Линейные корабли типа «Норт Кэролайн»

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">Линейные корабли типа «Норт Кэролайн»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:4px 10px; background: #E7F2F8; text-align: center; font-weight:normal;">англ. North Carolina-class battleship</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">

</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">

USS North Carolina (BB-55) в море, 3 июня 1946 года

</th></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Проект</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Страна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;">

• США США

</td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Изготовители</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;">

• Морские верфи Нью-Йорка (BB-55), морские верфи Филадельфии (BB-56)

</td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Предшествующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> «Саут Дакота (1920)»
«Колорадо» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Последующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> «Саут Дакота» </td></tr>

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> стандартное — 37 486 т,
полное — 44 379 т </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 217,8 м (КВЛ),
222,1 м (полная) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 33 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Осадка</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 10 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Бронирование</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> пояс — 168…305 мм;
траверсы — 282 мм;
верхняя палуба — 37 мм;
главная палуба — 140 мм;
противоосколочная палуба — 16…19 мм,
башни ГК — 249…406 мм;
барбеты — 292…406 мм;
рубка — 373…406 мм;
башни 127 мм орудий — 50 мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Двигатели</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 ТЗА «General Electric», 8ПК «Babcock & Wilcox» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Мощность</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 121 000 л. с. (89 МВт) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Движитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 винта </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 27,5 узла (50,9 км/ч) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Дальность плавания</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 15 000 миль на скорости 15 узлов </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1880 человек </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3 × 3 — 406-мм/45,
10 × 2 — 127-мм/38 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Зенитная артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 × 4 — 28-мм/75,
12 × 1 — 12,7-мм пулемётов </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Авиационная группа</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2 катапульты, 3 гидросамолёта OS2U «Кингфишер» </td></tr>

Линейные корабли типа «Норт Кэролайн» — проект линейных кораблей ВМС США. Первые американские линкоры, построенные после окончания действия Вашингтонского договора. Всего было построено два корабля — «Норт Кэролайн» и «Вашингтон».

Линкоры проектировались в рамках ограничений Лондонского соглашения 1936 года — максимальный калибр орудий 356 мм, водоизмещение 35 000 длинных тонн. Первоначальный проект предполагал вооружение из двенадцати 356-мм орудий. Япония не присоединилась к финальному протоколу Лондонского соглашения, после чего договорное ограничение калибра было увеличено до 406 мм. На этом основании в проект были внесены изменения и вооружение изменено на девять 406-мм орудий. Уровень бронирования остался соответствующим противодействию 356-мм снарядам.

Линкоры получили мощную батарею из двадцати 127-мм орудий. В годы войны неудачные 28-мм зенитные автоматы были заменены на 40-мм «Бофорсы» и 20-мм «Эрликоны». На Тихом океане основной ударной силой становились авианосцы. Поэтому благодаря хорошей защищенности и мощной зенитной артиллерии американские линкоры чаще привлекались для задач обеспечения ПВО авианосных соединений, чем для боев с японскими артиллерийскими кораблями. К концу войны линкоры привлекались к обстрелу береговых целей.

Оба линкора часто использовались в многочисленных боевых операциях на Тихом океане. Прошли всю Вторую мировую войну, получив каждый больше десяти боевых звёзд. После войны выведены в резерв. «Вашингтон» списан и разделан на металл, а «Норт Кэролайн» превращена в музейный корабль на мемориале в Уилмингтоне.

История проектирования

Вашингтонский договор 1922 года существенно ограничил рост военно-морских вооружений. По условиям договора стандартное водоизмещение новых линкоров ограничивалось 35 000 длинных тонн, а главный калибр ограничивался 406 мм. Объявлялись «линкорные каникулы» — ведущие мировые державы — Британия, США и Япония получали возможность построить новые корабли не ранее 1930 года. Ограничивались общий тоннаж флотов и число линкоров с 406-мм орудиями. В обмен на возможность для Великобритании построить «Родней» и «Нельсон» Япония получила право достроить «Нагато» и «Муцу», а США — три линкора типа «Колорадо». Японии пришлось отказаться от амбициозной программы постройки линейного флота «8×8», а США пустили на слом строящиеся дредноуты типа «Саут Дакота» — стандартное водоизмещение 43 900 т, главный калибр 12×406 мм/50, скорость 23 узла, бронирование борта 343 мм.

Лондонским соглашением 1930 года «линкорные каникулы» были продлены до 31 декабря 1936 года, поэтому Генеральный Совет флота (англ. General Board of the United States Navy) начал проектные исследования быстроходных линкоров программы 1937 года только в мае 1935 года. 11 июля была заказана разработка трёх проектов быстроходных линкоров — А, В и С. В требованиях к ним содержались батарея из 127-мм универсальных орудий, 30-узловая максимальная скорость и дальность хода в 15 000 миль на 15 узлах. Противоторпедная защита должна была рассчитываться на противостояние взрыву 317 кг (700 фунтов) ТНТ. При этом пошли на снижение требований — контрактную скорость корабли должны были развить при половинном запасе топлива, а не полном, как на предыдущих линкорах.

В схеме А три трёхорудийные башни располагались в носу, в схеме В и С башни располагались по линейно-возвышенной схеме — по две в носу и корме. В варианте В это были 356-мм трехорудийные установки, в варианте С — двухорудийные калибра 406 мм. Рассматривались варианты турбоэлектрической трансмиссии или одно- и двухступенчатых турбозубчатых агрегата. Но, из-за ограничений по весу, от более тяжёлого турбоэлектрического варианта отказались. Для повышения живучести машинная установка размещалась эшелонированно. Проект А был более легкобронированным — пояс 292 мм, палуба 114 мм. У вариантов В и С — борт 336,5 мм, палуба 133 мм. При противостоянии американскому 356 мм 634-кг снаряду для первого это давало зону свободного маневрирования (ЗСМ) 22—27 тыс. ярдов (20,1—24,7 км), а для вторых — 19 и 30 тыс. ярдов (17,3—27,4 км). Защита от 406-мм снарядов требовала как минимум 419-мм пояса и 157,5-мм палубы, что было невозможно реализовать в договорном водоизмещении. Но после принятия на вооружение более тяжёлого 680-кг 356-мм снаряда потребовали пересчитать защиту под него при соблюдении той же ЗСМ, получив варианты А1, В1 и С1. Только вариант А вкладывался в договорной лимит водоизмещения 35 000 дл. т. Варианты В и С значительно его превышали, это показало, что обеспечить требования стандартных для американского линкора вооружения и бронирования в комбинации с потребной скоростью хода, невозможно. Генеральный Совет обратился в военно-морской колледж с просьбой ответить, какой линкор выбрать — традиционный 23-узловый с мощным бронированием и вооружением из 406-мм орудий или же быстроходный по одному из вариантов А, В или С.

Проекты 1934 года
Проект	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
A	32 450	35 615	218	9×356-мм	293	114	160 000 (30)
A1	34 500	37 365	218	9×356-мм	343	114	166 500 (30)
B	36 800	39 730	218	12×356-мм	336	133	180 000 (30,5)
B1	39 550	41 930	218	12×356-мм	381	133	200 000 (30,5)
C	36 500	39 430	218	8×406-мм	336	133	180 000 (30,5)
C1	39 500	41 980	218	8×406-мм	381	133	200 000 (30,5)

Тем временем в ответ на попытки британцев утвердить новым соглашением лимиты линкоров в 25 000 длинных тонн с 305-мм орудиями американцы рассмотрели ряд «оборонительных проектов» — линкоров малого водоизмещения. Все они получились слишком слабыми с точки зрения вооружения и бронирования и в лучшем случае могли рассчитывать на возможность уйти от противника. Поэтому бюро конструирования (англ. Bureau of Construction and Repair) (БКР) вернулось к проработке 35 000-т линкоров.

Оборонительные проекты
Проект	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
1	23 500	24 033	165	8×305-мм	267	82,5	57 500 (23)
3	29 000	31 300	168	8×305-мм	356	133	67 500 (23)
4	32 500	34 985	201	8×305-мм	356	133	180 000 (30)
5	32 500	34 985	201	6×356-мм	356	133	180 000 (30)

В сентябре 1935 года бюро конструирования представило пять новых вариантов — D, E, F, G и H. В качестве одной из мер экономии приняли решение уменьшить высоту бронепояса. Высокий 5,33-м пояс требовался для компенсации уменьшения осадки при расходе топлива. Его решили ограничить высотой 4,72 м, а изменение осадки компенсировать закачкой в балластные цистерны забортной воды. Проекты D и E были наследниками проработок 1933—1934 года — 35 000-т линкоры со скоростью хода 23 узла. G имел ЗСМ против 356-мм снарядов от 22 до 27 тыс. ярдов и вооружение из 9 356-мм. Вариант H был наиболее предпочтительным — с тем же вооружением и бронированием, обеспечивающим ЗСМ от 22 до 30 тыс. ярдов, но он не удовлетворял требованиям по скорости. Варианты D и E были мощными кораблями с 30-ти узловым ходом, бронированием, рассчитанным под ЗСМ для 406-мм снарядов на дистанциях 19—30 тыс. ярдов, и с вооружением из 406-мм орудий. Но их стандартное водоизмещение превысило 40 000 дл. тонн. Наиболее альтернативным был проект F — гибрид с вооружением из двух четырёхорудийных 356-мм башен в корме и 10 самолетов и 3 катапульт в носовой части.

