ходу постоянно окутывался дымом. Этот недостаток был устранён в ходе ремонта 1924 г., когда фок-мачту срезали и перенесли вперёд от трубы. Основание старой мачты использовали для крепления грузовой стрелы. Более поздние линейные корабли типа «Андреа Дориа» изначально имели фок-мачту перед трубой.
Корабли имели протяжённый полубак, суженный в районе носовых башен главного калибра, а в центре корпуса переходящий в широкий каземат, ромбовидный в плане, в котором располагались четыре группы 120-мм орудий. Жилые помещения как офицеров, так и кубрики матросов были сильно разнесены по длине корабля, достаточно велики и комфортабельны по меркам тех лет.
Вооружение
Орудия главного калибра линкоров типа «Конте ди Кавур» были спроектированы фирмой «Армстронг». Для линкора «Конте ди Кавур» орудия главного калибра изготавливались в Италии фирмой «Виккерс-Терни», для «Леонардо да Винчи» — в Англии фирмой «Армстронг», а для «Джулио Чезаре» — итальянским филиалом английского «Армстронг» в Поццуоли близ Неаполя с помощью ведущей фирмы.
Орудия главного калибра располагались в 5 башнях, установленных в диаметральной плоскости корабля так, что в нос и корму могли стрелять по 5 стволов, а на любой борт — все 13 стволов. Орудийные башни № 1, № 3 и № 5 были трёхорудийные, а возвышенные башни № 2 и № 4 — двухорудийные. Углы обстрела башен № 1 и № 5 равнялись 300°, № 2 и № 4 — 310°, а № 3 — в теории 360°, хотя на практике её носовой и кормовой сектора заслонялись трубами и надстройками. Боезапас каждого 305-мм орудия составляли 40 бронебойных снарядов и 30 осколочных.
Артиллерия вспомогательного калибра состояла из 18 × 120 мм орудий системы Виккерс образца 1909 года. Они располагались под надстройкой полубака в центре корабля. Восемь из них могли вести огонь по носу, шесть — по корме и девять — по каждому борту. Боезапас этих орудий состоял из 3600 снарядов.
Линкоры типа «Конте ди Кавур» имели 14 × 76 мм зенитных орудий системы Виккерса образца 1909 года, которые стояли открыто на башнях, центральной надстройке и верхней палубе. Они могли располагаться на 30 различных позициях.
Артиллерийские погреба располагались тремя группами: носовой, центральной и кормовой, но все они находились под главной броневой палубой. Подача боеприпасов главного калибра линкоров осуществлялась гидравлическим способом, а наводка стволов — электрогидравлической системой.
Также на кораблях были установлены подводные торпедные аппараты: два носовых и один кормовой.
Силовая установка
Строившийся на государственной верфи «Кавур» был меньше всего перегружен, и его водоизмещение в результате более тщательного весового контроля оказалось меньше других. Но и ему не удалось на приемных испытаниях достичь проектной скорости 22,5 узла, хотя все три корабля проектную мощность превысили. («Джулио Чезаре» — 30 700 л. с.=21,56 узла, «Леонардо да Винчи» — 32 300 л. с.=21,6 узла, «Конте ди Кавур» — 31 278 л.с.=22,2 узла.) В результате выгода за счёт ослаблния бронирования оказалась ничтожной.
Модернизация 1930-х гг.
В 1933—1937 гг. оба уцелевших линкора — «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур» — подверглись глубокой модернизации с полной заменой механизмов, надстроек и обновлением всего вооружения.
Главная идея модернизации состояла в удалении средней орудийной башни и размещении на месте её подбашенных отделений новых машин. Носовую часть линкоров удлинили на 10.3 м и снабдили наклонным («клиперным») форштевнем. Удлинение корпуса понадобилось прежде всего для обеспечения более высокой скорости, не совместимой со старыми обводами. При этом старая носовая часть вместе с форштевнем оставалась на прежнем месте уже внутри корпуса.
Новая энергетическая установка хотя и весила на треть меньше старой, но развивала втрое большую мощность, благодаря чему (а также улучшенным обводам) модернизированные линкоры смогли развивать скорость в 28 узлов. Механизмы разместили в шахматном порядке — по левому борту спереди находились котлы, за ними — турбины, а по правому — наоборот. Установка работала на два вала, поэтому внешняя пара валов с винтами была удалена.