Проекты 1935 года
Проект	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
D	40 500	43 730	229	9×406-мм	432	158	184 000 (30,5)
E	40 500	43 730	229	8×406-мм	432	158	184 000 (30,5)
F	31 750	34 082	207	8×356-мм	343	114	160 000 (30)
G	31 500	33 950	180	9×356-мм	343	114	65 000 (23)
H	32 500	34 750	183	9×356-мм	381	133	65 100 (23)

Стало очевидно, что в 35 000-т водоизмещении можно создать либо легко вооружённый и легкобронированный 30-узловый линкор, либо менее быстроходный, но с более адекватным бронированием и водоизмещением. Следующие пять проектов J, J1, K, L и M, представленные к рассмотрению 8 октября 1935 года, стали попыткой модернизации проектов A, B и C. J и J1 стали последней попыткой вписать четыре башни ГК в 35 000-тонное водоизмещение, за счёт уменьшения бронирования. Проект J1 показал, что даже при уменьшении высоты пояса до 4 метров это приводит к уменьшению толщины брони до неприемлемой величины в 203 мм. Поэтому дальше рассматривались трёхбашенные схемы, а для сохранения 12 орудий ГК приступили к проработке четырёхорудийной установки. Вариант К был продолжением схемы А и имел вооружение из трёх трёхорудийных 356-мм орудий и бронирование, обеспечивающее ЗСМ против 356-мм снарядов 19—30 тыс. ярдов. Вариант L имел вооружение из трёх четырёхорудийных установок, за счёт ослабления бронирования. В вариантах К и L все три башни находились в носу. Вариант М представлял собой модификацию варианта L с переносом одной башни в корму. Для вариантов L и M было признано весьма вероятным не уложиться в договорное водоизмещение, поэтому в дальнейшую работу пошёл вариант К.

Проекты 1935 года
Проект	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
J	37 383		216,4	12×356-мм	317,5	133,35	190 000 (30)
J1	35 000		216,4	12×356-мм	203,2	133,35	170 000 (30)
K	35 000		216,4	9×356-мм	381	133,35	170 000 (30,5)
L	35 045		216,4	12×356-мм	317,5	114,3	170 000 (30)

15 ноября 1935 года были рассмотрены пять детальных проектов, получивших обозначение по римским цифрам — от I до V. Проекты I и II были развитием проекта К. Более детальные расчеты схемы I показали, что для попадания в лимит водоизмещения толщину пояса придется уменьшить до 311 мм и возникают проблемы с размещением ЭУ мощностью в 165 000 л.с. в пределах ПТЗ в кормовой части. В проекте II при переносе одной башни назад возникали проблемы с размещением её в кормовой части из-за увеличившихся габаритов. Водоизмещение при этом выходило за пределы 35 000 т. Поэтому на схеме IIа толщину пояса также уменьшили до 324 мм, а палубы — до 127 мм. При этом пришлось пожертвовать и длиной цитадели — 63,8 % длины корпуса против 68 % на «Колорадо». Для сокращения длины паропроводов в этих проектах котлы размещались в четырёх центральных отделениях, а турбинные размещались по краям. Из-за этого два средних котельных отделения пришлось поднять для прокладки под ними центральной палубы валов, и они не имели над собой противоосколочной палубы.

В схеме III решено было более рационально перераспределить бронирование. Пояс получал наклон наружу в 10°, что при обеспечении ближней границы ЗСМ в 19 тыс. ярдов позволяло уменьшить его толщину на 35 мм. Несмотря на чуть большую высоту (для сохранения той же высоты вертикальной проекции наклонный пояс должен быть шире вертикального) это экономило 260 дл. т., 240 дл. т также экономилось за счёт использования 5° наклона барбетов. Ещё 66 дл. т давала экономия на массе корпуса при уменьшении межпалубных пространств на 76 мм. Наклонный пояс создал ещё одну проблему. Максимальная ширина американских линкоров лимитировалась Панамским каналом. Поэтому при продолжении наклонной борта вниз получалась слишком малая ширина ПТЗ. Для решения этой проблемы пришлось использовать були — это увеличивало ширину ПТЗ по сравнению с предыдущими проектами и оставить пять ПТП. Масса при этом возрастала на 200 дл. т, которые пришлось экономить в других местах. Наиболее радикальным было изменение палубного бронирования. Верхняя палуба получила бронирование из 38 мм STS. Считалось, что эта палуба будет взводить взрыватели бронебойных бомб и снарядов. Толщина главной броневой палубы была уменьшена. При этом она получила разную толщину по ширине. Только 4-х метровый ближайший к борту участок, куда снаряд падал, не встречаясь с верхней палубой, выполнялся из плит толщиной 127 мм. Дальше толщина уменьшалась на расстоянии 3,3 м её толщина была 114 мм, а в центральной части уменьшалась до 91,5 мм. Наклонные пояса, були и верхняя бронированная палуба применялись дальше на всех последующих проектах.

Отказавшись от требования иметь аварийный выход из башни в кормовой части, высоту пола установки над палубой удалось значительно снизить, сэкономив на барбетах 150 дл. т. На схеме IV увеличили длину корпуса по сравнению с предыдущими типами — с 710 до 725 футов (221 м). Требуемая мощность снижалась на 10 000 л.с. и даже при росте массы корпуса общая экономия составляла 47 дл. т. Но при этом ухудшалась маневренность и подводная защита из-за менее глубокой ПТЗ. Поэтому более адекватным был признан всё же более короткий 216 м (710 футов) корпус.

Схема V была выполнена с восемью 406-мм/45 орудиями, на которых продолжало настаивать бюро вооружений. За счёт снижения скорости до 27 узлов была улучшена защита. Корпус был самым коротким из рассмотренных. Этот вариант имел ЗСМ против 406-мм снарядов от 18 300 до 27 400 м, правда цитадель составляла лишь 61 % от длины корабля. В декабре 1935 года был рассмотрены варианты с двумя трёхорудийными башнями в носу и одной двухорудийной в корме и с двумя четырёхорудийными башнями в оконечностях. Несмотря на недостаточную защиту 3 января 1936 года для дальнейшей проработки генеральным советом был выбран вариант IV.

Проект	Дата	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм (угол наклона)	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л. с. (скорость, узлы)
I	15.11.1935	35 000	42 050	216,7	9×356-мм	311	133	165 000 (30)
II	15.11.1935	35 743	42 050	216,7	9×356-мм	356	133	165 000 (30)
II-A	15.11.1935	35 000	42 050	216,7	9×356-мм	324	127	165 000 (30)
III	15.11.1935	35 000	42 050	216,7	9×356-мм	308(10°)	91,5-127	165 000 (30)
IV	15.11.1935	35 000	42 050	221	9×356-мм	308(10°)	91,5-127	165 000 (30)
IV-A	10.04.1936	35 000	42 050	221	9×356-мм	308(10°)	104-140	165 000 (30)
IV-B	10.04.1936	35 000	42 044	221	9×356-мм	308(10°)	104-140	155 000 (30)
IV-C	10.04.1936	35 000	42 050	221	9×356-мм	308(10°)	104-140	155 000 (30)
V	15.11.1935	35 000	41 922	221	8×406-мм	394	160	130 000 (27)

25 марта 1936 года было подписано Лондонское соглашение, что приводило к рассмотрению дальнейших проектов только с 356-мм орудиями.

Были уточнены требования. Скорость 30 узлов, дальность 15 000 миль на 15 узлах, ЗСМ от новых 356-мм снарядов 17 400 м — 27 400 м, 16 127-мм орудий, два счетверенных 28-мм автомата и восемь 12,7 мм пулемётов. В марте 1936 года количество 127-мм стволов увеличили до 20. В вариантах VIA и VIB опять вернулись к расположению орудий главного калибра по линейно-возвышенной схеме в четырёх двухорудийных башнях. Также рассматривался «традиционный» линкор схемы VII с 4х3х356 мм и скоростью 22 узла и «промежуточный» по схеме VIII с десятью 356-мм орудиями. Но основные усилия были сосредоточены на рассмотрении 30-узловых вариантов IVA — IVС. Неприятной неожиданностью стала большая пробивная способность старого 356-мм снаряда по палубной броне — более медленный снаряд падал под большим углом. Поэтому несмотря на увеличение толщины палуб, дальняя граница зоны неуязвимости осталась той же. Основной проблемой была необходимость уложится в ограничения по весу при итак уже плотной исходной компоновке. Схема VIA осталась с шестью 127-мм спарками. А для установки дополнительных 127-мм орудий пришлось отказаться от установки 28-мм автоматов. В схемах IVВ 127-мм орудия разместили в восьми спарках, а в схеме IVС — в шести спарках и восьми одиночных установках. В последней правда для компенсации возросшего веса установок боезапас на ствол снизили с 500 до 450 выстрелов. Ещё одним нововведением стал плавный скос корпуса в месте перехода полубака в шканцы. За счет снижения высоты борта в кормовой части на одну палубу существенно снижалась масса корпуса.

Проект	Дата	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм (угол наклона)	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
VI-A	10.04.1936	35 000		221	8×356-мм	251(10°)	104-140	155 000 (30)
VI-B	10.04.1936	35 000		211	8×356-мм	339(10°)	104-140	116 000 (26,5)
VII	10.04.1936	35 000		195	12×356-мм	308(10°)	104-140	50 000 (22)
VIII	10.04.1936	35 000		211	10×356-мм	308(10°)	104-140	116 000 (26,5)

Бюро конструирования жаловалось на то, что от него требуют получить эквивалент британского «Худа» в водоизмещении на 5—6 тысяч тонн меньше. В попытках обеспечить такую экономию веса в проектах IXA, В и С были использованы четырёхорудийные башни — по одной в оконечностях. На проекте IXС удалось даже довести количество 127-мм орудий до 20. В проекте IXD за счёт отказа в некоторых местах от противоосколочной палубы и боезапаса вспомогательной артиллерии увеличили толщину главной палубы. В проекте IXE две четырёхорудийные башни были расположены в носовой части, что привело к росту веса барбета возвышенной башни. Все эти проекты были 30-узловыми с длиной корпуса 725 футов. И хотя по расчётам они вкладывались в отведённый лимит водоизмещения, все они были признаны неудовлетворительными.

Совет флота решил снизить свои требования к скорости, и к 15 мая был подготовлен ряд проектов со скоростью 27 узлов и с улучшенным бронированием. Мощность механизмов и длина корпуса уменьшались. На схеме XA ценой снижения скорости до 26,8 узлов количество орудий ГК довели до десяти. В схеме с тремя трёхорудийными башнями одна носовая была заменена на четырёхорудийную. Схема XIA стала её развитием. Для достижения 27 узловой скорости длина корпуса возрастала до 706 футов, но из-за этого толщина пояса падала с 366 до 320 мм. Схемы ХВ и XIB были с тремя трёхорудийными башнями. На схеме XII за счёт снижения скорости до 26,6 узлов увеличили бронирование.

Бронирование проекта XII было признано удачным и дальше продолжился поиск пути увеличения скорости. В схемах XII и XIV вернули длину корпуса в 725 футов. При мощности механизмов в 123 000 л.с. это давало скорость в 28,5 узлов. В этих проектах отказались от требования возможности стрелять носовой башней при нулевом угле возвышения. Это давало экономию веса за счёт снижения высоты барбетов носовой группы башен и боевой рубки. Проект XIII был с тремя трёхорудийными башнями. На схеме XIV, отказавшись от кормового директора и боевой рубки, добавили десятое орудие. В схеме XIIIА за счёт отказа от кормовой боевой рубки мощность довели до 150 000 л. с., получив скорость в 30 узлов. В схеме XIIIB к верхней «противобомбовой» палубе добавили 12,7 мм толщины брони.

Проект	Дата	Стандартное водоизмещение, т	Полное водоизмещение, т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм (угол наклона)	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
IX-A	06.05.1936	35 000		221	8×356-мм	308(10°)	104-140	155 000 (30)
IX-B	06.05.1936	35 000		221	8×356-мм	339(10°)	104-140	155 000 (30)
IX-C	06.05.1936	35 000		221	8×356-мм	339(10°)	104-140	155 000 (30)
IX-D		35 000		221	8×356-мм	333(10°)	127-140	155 000 (30)
IX-E	19.05.1936	35 000		221	8×356-мм	333(10°)	127-140	155 000 (30)
X-A	29.05.1936	35 000		211	10×356-мм	333(10°)	146	112 500 (26,8)
X-B		35 000		211	9×356-мм	339(10°)	146	116 000 (27)
XI-A		35 000		215,6	10×356-мм	320(10°)	146	112 500 (27)
XI-B		35 000		215,6	9×356-мм	320(10°)	146	122 000 (27,5)
XII		35 000		205,6	9×356-мм	375(10°)	124-140	112 500 (26.6)
XIII	29.05.1936	35 000		221	9×356-мм	330(10°)	124-140	123 000 (28,5)
XIII-A		35 000		221	9×356-мм	330(10°)	124-140	150 000 (30)
XIII-B		35 000		221	9×356-мм	330(10°)	124-140	123 000 (28,5)
XIV	29.05.1936	35 000		221	10×356-мм			123 000 (28,5)

Был проработан проект с 226 м (740 футов) корпусом и 11 356-мм орудиями — две четырёхорудийные башни в оконечностях и одна трёхорудийная возвышенная. При мощности в 123 000 л.с. это давало скорость 29 узлов. Но проект был признан непрактичным, хотя наработки по нему и были использованы в следующей схеме. В серии проектов группы XV были рассмотрены варианты с 9, 10 и 12 орудиями. После их рассмотрения совет флота стал склоняться в пользу выбора более тихоходного линкора с 11 или 12 орудиями. Бюро конструирования получило задачу доработать схемы XV и XVE. В них требовалось 450-тонный запас водоизмещения пустить на усиление бронирования. В проектном задании закладывались следующие требования: скорость 28,5 узлов, вооружение из 11 356-мм и 16 127-мм орудий, зона неуязвимости от 17 400 до 27 400 м (по погребам 30 200 м). Снижались требования по боезапасу — 900 356-мм и 6800 127-мм снарядов, и отказывались от 28 мм автоматов. При этом обязательным было наличие «противобомбовой» палубы и достижение контрактной скорости при полном водоизмещении.

В проекте XVE длина корпуса сокращалась до 217,6 м, а скорость сокращалась до 27 узлов, как на схеме XV. Снижение уровня защиты не рассматривалось, так как вскрылись два неприятных обстоятельства. Во-первых испытания моделей показали, что при скоростях 20—27 узлов образуется система волн, которые оголяют подводный участок бронепояса в районе погребов. Также исследования бюро вооружений показали, что наибольшую угрозу на дальностях боя 18 300—27 400 м представляют «нырнувшие» снаряды. Попытка добавить нижний пояс в районе погребов приводила к снижению эластичности ПТП и ухудшению её характеристик. К тому же бюро вооружений считало слишком оптимистичными оценки эффективности «противобомбовой» палубы. И резко возражало против снижения на носовом траверзе, как и на поясе, толщины в подводной части. Бюро считало, что небронированная носовая оконечность гораздо хуже тормозит снаряд, чем вода.

Все изменения сильно ограничивались чрезвычайно плотной компоновкой исходного проекта. Увеличение глубины пояса в районе погребов требовало 490 дл. т, установка нижнего 76-мм пояса требовала уже 787 дл. т. Также необходимо было изыскать 340 дл. т для усиления главной палубы. Для экономии веса снижать толщину противоосколочной палубы ниже 16 мм было нельзя, потому что она играла важную роль в прочности корпуса, так как была включена в силовой набор. К тому же бюро вооружений настаивало на возврате кормовой боевой рубки, так как её отсутствие экономило всего 50 дл. т. Инженерное бюро (англ. Bureau of Steam Engineering) предложило использовать 6 котлов, что давало экономию на длине машинной установки в 1,8 м и экономию веса 100 дл. т. Но ради более удобной эксплуатации всё же склонялись к выбору 8 котлов. Результирующий проект XVI имел 12 356-мм орудий в четырёхорудийных башнях, 16 127-мм орудий — в шести двухорудийных и четырёх одноорудийных установках, скорость 27 узлов, но толщина пояса составляла всего 285 мм.

Совет флота всё же считал главной задачей взаимодействие с авианосцами. Поэтому в попытке обеспечить 30 узловую скорость был рассмотрен ряд модификаций, где за счёт уменьшения количества 356-мм орудий увеличивалась толщина бронирования. Вариант XVIА нёс 11 орудий и 257-мм пояс, XVIВ — 10 орудий и 343-мм пояс, а XVIС — 9 орудий и 346-мм пояс. Совет флота считал наиболее удачной схему XVIС. Но против этого варианта резко возражал адмирал Ривз, основоположник авианосной тактики флота США и член Генерального совета флота. Он считал, что 30 узлов всё равно мало для взаимодействия с авианосцами, а вооружение из 9 орудий неадекватно высокой стоимости нового линкора. Он убедил адмирала Стендли, исполнявшего на тот момент обязанности секретаря флота, подписать изменение проектных требований на 12 орудий и 27 узлов. К тому же могли возникнуть трудности с подписанием Японией Лондонского соглашения 1936 года, поэтому ожидался отказ от ограничения калибра в 356-мм. В требования дополнительно был включен пункт, требовавший обеспечить возможность замены четырёхорудийных 356-мм башен на трёхорудийные 406-мм. Работы продолжились над схемой XVI, с целью усилить её бронирование. Облик нового линкора начинал обретать окончательные очертания.

Проект	Дата	Стандартное водоизмещение, дл. т	Полное водоизмещение, дл. т	Длина, м	Вооружение, ГК	Пояс, мм (угол наклона)	Палуба, мм	Мощность ЭУ, л.с. (скорость, узлы)
XV	02.06.1936	35 000	42 044	221	11×356-мм			123 000 (28,45)
XV-A		35 000		221	9×356-мм			150 000 (30)
XV-B		35 000		221	10×356-мм			123 000 (28,45)
XV-C		35 000		221	10×356-мм			150 000 (30,05)
XV-D		35 000		221	10×356-мм			? (29,2)
XV-E	19.06.1936	35 000		221	12×356-мм			? (28,45)
XVI	20.08.1936	35 000		217,6	12×356-мм	285(10)	130-142	? (27)
XVI-A		35 000			11×356-мм	257(10°)	130-142	? (30)
XVI-B		35 000		221	10×356-мм	343(10°)	130-142	? (30)
XVI-C		35 000		221	9×356-мм	346(10°)	130-142	? (30)
XVI-D		35 000		221	9×356-мм	325(10°)	130-142	? (30)

18 ноября 1936 года на совещании у главкома ВМС (CNO) в окончательный проект было решено добавить ещё несколько изменений: ближняя зона неуязвимости должна быть расширена до 18 300 м, поднять башню № 2, чтобы она могла стрелять поверх башни № 1, количество 127-мм орудий должно быть увеличено до 20. При этом башню № 2 можно было сместить дальше в нос, что увеличивало место для машинной установки. Посчитали, что при ограниченном водоизмещении эти изменения можно будет внести без существенного снижения скорости.

Однако при решении «в лоб» эти изменения приводили к 782 дл. т дополнительного веса. В 712 футовом корпусе это приводило к уменьшению силовой установки до 65 000 л.с. и падению скорости до 24 узлов. При уменьшении длины корпуса до 702 футов, за счёт его меньшего веса мощность силовой установки можно было увеличить до 87 000 л. с. Это позволяло развить скорость 25,25 узла. Но возникали сомнения в том, что силовая установка без проблем впишется в корпус. В любом случае метацентрическая высота слишком сильно уменьшалась. Требовались другие решения.

Угол наклона броневого пояса был изменен сначала с 10° до 13°. Осенью 1937 года его увеличили до 15°. Таким образом ближняя граница ЗСМ становилась равной 20 000 ярдов без заметного увеличения веса. Высота пояса при этом была выбрана минимальной — 6 футов и 6 дюймов (2,24 м). Исходили из того, что при замене выработанного топлива балластом осадка не будет снижаться. Верхний уровень пояса рассчитывался так, чтобы пояс не погружался полностью под воду после крена при одном торпедном попадании. Нижняя кромка пояса должна была не обнажаться в образованной системе волн на ходу в 27 узлов. Толщину пояса, прикрывающего погреба, снизили до 51 мм. Количество ПТП ограничили четырьмя. При этом жидкостью заполнялись только две полости. Считалось что ПТЗ должна была выдержать три попадания торпедой в один борт без потери остойчивости. В ноябре 1936 года было предложено перейти на силовую установку с высокими параметрами пара — 1200 psi/950 °F (81,7 атм./ 510 °C). Количество котлов уменьшалось с 10 до восьми. Суммарно это экономило 8 % или 250 дл. т массы силовой установки и давало экономию расхода топлива в 10 % по сравнению с установкой с параметрами пара 600 psi/700 °F (40,8 атм./ 371 °C). При температуре пара в 850 °F (454 °C) мощность с 115 000 л. с. можно было довести до 130 000 л. с. при той же массе силовой установки. Но в контракт попала более реалистичная мощность в 121 000 л. с. Правда по сравнению с исходной схемой XVI решено было для повышения боевой устойчивости разместить в каждом из четырёх отсеков по одному ТЗА и два котла. Из-за этого длина силовой установки выросла и дымоходы пришлось выводить не в одну общую, а в две трубы.