Калибр орудий был увеличен до 320 мм путём рассверливания 305-мм орудий. Хотя количество стволов уменьшилось с 13 до 10, масса залпа осталась сопоставимой (5250 кг против 5876), увеличилась дальнобойность (за счёт большего угла возвышения) и бронепробиваемость. Новые пушки дополнялись достаточно совершенной системой управления огнём. В результате вооружение модернизированных линкоров типа «Конте ди Кавур» оказалось вполне конкурентоспособным в сравнении с орудиями французских кораблей.
Полностью обновилась и вспомогательная артиллерия. Вместо казематных 120-мм пушек было установлено шесть спаренных башенных установок (того же калибра, но более современной модели), размещённых на верхней палубе, а также восемь 100-мм зениток.
Также была увеличена толщина брони. Толщина главной броневой палубы над энергетической установкой составила 80 мм, а над погребами — 100 мм.
Была изменена противоторпедная защита линкоров. Главный конструктор генерал Пульезе предложил оформить её в виде двух концентрических труб: внутренняя была полой и предназначалась для гашения силы подводного взрыва, а внешняя на удаленной от борта стороне представляла собой 25-мм полукруглую броневую переборку.
История службы
Первая мировая война
В августе 1914 года началась Первая мировая война. Три линкора типа «Конте ди Кавур» входили в 1-ю Боевую дивизию контр-адмирала К.Корси. Линкором «Конте ди Кавур» — командовал капитан 1 ранга Солари, «Джулио Чезаре» — капитан 1 ранга Марцоло, «Леонардо да Винчи» — капитан 1 ранга Морино.
Италия не сразу вступила в войну, долго решала, чью сторону ей выгоднее принять. Хотя к моменту начала она входила в состав Тройственного союза вместе с Германией и Австро-Венгрией, Антанте удалось добиться нейтралитета Италии. Выступление Италии на стороне Германии сделало бы положение союзников на Средиземном море угрожающим. В конце концов обещания удовлетворить все притязания Италии на Адриатике за счет Австро-Венгрии подтолкнули её выступить на стороне Антанты.
На момент объявления войны 24 мая 1915 года все дредноуты типа «Конте ди Кавур» находились в главной базе Таранто, входя в состав 1-й дивизии линейных кораблей контр-адмирала Корси, причем новейший «Конте ди Кавур» стал флагманом главнокомандующего вице-адмирала Луиджи ди Савойя. Командиром «Джулио Чезаре» был уже капитан 1 ранга Лобетти, а «Леонардо да Винчи» — капитан 1 ранга С.Писенарди. За день до этого на борту «Конте ди Кавур» состоялась встреча командующего английским Средиземноморским флотом адмирала Гэмбла с начальником итальянского главного морского штаба вице-адмиралом Паоло ди Ревел и главнокомандующим герцогом Абруцким, на которой обсуждались вопросы взаимодействия флотов.
Сразу после объявления войны Италия приступила к блокаде австрийского побережья. Задачей линкоров типа Конте ди Кавур был бой с Австро-Венгерскими дредноутами типа «Вирибус Унитис». В других случаях рисковать ими не разрешалось. К 1916 году итальянцы располагали шестью дредноутами против четырех австрийских, но они считали, что в эскадренном сражении австрийцы будут иметь в составе главных сил еще три мощных додредноута и примут бой на отходе строем фронта.
Вскоре после начала войны на Адриатике выяснилось, что не австрийские линкоры находящиеся на базах являются главной опасностью. Подводные лодки, потопившие за неделю июля 1915 года три больших броненосных крейсера, в том числе два итальянских, резко изменили довоенные взгляды на средства достижения господства на море. Подводная угроза заставила все крупные итальянские корабли стоять в гаванях.
Одной из немногих операций, к которой привлекались дредноуты, была оккупация базы Курцола на полуострове Саббионцела в Италии в которой участвовали все три линкора типа «Конте ди Кавур».
Но и нахождение итальянских линкоров на базе не избавило их от потерь. 2 августа 1916 года на только что вышедшем из дока Таранто «Леонардо да Винчи» погрузили дополнительный боезапас для учебной стрельбы, чтобы не тратить основной боекомплект. Опасный груз приняли во вполне удовлетворительном состоянии, всего на корабле находилось 846 305-мм, 2866 120-мм снарядов и 2 торпеды, а также полный запас топлива. Примерно в 23:00 офицеры и команда, находящиеся в нижних палубах, почувствовали сотрясение, которое одни сравнивали потом со взрывом, а другие — с вытравливанием якорной цепи.