Ценой увеличения водоизмещения на 88 дл. т вместо четырёх одноорудийных разместили четыре двухорудийных 127-мм установки, доведя их общее количество до 20. Установки располагались в форме буквы W — три сверху и две снизу. При этом нижние были небронированными. Позже ради унификации их все-таки решили забронировать как и верхние, что обошлось в дополнительные 117 дл. т. Также противоосколочную палубу над погребами увеличили до 51 мм.

Рузвельт был избран на волне пацифистских настроений, поэтому закладка первых с 1921 года двух новых линкоров № 55 и 56 была перенесена из бюджета 1937 в 1938 год. Закладка «Норт Кэролайн» состоялась в октябре 1937 года. 25 марта 1937 года стало известно, что японцы не подпишут лондонское соглашение 1937 года, поэтому ограничения по калибру снимались. Основным изменением стала заложенная исходно замена 356-мм орудий на 406-мм. Но в результате проволочек секретарь флота подписал рекомендацию по замене только 15 июня, а на верфь новые чертежи попали уже позже закладки киля «Норт Кэролайн».

Конструкция

Корпус

Корабли имели гладкопалубный корпус с подъёмом в носу. Корпус новых линкоров набирался по продольной схеме, вместо поперечной у предыдущих типов. Шпация составила 1,219 м. Продольная схема набора привела к более глубоким шпангоутам. При этом выросла и высота межпалубных пространств — 2,52 м по диаметральной плоскости и 2,41 м у бортов. В средней части корпуса за счёт этого в кубриках появилась возможность установить четырёхярусные койки. В носовой оконечности межпалубные пространства за счёт подъёма линии борта вырастали ещё больше. И поэтому перед носовой башней главного калибра между верхней и главной палубами появилась дополнительная полу-палуба, на которой разместили каюты офицеров. Часть экипажа была размещена в кубриках впереди носового траверза, на уровне главной броневой и нижней палуб .

Линкоры получили новую форму корпуса в кормовой части. Силовая установка была четырёхвинтовой. Внутренняя пара валов была зашита в кили-скеги, которые были продолжением противоторпедных переборок. Скеги выполняли несколько функций. Являясь продолжением противоторпедных переборок, они служили дополнительной защитой внутренней паре валов и кормовым погребам ГК, так же они были дополнительной опорой при доковании. Использование скегов дало более полные обводы в кормовой части, что обеспечивало большую глубину ПТЗ (с 11 до 15 футов) в районе кормовых погребов. Но самое важное — они значительно улучшали гидродинамические характеристики корпуса — пропульсивный коэффициент возрастал до 0,602 по сравнению с 0,595 при использовании традиционных обводов. И хотя в финальном проекте пропульсивный коэффициент составил 0,590, это всё равно было значительно лучше, чем у более ранних типов скоростных кораблей — для «Лексингтона» он составлял 0,565. Напротив внутренней пары винтов устанавливалась пара балансирных рулей площадью по 28,1 м². Рули располагались в 3 м от диаметральной плоскости и имели механические углы поворота по 36,5° в каждую сторону. Опыты с моделями показали, что такая схема для многовинтовых кораблей позволяет добиться лучшей обтекаемости и управляемости, подобной одновинтовым кораблям. При эксплуатации корабли продемонстрировали хорошую маневренность — диаметр тактической циркуляции составил 625 метров на 27 узлах. Схема показалась настолько удачной, что её применили на последующих типах линкоров — «Саут Дакота» и «Айова». Но при выходе на ходовые испытания только что построенных кораблей обнаружилась слишком большая продольная вибрация в кормовой части. Её смогли уменьшить до приемлемых значений только после подкрепления конструкций корпуса и механизмов и уменьшения диаметра винтов.

На момент постройки на борту линкоров находились следующие шлюпки: по два 12,2-метровых моторных баркаса и катера, один 10,7-метровый моторный гиг, три 15,2-метровых моторных баркаса, два 8-метровых моторных вельбота, 12,2-метровая баржа, два весельных 9,2-метровых вельбота и два весельных 4,3-метровых яла, спасательные плоты 12 на 60, 12 на 40 и 12 на 25 человек. Во время войны большинство шлюпок сняли, заменив их спасательными плотами. Шлюпки обслуживались двумя большими шлюпочными кранами, которые сохранились до конца службы, несмотря на уменьшившееся количество шлюпок.

По проекту штат мирного времени состоял из 108 офицеров и 1772 прочих чинов. В военное время он увеличивался за счёт резервистов, и рос в ходе войны при увеличении количества зенитных автоматов. В 1941 году экипаж «Вашингтона» состоял из 99 офицеров и 2035 прочих чинов, а в 1945 году — из 144 и 2195 соответственно. После войны экипажи уменьшились. В 1947 году на «Вашингтоне» служило 146 офицеров и 1843 нижних чинов, а «Норт Кэролайн» — 135 и 1639.

Вооружение

Главный калибр

В качестве главного калибра первоначально планировалась установка 12 новых 356-мм орудий Мк 11 в трёх четырёхорудийных башнях. Но после снятия ограничений они были заменены на 9 406-мм 45-калиберных орудия Mark 6 в трёх трёхорудийных башнях. Массы и габариты башен были сходными, поэтому замена не вызвала больших проблем.

На орудии Мк 6 применялось картузное заряжание. По сравнению с 406-мм орудием Мк 1, установленном на линкорах типа «Мериленд», Мк 6 было легче на 20 тонн. Американские линкоры строились исходя из концепции боя на больших дистанциях, где снаряд с большей вероятностью поражал палубу, а не борт. Поэтому для новых орудий был разработан новый бронебойный 1225 кг снаряд с достаточно низкой начальной скоростью в 701 м/с. Картузный заряд состоял из 6 картузов, вместо 5 на Мк 1. Ствол лейнированный, с диаметром у затвора 1168 мм и 597 мм у дульного среза. Замок качающийся поршневой, системы Велина, с открытием вниз. Существовало три основных модификации орудия. Начинали службу линкоры с Мк 6 мод 0 — с шагом нарезки 1 оборот на 50 калибров. Шаг уменьшили сначала до 32, а потом и до 25. К апрелю 1944 года на всех линкорах стояли Мк 6 мод 1, с нарезкой 1 оборот на 25 калибров. Для повышения живучести ствола внутренняя поверхность хромировалась на длину 15 875 мм от дульного среза на глубину 13 мкм.

Трехорудийные башни оснащались дистанционным управлением с силовым приводом. Для горизонтальной наводки применялся 300-сильный двигатель, для вертикальной — 60-сильный. Для привода досылателя использовался двигатель мощностью 60 л. с., для снарядного подъемника — 60 л. с. и 75 л. с. для зарядного подъемника. Башня имела две кольцевые платформы для подачи на них перед загрузкой в подъемники снаряды, которые оснащались приводами по 60 л. с. Орудия заряжались при постоянным угле возвышения в +5°. Угол возвышения орудий нижних башен составлял от −2° до +45°, для возвышенной — от −0° до +45°. Каждое орудие оснащалось собственным подъемником. Боезапас на орудие составлял по 100 снарядов на ствол. Снаряды хранились вертикально на двух палубах в неподвижной части башни и с помощью системы талей и строп подавались сначала на подвижные кольцевые платформы, которые могли вращаться независимо от башни. С платформ снаряд и беседка на шесть зарядов с помощью цепного подъемника подавалась в боевое отделение. Для снижения взрывоопасности непрерывной системы подачи подъемники оснащались пламянепроницаемыми дверьми. Цикл стрельбы составлял 30 с.

Основу боезапаса составляли 1225 кг бронебойные снаряды. Снаряд имел длину 4,5 калибра, оснащался бронебойным «макаровским» колпачком массой в 10 % от общей массы снаряда. Разрывной заряд из пикрата аммония составлял 1,5 % от массы снаряда. Снаряд оснащался донным взрывателем с постоянной задержкой 0,035 с. В октябре 1942 года, когда встала задача стрельбы по берегу, в боезапас были включены фугасные 862 кг снаряды с зарядом 8 % тринитротолуола с донным и головным взрывателями. К концу, когда основной задачей линкоров стала стрельба по берегу, фугасные снаряды составляли большинство боекомплекта.

Внешнее управление башнями осуществлялось с помощью двух директоров Мк 38, оснащенных 8-метровыми дальномерами. Директоры устанавливались на верхушках носовой и кормовой надстроек. В каждой башне также устанавливались дальномеры с базой 13,5 м.

Вспомогательный калибр

В качестве вспомогательной артиллерии линкоры получили батарею из 20 универсальных 38-калиберных 127-мм орудий Мк 12, расположенных в спаренных закрытых бронированных установках Мк 32. Установки были расположены на надстройке в два яруса, с размещением в форме буквы W — три сверху и две снизу, что давало им очень хорошие углы обстрела. Установка Мк 32 оснащались дистанционным силовым приводом и обеспечивала углы вертикального наведения от 15° до +85°. Установка была защищена со всех сторон 49,5 мм броней. Заряжание раздельно-гильзовое. Скорострельность — 15 выстрелов в минуту на ствол. Снаряды и заряды из погребов по отдельным подъемникам подавались в перегрузочное отделение под башней и составляли готовый к стрельбе боезапас. Отсюда они по вращавшемуся вместе в башней центральному столбу с помощью подъемников подавались в башню. Каждый ствол оснащался индивидуальным снарядным и зарядным подъемником.

Боезапас составлял по 340 снарядов на ствол. В боекомплект входили снаряды нескольких типов. Для стрельбы по кораблям применялся «специальный коммон» весом 25 кг с зарядом 3,7 % пикрата аммония и колпачком. Зенитный снаряд весил 24,56 кг при 14,3 % взрывчатого вещества. Наиболее совершенным был снаряд с радиолокационным взрывателем весом 24,77 кг с взрывчатым веществом 14,4 %. При облучении цели корабельной РЛС взрыватель улавливал отраженный от цели сигнал и, используя эффект Доплера, определял момент пролёта мимо цели и производил подрыв снаряда. Взрыватель оказался очень эффективным. В 1943 году они составляли четверть от всех выпущенных 127-мм снарядов и на их долю приходился 51 % сбитых самолетов. Однако при стрельбе по низколетящим торпедоносцам он ошибочно срабатывал от сигнала отраженного от гребней волн, но эту проблему частично решили к середине 1944 года.

Управление стрельбой осуществлялось с помощью четырёх директоров Мк 37. Они располагались ромбом приблизительно на одном уровне — на крыше ходовой рубки, по бокам носовой дымовой трубы и на кормовой надстройке. В каждом направлении могли работать не менее двух директоров, что позволяло одновременно отбивать две атаки с одного направления с воздуха или воды. Директор имел экипаж из 7 человек и оснащался 4,6 метровым дальномером и электромеханическим счётным прибором.

Зенитное вооружение

По проекту зенитное вооружение состояло из 16 28-мм автоматов в четырёх четырёхствольных установках и 18 12,7-мм пулеметов — четыре стационарных и остальные переносные. 28-мм орудия были недостаточно мощными и имели множество недостатков. Летом 1941 года Управление вооружения США купило лицензии на производство 40-мм шведских «Бофорсов» и 20-мм швейцарских «Эрликонов». «Бофорсы», при такой же скорострельности как и 28-мм автоматы, имели вдвое более тяжёлый снаряд с самоликвидатором на дистанции 4500 м. При этом конструкция установки позволяла замещать 28-мм один к одному — просто заменяя четырёхствольные 28-мм на четырёхствольные 40-мм «Бофорсы».

Промышленность не справлялась с производством, их поступление на флот началась только с весны 1942 года. К тому же замена могла производиться только во время плановых ремонтов на верфи, поэтому она затянулась. С началом боевых действий «Норт Кэролайн» получила пятую 28-мм установку вместо навигационного 3,6-метрового дальномера на крыше ходовой рубки. В конце 1942 года две дополнительных 28-мм установки, установленных вместо прожекторов по бокам носовой дымовой трубы, получил и «Вашингтон». Во время ремонта торпедного повреждения в ноябре 1942 года на «Норт Кэролайн» она получила десять установок «Бофорсов» — четыре на месте 28-мм установок, на верхней палубе две по бокам башни ГК № 2 и две по бокам кормовой надстройки, плюс ещё две в корме у катапульт. В июне 1943 года на ней появилось ещё четыре установки — две возле боковых директоров Мк 37 и две на шельтердеке по бокам носовой надстройки. В ноябре 1943 года установили пятнадцатый «Бофорс» — на крыше башни ГК № 3. На «Вашингтоне» 28-мм автоматы заменили на шесть установок «Бофорсов» к лету 1943 года. А к августу 1943 года их число довели 15, с таким же расположением как на «Норт Кэролайн».

Состав 12,7-мм пулемётов и 20-мм «Эрликонов» постоянно менялся. «Эрликоны» первоначально устанавливались в одиночных установках, и, так как их монтаж мог производиться в полевых условиях силами самой команды, их точное расположение установить практически невозможно. Из 12,7-мм пулемётов только два имели постоянное положение: на две палубы выше верхней, над вторыми от носа 127-мм башнями. Остальные были съёмными и монтировались на многочисленных тумбах, разбросанных по шельтердеку и верхней палубе. 20-мм «Эрликонов» не хватало, поэтому первое время они сосуществовали с 12,7-мм пулемётами. В апреле 1942 года «Норт Кэролайн» несла 40 20-мм автоматов и 12 пулемётов, а «Вашингтон» — 20 «эрликонов» и 12 пулемётов. В июне 1942 года при переходе на Тихий океан на обоих кораблях число пулеметов увеличили до 28. К концу лета число 20-мм автоматов на «Вашингтоне» довели до 20, но к концу года при установке двух 28-мм установок для освобождения места сняли 5 «эрликонов» и пулемёты. На «Норт Кэролайн» при ремонте торпедного повреждения также сняли все пулеметы и добавили шесть 20-мм автоматов. К апрелю 1943 года число «эрликонов» на на Вашингтоне довели до 64, а на «Норт Кэролайн» к марту 1944 года до 53. В конце апреля 1944 вместо одного одноствольного на «Вашингтоне» был установлен счетверённый «эрликон». К концу 1944 года было принято решение о замене одноствольных установок на спаренные. В апреле 1945 года «Вашингтон» нёс 75 20-мм автоматов, а его систершип — 56. К августу 1945 года на «Норт Кэролайн» было восемь спарок и 20 одиночных установок, а на «Вашингтоне» — одна четырёхствольная, восемь спаренных и 63 одноствольных установки. К концу 1945 года из 83 20-мм стволов на «Вашингтоне» оставили 63.

Орудие	16"/45 Mark 6		5"/38 Mark 12	40 mm/56 Mark 1 (Bofors)	1.1"/75 Mark 1	20 mm/70 Marks 2 (Oerlikon)
Калибр, мм	406		127	40	28	20
Длина ствола, калибров	45		38	56	75	70
Год разработки	1936		1932	1936	1929	1939
Масса орудия без замка, кг	97 231		1810	522	252	68,04
Скорострельность в/мин	2		15-22	120	150	450
Тип заряжания	картузное		раздельно-гильзовое	унитарное
Масса заряда, кг	242,7		6,9-7,03	0,314	0,120	0,086
Тип снаряда	Бронебойный Mark 6	Осколочно-фугасный Mark 13	Осколочно-фугасный Mark 34	Осколочно-фугасный Mark 1	Осколочно-фугасный Mark 1	Осколочно-фугасный Mark 3
Масса снаряда, кг	1225	862	25	0,9	0,416	0,123
Начальная скорость м/с	701	803	792	881	823	844
Живучесть ствола, выстрелов	395		4600	9500		9000
Максимальная дальность, м	33 741	36 741	15 903	10 180	6 767	4 389
Досягаемость по высоте, м	-		11 887	6797	5791	3048
Установка			Mark 28 mod 0	Mark 2 Quad	Quadruple Mount Mark 2 Mod 2	Mark 2
Количество стволов	3		2	4	4	1
Масса вращающейся части	1426 т Башни № 1 и № 2 1460 т башня № 3		70 894 кг	10 524-10 796 кг	4 763 кг	769 кг
Углы возвышения	−2°/+45° 0°/+45° башня № 2		-15°/+85°	-15°/+90°	−15°/+110°	−5°/+87°
Скорость наведения вертикального / горизонтального, гр/с	12 / 4		15 / 25	24 / 26	24 / 30	ручное

Радиолокационное вооружение

На момент проектирования радаров на кораблях не было. Кроме дальномеров установленных в башнях и в директорах, для целей навигации и управления стрельбой применялись два 3,6-метровых штурманских дальномера на крышах ходовой рубки и башни № 3, 4,6-метровый корректировочный дальномер на крыше боевой рубки. К середине 1942 года вместо штурманских дальномеров были установлены 20-мм зенитные автоматы. Первоначально линкоры были оснащены воздушным радаром СХАМ с антенной на фок-мачте, двумя артиллерийскими радарами Мк 3 для главного калибра и тремя Мк 4 для 127-мм орудий. Радары Мк 4 устанавливались на крышах директоров Мк 37 и на кормовом Мк 37 его не установили, из-за опасений что будет закрываться обзор для кормового директора ГК. Но в ноябре 1942 года на «Норт Кэролайн» он был установлен и там, на специальной подставке, поднимавшей радар над уровнем прицела директора ГК. Тогда же был установлен поисковый надводный радар SG. Его антенна располагалась на фок-мачте, под антенной воздушного радара. К апрелю 1944 года «Норт Кэролайн» на фок-мачте несла антенны поискового воздушного радара SK (антенна прямоугольной формы) и поискового надводного SG. На грот-мачте располагалась антенна вспомогательного надводного радара SG. Для управления стрельбой главным калибром были установлены два артиллерийских радара Мк 8. Один из Мк 3 был уставлен и перенесен на переднюю стенку директора. В 1944 году вспомогательный артиллерийский дальномер на боевой рубке заменили радаром Мк 27. В сентябре 1944 года вместо SK был установлен SK-2 с антенной округлой формы. Вместо Мк 4 была установлена комбинация из Мк 12 и Мк 22. «Вашингтон» получил такое же оснащение, но вместо SK-2 оставался SK. К концу войны «Норт Кэролайн» получила поисковые воздушные радары SR с антенной на грот-мачте и SCR-720 с антенной на носовой трубе. Эти же радары были установлены на «Вашингтон» после войны. В 1946 году на «Вашингтоне» размещались воздушные радары SK на фок мачте и SR на грот мачте, надводный радар SG с антеннами на фок и грот-мачтах и устройство постановки помех типа TDY с антенной на носовой башне управления стрельбой. Для управления 40-мм «Бофорсами» стояли директоры управления стрельбой Мк 57 с радарами Мк 34.

Артиллерийский радар Мк 3 стал поступать на флот в конце 1941 года. Его антенна имела продолговатую форму размером 3,66×0,91 м. Радар работал на длине волны 40 см с импульсами мощностью от 15 до 20 кВт и длительностью 1,5 мс. Максимальная дальность действия составляла 37 000 м, погрешность определения дистанции — 37 м. При отслеживании всплесков от падения снарядов дальность уменьшалась вдвое. С 1942 года был принят на вооружение радар Мк 8 с антенной 3,1 × 1 м, который работал на длине волны 10 см, с импульсами длительностью 0,4 мс и мощностью 15-20 кВт. Его мощность затем довели до 20-30 кВт. Дальность действия Мк 8 была такой же, как у Мк 3, но погрешность определения дальности сократилась до 4 м. Радар Мк 27 с длиной волны 10 см и мощностью 50 кВт считался резервным.