Действие взрыва начало распространяться по кормовой 120-мм батарее правого борта, а из горловины вентилятора охлаждения вблизи элеватора № 10 показался дым. После объявления боевой тревоги командир корабля увидел, что дым выходит из отделения пятой башни, и, поняв, что в погребе происходит пожар, приказал затопить погреба обеих кормовых башен. Погреба быстро затопили, для тушения пожара разнесли шланги. Но в 23:16 из элеватора № 10 показалось сильное пламя, которое проникло в батарею и стало быстро распространяться в носовую часть корабля. Пробивающиеся из всех отверстий огонь и дым заметили на стоящих на рейде кораблях.
Через 6 минут после появления пламени произошел взрыв, который по произведенным им разрушениям во много раз превзошел предыдущие. Силой взрыва смело за борт часть экипажа с верхних постов и повредило кингстоны затопления в носовой части корабля. Вода, попадавшая внутрь корпуса, свободно распространялась через открытые водонепроницаемые двери. В 23:40 линкор стал постепенно погружаться в воду кормой с креном на левый борт, который быстро увеличивался. В 23.45 корабль перевернулся кверху килем и затонул на глубине 10 метров.
Погибли 21 офицер из 34 и 227 человек команды из 1156. Следственная комиссия высказала несколько предположений, каждое из которых аргументировалось соответствующими фактами. Однако в ноябре 1916 года на причины гибели «Леонардо да Винчи» был пролит свет. Органы контрразведки раскрыли разветвленную шпионскую германскую организацию во главе с видным служащим папской канцелярии, которая занималась проведением диверсий на кораблях итальянского флота.
В течение 30 месяцев проводились судоподъемные работы, в которых участвовало до 150 рабочих. После ввода корабля в док вверх килем было установлено, что взрыв образовал значительную пробоину с двух бортов в районе выхода труб из корпуса и повредил большое количество водонепроницаемых переборок. После взрыва вода проникла в погреба боезапаса и соседние помещения, а также в коридор гребных валов. Распространению воды способствовали открытые двери, расположенные на 0,94 м выше киля. Когда вода проникла в элеваторы и затопила почти весь корабль, его остойчивость нарушилась, он опрокинулся и затонул за 10 минут.
В конце года «Конте ди Кавур» стал флагманом «Группы А», оставаясь вместе с «Джулио Чезаре» и «Данте Алигьери» в составе 1-й дивизии, продолжая базироваться на Таранто. В марте 1917-го все дредноуты находились в районе южной Адриатики и Ионического моря, чтобы обеспечивать операции на островах Ионического архипелага.
Межвоенный период
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Вторая мировая война
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Послевоенный период
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Гибель кораблей
Все три корабля этого класса были потеряны в результате повреждений, причём не в открытом бою, а в своих гаванях: «Леонардо да Винчи» подорвался в Таранто в 1916 г., «Конте ди Кавур» был торпедирован во время налёта на Таранто в 1940 г., затем поднят для ремонта и вновь потоплен при бомбардировке Триеста в 1945 г., а «Джулио Чезаре», переданный Советскому Союзу под именем «Новороссийск», взорвался на рейде Севастополя в 1955 г.
Два из трёх кораблей — «Леонардо» и «Новороссийск» — взорвались на стоянке при отсутствии видимого противника. В обоих случаях рассматривались различные версии, от технической неисправности до диверсии. Любопытно, что гибели «Леонардо да Винчи» предшествовала аналогичная катастрофа броненосца «Бенедетто Брин» в 1915 г., тогда как «Новороссийск» погиб практически на том же месте и при таких же обстоятельствах, как линкор «Императрица Мария» в 1916 г.
«Леонардо» и «Новороссийск» при затоплении перевернулись вверх килем. «Кавур» в первый раз затонул на ровном киле, тогда как во второй — также перевернулся. Это можно рассматривать как следствие недостаточной остойчивости кораблей данного класса.
Напишите отзыв о статье "Линейные корабли типа «Конте ди Кавур»"
Литература
- Патянин Сергей. Проклятые линкоры. «Цезарь», ставший «Новороссийском». — Москва: Яуза, 2011. — ISBN 978-5-699-46587-3.
Ссылки
- [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Kavur/06.htm Линкоры типа «Конте ди Кавур» во Второй мировой войне]
- [ship.bsu.by/ship.aspx?guid=100838 Тип «Конте ди Кавур» на энциклопедии кораблей]
- [milday.ru/italy/italy-navy/137-linkory-tipa-conte-di-cavour.html Интересная статья о линкорах типа «Конте ди Кавур»]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Конте ди Кавур»
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