Радар Мк 4 применялся с сентября 1941 года, имел антенну 1,83×1,83 м. При длине волны в 40 см дальность его обнаружения составляла 37 000 м, а погрешность определения дальности 37 м. Его недостатком было плохое обнаружение низколетящих целей. С 1944 года его сменила пара радаров. Для определения дистанции применялся Мк 12 с той же антенной, длиной волны 33 см и мощностью импульса 100—110 кВт. Дальность работы по самолетам увеличилась до 41 000 м, по кораблям осталась на уровне 37 000 м. Точность составила 18 м. Радар обеспечивал автоматическую трассировку и измерение скорости изменения дистанции. В качестве определителя высоты использовался радар Мк 22 с узкой параболической антенной 0,46×1,83 м. Длина волны 3 см, мощность импульса 25-35 кВт, максимальная дальность 41 000 м. Он мог обеспечивать обнаружение самолета, летящего в 0,8° над горизонтом.

Авиационное вооружение

При проектировании линкоров в американском флоте считалось, что артиллерийский бой будет вестись на предельных дистанциях и наличие самолётов-корректировщиков на борту было обязательным. Корабли получили по три гидросамолета OS2U Kingfisher и две катапульты на корме. Два самолета хранились прямо на катапультах и один между ними на палубе. Для артиллерийских боёв самолёты-корректировщики оказались не нужны, к тому же из-за отсутствия ангара они были подвержены воздействию погоды и дульных газов от кормовой башни главного калибра. Несмотря на это, гидросамолеты оказались очень полезными при корректировке стрельбы по береговым целям, поэтому их оставили. А к концу войны их заменили более современными SC-1 Seahawk.

Бронирование

Бронирование выполнялось по традиционной «американской схеме» — хорошо защищенная броневая цитадель в центральной части со слабо бронированными оконечностями. Основу броневой цитадели составлял вертикальный броневой пояс толщиной 305 мм из крупповской брони — класса А по американской классификации. Он был наклонен под углом 15 °, имел длину 136 м и высоту 5,5 м. При нормальном водоизмещении примерно половина его уходила под воду. Подводная часть пояса постепенно утончалась до 168 мм. Пояс крепился на 19-мм обшивку из стали STS с бетонной подкладкой. Траверзы из брони класса А имели толщину 282 мм и шли от борта до борта. Ниже противоосколочной палубы (3-й) кормовой траверз шёл между противоторпедными переборками. Носовой траверз шёл между ПТП ниже 1-й платформы и опускался на одну палубу ниже кормового. Два дополнительных 49-мм траверза прикрывали отсеки главной энергетической установки и вспомогательных механизмов. Они проходили ниже 3-й палубы за вторым и перед третьим барбетами башен главного калибра. В районе погребов башен главного калибра также с наклоном в 10 ° шел внутренний пояс из брони класса В толщиной 51 мм с утолщением до 95 мм в оконечностях. Борт выше пояса изготавливался из стали STS толщиной 25 мм. В корме за пределами цитадели отделение рулевых машин защищалось траверзами из брони класса А. Носовой — 378-мм стенки от бортов с толщиной 282 мм между ПТП, за счёт чего была уменьшена глубина комового траверза цитадели. В кормовой части рулевые машины были прикрыты 282-мм траверзом, расположенным только между ПТП.

Самой мощной броней была защищена артиллерия главного калибра. Лоб башен был прикрыт 406-мм плитами, расположенными под углом в 30°. Боковые стенки имели толщину 249 мм, задняя стенка — 300 мм, крыша — 178 мм. От установки лобовых 457-мм плит отказались из-за невозможности осовить их производство в необходимый срок. Барбеты имели разную толщину по высоте и местоположению. Над бронепалубой (2-й палубой) передние (наружные) части барбетов имели толщину 373 мм, внутренние — 292 мм, боковые стенки — 406 мм. Ниже 2-й палубы защита состояла из двух колец — 73-мм наружного и 37-мм внутреннего. Ниже 3-й палубы шло одно 37-мм кольцо. Установки и барбеты ГК дополнительно защищались экранами из 49,5-мм плит STS, которые уменьшались до 36 мм в местах, прикрытых соседней установкой. Экраны шли между верхней и главной броневой палубой для внешних установок и только выше верхней палубы для средней.

Боевая рубка имела толщину боковых стенок 406 мм, 373 мм передней и задней стенок, 178-мм крышу и 100-мм пол. Коммуникационная труба была защищена 356-мм плитами. Директора главного и вспомогательного калибра и идущие к ним от цитадели коммуникационные трубы прикрывались 37-мм броней. Остальные вертикальные поверхности защиты не имели. Но в конструкции корпуса в качестве обшивки во многих местах использовалась сталь STS, мало уступавшая гомогенной броне. Остальные части изготавливались из высокопрочной стали HTS (high-tensile steel).

С учётом возросшей угрозы от бомб и предполагаемых больших дальностей артиллерийских дуэлей, при которых снаряды чаще поражают корабль в палубу, горизонтальное бронирование было значительно усилено, по сравнению с линкорами времён Первой мировой войны. Верхняя палуба, предназначенная для взведения взрывателей бомб и снарядов имела толщину 37 мм и начиналась от стволов носовой башни ГК. Ближе к корме её толщина уменьшалась сначала до 25 мм, а затем до 19 мм. Главная броневая палуба, опиравшаяся на верхний край броневого пояса, состояла из двух слоёв. На нижний слой из 36-мм STS укладывались плиты STS — толщиной 104 мм у борта и 91 мм в центральной части. Под главной палубой располагалась противоосколочная палуба — толщиной 16 мм в диаметральной плоскости и 19-мм у бортов. В некоторых источниках указывается, что в районе погребов ГК эта палуба утолщалась до 49,5 мм. Противоосколочная палуба продолжалась за кормовой траверз и над отделением рулевых машин имела толщину 152 мм. Палуба рулевого отделения имела толщину 49 мм. Суммарно три палубы давали 180 мм горизонтальной брони в диаметральной плоскости и 196 мм у бортов. По диаметральной плоскости бронирование было снижено за счёт бронирования палуб надстроек — носовые платформы на уровне крыши боевой рубки и её середины имели толщины 51 мм. Масса верхней палубы составляла 1179,4 дл. т, бронирование решёток и крышек люков — ещё 50,7 дл. т. Броневая палуба имела массу 2671,8 дл. т, плюс люки и решётки — 154,3 дл. т. Противоосколочная — 1102,7 дл. т, плюс 34,5 дл. т соответственно.

Противоторпедная защита (ПТЗ) рассчитывалась на противостояние взрыву 317-кг заряда ТНТ. Она была «слоистого» типа с булями и состояла на бо́льшей части длины из пяти продольных переборок из мягкой судостроительной стали. Обшивка буля была 16-мм толщины, дальше шли переборки 9,5; 9,5; 16; 19 и 11-мм толщины. Буль и два внешних отсека были пустыми, два внутренних, заполненных жидкостью — нефтью или водой, внутренний был также пустым. В оконечностях, в районе погребов, ПТЗ состояла из четырёх полостей — пустота — жидкость — пустота — жидкость. В этом районе внутренняя переборка имела толщину 51 — 95 мм. Общий вес продольных переборок составлял 1237,9 дл. т. Максимальная глубина ПТЗ на миделе на половине осадки составляла 5,64 м.

Анализ опыта Первой мировой войны показал, что установка переборок в диаметральной плоскости чревата опасностью опрокидывания при затоплении, поэтому от них отказались. При этом было обращено повышенное внимание системе контрзатопления, для чего использовались пустые отсеки ПТЗ. Ниже противоосколочной палубы были установлены поперечные водонепроницаемые переборки. Хотя взрыв под днищем считался маловероятным, линкоры получили тройное дно высотой 1,753 м. Нижнее пространство высотой 0,915 м заполнялось водой, а верхнее высотой 0,838 м было сухим.

По расчётам при одном торпедном попадании корабль должен был получить крен в 7°, при котором высота броневого пояса над водой сокращалась до 0,03 м. Для выравнивания крена необходимо было бы принять 644 дл. т воды, что увеличило бы осадку на 0,269 м.

Силовая установка

Для размещения четырёхвальной силовой установки было применено эшелонное расположение — в четырёх автономных отсеках находилось по одному турбоагрегату и по два котла. Силовая установка имела номинальную мощность 115 тыс. л. с., что при средней частоте вращения винтов в 199 об/мин должно было обеспечить проектную скорость в 27,5 узлов. На два часа котлы могли выдать давление 43,3 атм, что обеспечивало мощность в 121 000 л. с. С одного борта в отсеке находились два котла, с другого — турбозубчатый агрегат, вращавший собственный вал. Такая схема повышала живучесть СУ, за счёт того, что каждый отсек был автономным и не терял работоспособности при торпедном попадании в соседний отсек. Оборотной стороной применения данной схемы стало большое разнесение отсеков по длине, что привело к необходимости использования двух дымовых труб. Также чрезмерно длинными, несимметричными и тяжёлыми получились валы винтов. Несмотря на предпринятые усилия по статической и динамической балансировке винтов и валов, корабли имели серьёзные проблемы с продольной вибрацией.

Первоначально планировалась установка котлов со средними параметрами пара. Но по настоянию шефа Инженерного бюро флота, контр-адмирала Гарольда Дж. Боуена, был использованы высокотемпературные котлы высокого давления, подобные котлам на новых эсминцах — было принято давление пара 40,43 атм (600 psi) при 454,4°С(850°F), против 21 атм и 300°С на крейсерах и 28 атм и 342°С на авианосцах типа «Энтерпрайз», благодаря чему количество котлов было сокращено до восьми. Трёхколлекторный котёл типа «экспресс» фирмы «Бабкок и Уилкокс» имел по две форсунки, два дымохода и пароперегреватель обычного типа. Котлы имели систему точного контроля за перегревом пара. При использовании термопар вместо ртутных термометров появилась возможность регулировать температуру на выходе с точностью до одного градуса. Корпус котла был двухслойным, что позволяло уменьшить шумность и подогревать воздух на входе в форсунки. При использовании такой схемы стал ненужным искусственный наддув котельных помещений и персонал в них работал при нормальном давлении. В каждом отсеке кроме двух котлов находилось четыре агрегата наддува с турбинным приводом.

Турбозубчатый агрегат фирмы «Дженерал Электрик» оснащался турбинами импульсного типа и состоял из единого блока из четырёх турбин. Турбина высокого давления была совмещена с турбиной крейсерского хода. Турбина низкого давления была совмещена в одном корпусе с турбиной заднего хода мощностью 8000 л. с. Ротор турбины высокого давления имел 12 ступеней лопаток; максимальная скорость вращения ротора составляла 5905 об/мин. Турбина низкого давления имела 6 ступеней с максимальной скоростью 4937 об/мин, турбина заднего хода — 3 ступени и 3299 об/мин.

На этапе проектирования для снижения оборотов от турбины к винту были приняты двухступенчатые планетарные редукторы. Их использование стало возможным благодаря прогрессу в технологиях в 1930-х годах. Рассматривавшийся вариант одноступенчатого редуктора имел бо́льшие габариты и вес. А использование турбоэлектрической силовой установки хотя и давало возможность более гибкого выбора режимов работы и обеспечивало лучшую компоновку установки, приводило к значительному росту её массы. У авианосцев типа «Лексингтон» её относительная масса составила 35,03 кг / л.с. У новых линкоров этот параметр был улучшен до 27,21 кг / л.с. при общей массе силовой установки в 3339 т.

При постройке внутренние винты были четырёхлопастными, а внешние — трёх. Но при первых пробегах «Норт Кэролайн» в июне 1941 года были обнаружены серьёзные проблемы. При достижении мощности в 70 000 л. с. появлялась сильная продольная вибрация и испытания пришлось прервать при мощности 90 000 л. с. и скорости порядка 23 узлов. Ситуация требовала срочного исправления. Ряд экспертов рекомендовал ограничить скорость новых кораблей 23 узлами, но это делало бы невозможным их использование совместно с авианосцами. 24 июня секретарь флота Нокс предложил усилить фундаменты турбоагрегатов, крепления валов и уменьшить диаметр винтов. Руководитель опытового бассейна имени Тэйлора в июле 1941 года на конференции в Филадельфии предложил сделать внутренние винты пятилопастными, а внешние — четырёх. На «Норт Кэролайн» установили внешние четырёхлопастные винты диаметром 4,99 м, вместо прежних 5,26-метровых. 3 августа 1941 года на испытаниях корабль развил мощность 123 850 л. с. при водоизмещении 44 400 дл. т. В декабре 1941 года, после замены на четырёх- и пятилопастные винты «Вашингтон» развил 121 00 л.с. и при 195 оборотах показал скорость 25,9 узла с водоизмещением 42 000 дл. т. Но эти меры лишь частично решили проблему. Вибрация кормового дальномера всё равно была слишком сильной, делая стрельбу невозможной. Пришлось делать дополнительные подкрепления турбин, валов и кормовой надстройки и продолжить эксперименты с винтами. Из-за интенсивного использования линкоров работы затянулись и весь комплекс работ на «Вашингтоне» был завершен только к апрелю 1944 года во время ремонта на верфи Пьюджет Саунд. Но даже после всех этих мер уровень вибрации на скоростях от 17 до 20 узлов признавался чрезмерным.

Обычный полный запас нефти в 5550 дл. т обеспечивал дальность хода в 13 500 миль на 15 узлах, 8640 на 20-ти, 4925 на 25-ти и 3456 на 27 узлах. При максимально теоретически возможном запасе в 7554 дл. т. эти цифры увеличивались до 18 375 (на 15 узлах), 11 800 (20), 6700 (25), 4698 (27). При отработанной практике дозаправки в море, это обеспечивало новым линкорам потрясающую автономность.

Напряжение в бортовой сети переменного тока составляло 450 В. В отсеках главных механизмов стояло четыре турбогенератора мощностью по 1250 кВт. Кроме них устанавливались четыре дизель-генератора по 850 кВт и два аварийных по 200 кВт. Дизель-генераторы располагались в отделении под носовой надстройкой и за кормовой башней главного калибра.

Проекты послевоенной модернизации

В мае 1954 года кораблестроительным бюро был разработан план модернизации линкоров типа «Норт Кэролайн». Предлагалось установить двадцать четыре 76-мм 50-калиберных зенитных орудий с управлением шестью директорами Mark 56. Линкор водоизмещением в 35 000 тонн идеально подходил для сопровождения авианосных групп. Но скорости в 27 узлов было недостаточно. Озвучивалось предложение поднять максимальную скорость «Норт Кэролайн» на четыре узла — до 31. Это потребовало бы установки новой силовой установки мощностью 240 000 л.с. При условии уменьшения водоизмещения за счет снятия броневых плит внешнего главного пояса потребная мощность снижалась до 216 000 л.с. Без учета затрат по активации кораблей, простоявших 10 лет в резерве, ориентировочная стоимость модернизации составила бы $40 млн.

Расчеты показали, что при условии снижения полного водоизмещения до 41 200 тонн потребная мощность составляла 210 000 л.с. Энергетическая установка подобной мощности (212 тыс. л.с.) ставилась на линкоры типа «Айова». Она подходила по весу, но занимала гораздо больший объём. На «Норт Кэролайн» силовая установка занимала объём 53,5×21,3×7,3 м, на «Айове» — 78×22×7,9 м. Даже при условии снятия третьей башни главного калибра такой объём высвободить было невозможно. К тому же винты на «Айове» имели диаметр 5,8 м. Для установки винтов большего диаметра на «Норт Кэролайн» необходимо было бы перестроить кормовую часть. Эти обстоятельства и финансовые соображения привели к отказу от проекта модернизации.

Рассматривался также проект модернизации «Норт Кэролайн» в вертолетоносец. Скорость оставалась той же. Устанавливались 16 76-мм орудий в спаренных установках. Снимались все 406-мм и 127-мм орудия. При этом носовая башня оставлялась для сохранения остойчивости. Корабль мог нести 28 вертолётов, 1880 морских пехотинцев, груз в 540 т и 760 000 л горючего. Срок службы составил бы 15-20 лет при стоимости ежегодного обслуживания в $440 тыс. Цена самой модернизации оценивалась в $30 790 000. Это было выше стоимости постройки специализированного вертолетоносца, поэтому от этого проекта модернизации также отказались.

Строительство и эксплуатация

Название	Судоверфь	Закладка	Спуск на воду	Принятие на вооружение	Судьба
Северная Каролина North Carolina	Нью-Йоркская верфь	27 октября 1937	13 июня 1940	апрель 1941	Корабль-музей с 1961
Вашингтон Washington	верфь флота в Филадельфии	14 июня 1938	1 июня 1940	май 1941	снят с вооружения в 1961

ВВ-55 «Норт Кэролайн»

Заказ на постройку линкора «Норт Кэролайн» получила военно-морская верфь Нью-Йорка. Киль был заложен 27 октября 1937 года, спуск на воду состоялся 13 июня 1940 года. «Крестной матерью» была Изабель Хоуей, дочь губернатора штата Северная Каролина. Из-за проблем с вибрациями пришлось проводить замену винтов. Испытания затянулись, а так как они проводились в гавани Нью-Йорка, жители выходили поглазеть на него, и линкор получил прозвище «шоубот».

6 декабря на нём поднял свой флаг командующий 6-й дивизией линкоров контр-адмирал Дж. У. Уилкокс. После нападения на Пёрл-Харбор «Норт Каролина» была запланирована к отправке на Тихий океан. Но до весны 1942 года линкор занимался боевой подготовкой в Атлантике и на Тихий океан прибыл только 10 июня. Линкор вошёл в состав прикрытия авианосца «Энтерпрайз». 7 августа соединение вместе с авианосцами «Уосп» и «Саратога» занималось прикрытием высадки американских войск на Гуадалканале. 24 августа «Норт Кэролайн» вместе с соединением «Энтерпрайза» приняла участие в битве с японскими авианосцами — в сражении у Восточных Соломоновых островов. Во время боя линкор занимался обеспечением ПВО, предположительно сбив при этом от 7 до 14 самолётов. 15 сентября 1942 года американские авианосцы занимались прикрытием конвоя, доставлявшего подкрепления и припасы на Гуадалканал. Залп японской подлодки I-19 пустил на дно авианосец «Уосп», а одна из торпед угодила в «Норт Кэролайн». Линкор ушёл в Пёрл-Харбор, где занимался ремонтом до начала следующего года.

Весь 1943 год линкор прикрывал войсковые конвои в восточной и юго-восточной части Тихого океана. С марта по апрель и в сентябре прошёл ремонт и модернизацию в Пёрл-Харборе. В ноябре прикрывал авианосец «Энтрепрайз» при нанесении удара по островам Гилберта. В декабре вошёл в охранение авианосца «Банкер Хилл» во время рейда на Кавиенгу в Новой Ирландии. В январе 1944 года вошел в состав быстроходного авианосного соединения TF.58. Участвовал в операциях по захвату островов Кваджалейен, Намюр, Рои, Трук, Марианских островов, сражении в Филииппинском море. Затем принимал участие в финальных битвах на Тихом океане — захвате Лейте, рейдов против Формозы, островов Рю-кю, Хонсю. Осуществлял прикрытие высадки на Иводзиму и обстрелы побережья японских островов, заслужив за время войны 12 боевых звезд.

27 июня 1947 выведен из боевого состава и поставлен на консервацию в Нью-Йорке. 1 июня 1960 года исключен из списков флота и 6 сентября 1961 года передан штату Северная Каролина. С 29 апреля 1962 года и по настоящее время стоит в качестве мемориала в Уилмингтоне.

ВВ-56 «Вашингтон»

Заказ на постройку линейного корабля ВВ-56 был выдан верфи флота в Филадельфии. Закладка произошла 14 июня 1938 года на слипе № 3. Спущен на воду 1 июня 1940 года. «Крестной» корабля стала Вирджиния Маршалл, потомок первого главного судьи государства Маршалла. Линкор был укомплектован экипажем 15 мая 1941 года. После нескольких месяцев учений вошел в состав 6-й дивизии линкоров Атлантического флота. После вступления США в войну «Вашингтон» был переброшен в Скапа-Флоу для усиления британского флота. В переходе из Портленда с 26 марта по 4 апреля участвовали «Вашингтон», авианосец «Уосп», крейсера «Уичита» и «Тускалуза». Во время перехода 27 марта на борту «Вашингтона» произошел инцидент — упал за борт и погиб командующий линейными силами атлантического флота адмирал Уилкокс. С 28 апреля по 5 мая «Вашингтон» входил в дальнее прикрытие арктического конвоя PQ-15. Во время похода получил повреждение от взрыва глубинных бомб тонущего эсминца «Паджаби». Ремонтировался на плаву в Хваль-Фьорде (Исландия). С 1 по 6 июля прикрывал конвой PQ-17. С 21 июля по 23 августа прошел ремонт в Нью-Йорке. Перешёл на Тихий океан и 15 сентября включен в состав TF.17.

В ночь на 15 ноября в составе TF.64 принял участие в ночном бою у Гуадалканала. Американское соединение в составе «Вашингтона», линкора «Саут Дакота» и четырёх эсминцев встретилось в бою с японским соединением в составе линкора, четырёх крейсеров и 9 эсминцев. «Вашингтон» практически в упор расстрелял японский линкор «Кирисима», ведя огонь по данным, получаемым с радиолокационной станции.

В начале 1943 года «Вашингтон» продолжал действовать в районе Соломоновых островов. В июне-июле прошёл ремонт в Пёрл-Харборе, после чего был придан быстроходному авианосному соединению TF.58. В его составе в конце 1944 года принял участие в рейде на Маршалловы острова, обстреле Науру. В январе 1944 бомбардировал атоллы Тароа и Кваджилейн. 1 февраля столкнулся с линкором «Индиана», ремонт — 3 месяца.

Летом 1944 года в составе TF.58 участвовал в захвате Марианских островов и сражении в Филиппинском море. В конце войны участвовал в высадке на Иводзиму, рейде против японских островов, вёл обстрелы позиций на Окинаве. В июле 1945 года прошёл ремонт на верфи в Пьюджет Саунд и 2 сентября успел поучаствовать в церемонии подписания капитуляции Японии в Токийском заливе.

17 октября прибыл в Филадельфию. В рамках операции «Мэджик Карпет» в ноябре-декабре 1945 года вывез из Великобритании 1664 демобилизованных военнослужащих. Всего за время войны получил 13 боевых звёзд. 27 июня 1947 года выведен в резерв. 1 июня 1960 исключен из списков флота и 24 мая 1961 года продан на слом.

Оценка проекта

Расчётные показатели бронепробиваемости в мм американской брони класса «A» — борт / класса «B» — палуба, на дистанции
Линкор	Орудие	0 км	5 км	10 км	15 км	20 км	25 км	30 км	35 км
«Ришелье»	380 mm/50 Model 1935	935	779/19	630/38	514/57	421/78	355/98	301/136	259/217
«Кинг Джордж»	14″/45 Mk VII	800	677/19	565/36	477/57	405/76	353/102	277/152	190/314
«Вэнгард»	15″/42 Mk I/N	866	728/20	604/39	507/60	428/82	368/115	280/180
«Бисмарк»	38 cm/52 SKC/34	894	747/18	622/35	518/53	431/69	356/89	293/129	240/195
«Витторио Венетто»	38,1 cm/50 Ansaldo 1934	904	783/18	670/34	573/52	488/69	428/89	373/116	311/187
«Норт Кэролайн»	16″/45 Mk 6	770	661/23	560/49	479/73	413/102	354/139	296/243

Линкоры типа «Норт Кэролайн» стали первыми американскими линкорами, построенными после долгих «линкорных каникул». Цикл их проектирования оказался самым длительным, а количество рассмотренных вариантов — самым большим в истории американского линкоростроения. Первоначально линкоры проектировались под ограничения Лондонского морского соглашения — максимальный калибр орудий не более 356 мм, максимальное водоизмещение не более 35 000 длинных тонн. После отказа Японии ратифицировать договор вновь обрели силу условия предыдущего Вашингтонского соглашения — 406 мм и 35 000 длинных тонн. Возможная замена калибра изначально учитывалась при проектировании, поэтому переход на 406-мм орудия произошёл относительно безболезненно, однако бронирование изменить на этом этапе уже было невозможно. В силу этого линкоры типа «Норт Кэролайн» получились по американским меркам не сбалансированными — их броневая защита не соответствовала главному калибру орудий. Зона свободного маневрирования против 356 мм орудий лежала в диапазоне от 100 до 154 кбт, однако против 406-мм орудий она становилась совсем не адекватной — ЗСМ сужалась до диапазона 116—130 кабельтовых.

В американском флоте была принята концепция сверхтяжёлого снаряда с относительно малой начальной скоростью. Американские теоретики считали, что в хороших погодных условиях Тихого океана бои будут вестись на больших дистанциях, и, таким образом, снаряды должны были поражать палубы. В этих условиях более эффективным становился тяжёлый и относительно медленный снаряд. Он быстрее замедлялся и падал на палубу под бо́льшим углом, за счёт чего повышалась бронепробиваемость. Снаряды флотов европейских государств в сравнении с американскими обладали меньшей массой и большей начальной скоростью. Это обеспечивало им лучшую бронепробиваемость вертикальной брони на малых дистанциях, однако палубы они пробивали значительно хуже. Система управления артиллерийским оружием была на высоком уровне. После того, как за годы войны американцы смогли доработать артиллерийские радары, СУАО многими специалистами признавалась лучшей в мире. Американские линкоры, оснащённые тяжёлыми снарядами, проламывающими палубы, и совершенной СУАО, становились грозным противником для любого современного им линкора.

Американские линкоры получили очень мощную батарею из двадцати 127-мм универсальных орудий. В годы второй мировой войны артиллерийские дуэли кораблей стали редкостью. Самолёты, особенно на Тихом Океане, стали более грозным оружием. Гораздо чаще американские линкоры стали использовать как основу ордера ПВО авианосных соединений. Поэтому хорошая защищенность и мощная дальнобойная батарея 127-мм орудий стали большим плюсом. Большое водоизмещение позволило вместо неудачных 28-мм «чикагских пианино» разместить на линкорах многочисленные 20-мм и 40-мм автоматы. Если добавить к этому постоянно совершенствовавшуюся систему управления артиллерийским огнём, то становится понятным, почему зенитное вооружение американских линкоров считалась одним из лучших в мире.

Противоторпедная защита американских кораблей была довольно скромной. Её эффективность сильно зависела от глубины — расстояния от борта до внутренней противоторпедной переборки. Глубина ПТЗ по миделю для «Норт Кэролайн» составляла 5,64 м, что было больше чем 4,11 м у британского «Кинг Джордж V» . Тем не менее, эта величина значительно уступала 7 м французского «Ришелье» и рекордным 7,57 м итальянского «Литторио». Средние, если не сказать посредственные, показатели ПТЗ явились причиной того, что 15 сентября 1942 года «Норт Кэролайн» фактически была выведена из строя в результате единственного торпедного попадания.

Сравнительные ТТХ линкоров постройки 1930—1940-х гг.
характеристики	«Норт Кэролайн»	«Кинг Джордж V»	«Бисмарк»	«Литторио»	«Ришелье»
Страна
Водоизмещение стандартное/полное, т	37 486/44 379	36 727/42 076	41 700/50 900	40 724/45 236	37 832/44 708
Артиллерия главного калибра	3×3 — 406-мм/45	2×4, 1×2 — 356-мм/45	4×2 — 380-мм/47	3×3 — 381-мм/50	2×4 — 380-мм/45
Вспомогательная артиллерия	10×2 — 127-мм/38	8×2 — 133-мм/50	6×2 — 150-мм/55 8×2 — 105-мм/65	4×3 — 152-мм/55 12×1 — 90-мм/50	3×3 — 152-мм/55 6×2 — 100-мм/45
Зенитная артиллерия	4×4 — 28-мм	4×8 — 40-мм/40	8×2 — 37-мм 12×1 — 20-мм	8×2 и 4×1 — 37-мм 8×2 — 20-мм	4×2 — 37-мм 4×4 и 2×2 — 13,2-мм
Главный броневой пояс, мм.	305	356 — 381	320	70 + 280	330
Бронирование палубы, мм	37 + 140	25 + 127…152	50…80 + 80…95	45 + 90…162	150…170 + 40
Бронирование башен ГК, мм.	406 — 184	324 — 149	360 — 130	350 — 150	430 — 170
Бронирование боевой рубки, мм	406 — 373	114 — 76	350 — 220	260	340
Энергетическая установка, л. с.	121 000	110 000	138 000	130 000	150 000
Максимальная скорость, узлы	27,5	28,5	29	30	31,5

Литература

на русском языке

• Балакин С. А., Дашьян А. В. и др. Линкоры Второй мировой. — М.: Коллекция, Яуза, Эксмо, 2005. — ISBN 5-699-14176-6.
• Кофман В. Л. Линейные корабли типа «Кинг Джордж V». — М., 1997. — 72 с.
• Сулига С. Линкоры типа Норт Кэролайн. — Москва: Цитадель, 1998. — ISBN 5-00-002182-7.
• Чаусов В. Н. Линкоры типа «Саут Дакота». — М.: Моделист-конструктор, 2005. — (Морская коллекция спецвыпуск № 1 / 2005). — 2010 экз.

на английском языке

• Campbell, John. Naval Weapons of World War Two. — London: Convay Maritime Press, 2002. — ISBN 0-87021-459-4.
• Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Convay Maritime Press, 1992. — ISBN 0-85177-146-7.
• Friedman N. U.S. Battleships: An Illustrated Design History. — Annapolis, Maryland, U.S.A.: Naval Institute Press, 1985. — 464 p. — ISBN 0-087021-715-1.
• Robert O. Dulin, William H. Garzke, Thomas G. Webb. United States Battleships, 1935-1992. — Annapolis, Maryland, U.S.A.: Naval Institute Press, 1995. — ISBN 978-1557501745.

на немецком языке

• Gröner, Erich. Die deutschen Kriegsschiffe 1815-1945 Band 1: Panzerschiffe, Linienschiffe, Schlachschiffe, Flugzeugträger, Kreuzer, Kanonenboote. — Bernard & Graefe Verlag, 1982. — 180 p. — ISBN 978-3763748006.

Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Норт Кэролайн»

Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»